а остались вообще у меня вокруг люди, которые НЕ любят ебические сериалы? как формат. я даже не знаю, прилично ли спрашивать, остались ли кто, кого бесит нетфликс хд
я всякую хрень с собой делал, конечно, и к большинству физических изменений как-то быстро адаптировался. но вот эта простая фигня уже пару лет как не меняется. руки! когте.
у меня рабочая длина ногтей - в районе полсантиметра, я ношу их дохрена месяцами. можно длиннее, но уже зависит от условий, насколько лень поддерживать приличный вид их. вот эти 5-7 мм - это мой пинцет, недоножик для протыкания упаковок, лопатка для загребания сомнительной субстанции и крема из баночки, отвёртка для выкручивания неплотных винтов в приборах.
иногда их срезаешь, чтоб обновить. шок! сенсация! организм тормозит уже сутки. это ж руки, про них не забудешь, как про вкрученное в морду кольцо. я не достаю до предметов. я мажу мимо клавиш. пост пишу вот уже минут 15, исправляю опчтк в каждой строке. (а есть ещё смартфон, ахаха.) у меня пальцы голые! их всё трогает. в местах, к которым я не привык. а завтра-послезавтра ещё будут болезные, потому что край ногтевого ложа должен отстать, та часть, которая прирастает к длинному когтю и делает удлинённое ложе, если не трогаешь долго. как раз смена вечером и потом утром, ахаха-2.
у меня малые пальцы. руки малые и голые. я не умею к этому адаптироваться быстрее, чем за трое суток. будто у меня не только пальцы малые, но и мозг ленивый. почаще менять, что ли.
не совсем вампиры, асванг - это филиппинский злой дух, способный менять форму и жрать людей. их условно подразделяют на несколько категорий: вампир, пожиратель внутренних органов, пёс-оборотень, ведьма и упырь, но граница условна. наш пытается быть понемногу всеми.
фильм странный. очень красивый материал, чудесный, совершенно не глянцево снятый дом, лес вокруг, филиппинское кладбище среди деревьев, вообще фоны замечательные. их одних хватает для атмосферы, просто снимайте больше вот того, что у вас вокруг. то, что это снято наивно, на странную камеру, без кучи штативов и оборудования, и кучей фоновых шумов - до какого-то момента работает на ура, это не вылизанная ровная картинка с тысячей фильтров, но фильм и не пытается изображать мокьюментари. да, иногда эта наивная кривоватая съёмка палит откровенные огрехи, даже моим глазом видно, но это вписывается в картинку и тоже делает её ощутимее. это здорово.
актёры тоже красивые - и совершенно бессмысленные. ощущение, что и они сами, и их персонажи очень смутно догадываются, что вообще здесь делают. даже ребята на втором плане как-то выглядят по-человечески по сравнению с главными героями, те совсем тупо отмороженные большую часть времени. как будто только набеги асванга их и оживляют. кроме Мервина, он лапонька адекватная почти нон-стоп. иногда кажется, будто они просто что-то знают и понимают иначе, чем ты, и это тоже осмысленная часть сюжета. но чем дальше, тем больше - особенно с появлением колдунско-христианского хилера - понимаешь, что они как раз не знают примерно ничего, даже где думают, что понимают происходящее. мне хочется сказать про самих актёров то же самое.
сюжет дыряв, откровенно хромает на сто двадцать ног, и на нём малобюджетность фильма видно ещё сильнее, чем на актёрах. пока он не пытается что-то объяснить и просто показывает картинку, она остаётся плюс-минус цельной и несёт в себе много интересного. но как только начинаются попытки в сюжет, в диалоги и обоснуй, в стандартные хоррор-ходы, рука прирастает к лицу. не можете - не позорьтесь. оставьте недосказанным, дайте действие или его отсутствие, вы ведь и так насыпали много деталек и намёков. бессвязные попытки пересказать клочки голливудских страшных фильмов на языке азиатского второклассника не помогают состыковать в голове сюжет, только путают.
и при этом... мне скорее понравилось, чем нет. и фон, и филиппинская эта трава с кладбищами, и полувампирская местная нечисть. внезапные детальки, вроде того, где никто не видит, сколько на самом деле пальцев у следов на песке. или где ты понимаешь, что персонажи реально видят не то, что другой чувак и ты, и никто об этом так и не узнает. мне было интересно, что это за нечисть, как она работает. мне было тупо интересно, на кого всё-таки асванг положил глаз и получит ли своё. если игнорировать те моменты, когда они пытаются в сюжет или обоснуй, это правда красиво.
мне было даже немного переживательно за единственного чувака, который там пытался без лишнего трёпа просто делать свою работу, не творить лишней херни, реагировать адекватно и вообще вести себя как взрослый серьёзный мужик, не будучи таким же поленом, как окружающие при том, что это смазливый филиппинский мальчик с глазами оленёнка и полицейским пистолетом в хрупких лапках.
шок и сенсация, но там даже был момент, в который мне реально стало не по себе - а это очень круто для фильма, в котором даже скримеры не работают. если будете смотреть, поделитесь, кто заметит его там же.)
если бы авторы уважительнее обращались с материалом, не пытались сделать вид, что в этом фильме прям есть настоящие куски фильмов, как они видели в телевизоре в шесть лет, а дали возможность наблюдать то, что они наснимали, убрав большую часть трёпа и попыток в сценарий - это был бы очень чудесный фильм.
удивительно, но очень неплох. а для псевдодокументалки из двух ушлёпков, пары их дружочков и мешочка карманных денег вместо бюджета - вообще отлично. если честно, у меня довольно низкая критичность к мокьюментари и их подобиям - дайте мне туда нормальную тему, не палитесь уж очень в том, что у вас претензия на крутой фильм, потому что чаще всего нет, покажите не очень бесящих персонажей, и всё будет ок. у зрителя в голове должен складываться свой ковёр на посмотреть из вашего искусства, не мешайте его складывать. эти ребята - не мешают.
как история этот фильм очень простой и удобный. там дают именно то, что написано в любой аннотации: два дружбана набрали денег и стопку камер, поехали в кругосветочку и делают про этот видеоблог. и одного по ходу дела покушали вампиры, после чего он начинает немножко меняться. и оба с этого охреневают. ну, такая простая история простого чувака, каких в вампирьем жанре могли бы быть тысячи, но они никому не интересны на фоне крутых голливудских сюжетов. или даже - такая история, как могла бы быть у персонажа игрушки вроде старой VtM:B, только в модусе не "ожидание", а "реальность".
когда в игре тебя покусили вампиры и кинули хрен знает где, ты постепенно пробуешь новые силы, встречаешь врагов и союзников, ввязываешься в важную эпическую движуху, решаешь - законно или не очень, но круто и удачливо - вопросы своего пропиталова и убежища, получаешь левел-апы и соответствуешь им, всё такое. а здесь ты охреневаешь, бро твой охреневает, чо делать, вообще непонятно, но щас мы попробуем придумать какую-нибудь нелепость.
мне нравится, как это снято. да, это псевдодокументалка, обоснуй для которой - видеоблогинг вот этих двоих, но они готовились, у них очень неплохие камеры, не самые кривые руки, и они не злоупотребляют помехами или приёмом, когда камера прыгала так, будто у оператора паркинсон, чтобы ты не мог рассмотреть убожество происходящего. они выбирают хорошие локации, выразительные, когда надо, но не лупящие тебе в лицо художественностью и постановкой. на них просто приятно смотреть. а так можно было? да и сами мужики, в общем, норм. они, конечно, делают лица в камеру иногда - но им по сюжету положено, они видосики для блога пилят, что б нет?
процесс метаморфоз - в него не тычут постоянно, и он довольно наивен и классичен для стандартного "мой бро превращается в ебучего вампира", от выросших статов силы и скорости до боязни света и физических изменений от голода. мне немного не хватало в этом физиологичности и большего акцента на именно ощущаемых изменениях - хотя пара сцен там была довольно милой, и я подозреваю, что если бы ребята попытались обмазаться этим подробно, ничего хорошего бы не вышло. но они остались в рамках именно за счёт того, что не пытались претендовать на очень уж много. так что кого пугает боди-хоррор - это не сюда, тут практически нет такого. жаль, конечно.
не могу не отметить ещё пару шикарных экшон-сцен с убегаловом от преследователей с камерой гоу-про на башке. если до них я сомневался, не мерещатся ли мне там отсылки к куче видеоигр от первого лица, то здесь - это оно, в чистом виде практически хддд
мне нравятся персонажи - не потому что я им сочувствую, боже упаси, я вообще терпеть не могу, когда фильм пытается взывать к моей сочувствовалке. но на них любопытно смотреть. они реагируют не как чуваки в фильмах, ебущие друг другу мозги, иначе драмы не будет, а как ушлёпки, в которых веришь. нормально, то есть, по большей части. ты раскрошил каменную стенку кулаком? из чего такие дохлые стены делают?! ты можешь бежать быстрее моцика и раздолбать камень? давай тестить, как это ваще работает. бро, я принёс тебе баночку коровной крови, ну пожри, ты же совсем дохлый стал.
первую половину фильма ты ржошь, потому что они вляпываются в проблемы совершенно естественно, как люди, которые вроде думают головой, пытаются решать поставленные задачи, но... не осилили заловить чужую собаку или кошку на улице - из жалости и из страха пиздюлей от хозяев - и попёрлись за город тырить порося. никогда не пробовали ни подкупать работников банка крови, ни водить спёртый реанимобиль. устраиваешь драку с чуваком, который хотел вытащить тебя на улицу под солнце - и оказываешься, блин, на улице под солнцем. ни хрена не понимаешь, что делать - и больше ломаешь дров, чем учишься. какие-то люто жизненные чуваки, потому что с ними происходит нелепая херня, которая происходит иногда с кем угодно в моменты "блять, могла ли моя жизнь стать ещё нелепее и проебаться ещё тупее?". могла, как бы говорит нам кино, если тебя покусили и ты теперь... как хочешь, так и живи. так или иначе хреново, и проблем чот меньше не станет, но всё-таки. мне нравится наблюдать за душевными чуваками, которые пытаются решать задачи.
в фильме есть пара сюжетных дырок, которые выглядят притянутыми за уши, вроде момента с добычей телефона Одри или интерпола. куча не прописанных моментов, которые можно достраивать самому, а можно игнорировать. довольно скромная хоррор-часть. хотя сцена после титров тоже очень классическая и сделала отдельное мне мимими. он не очень зрелищный, не очень эпичный или страшный, не претендует на исключительность или экзотичность.
так. я не умею в композицию. я не умею в выверение линий. я не умею и не хочу уметь, я просто хочу графоманить эти черновики дальше.
ещё немного про пылкого юношу, сбор инфы и про то, как здорово, что все мы здесь сегодня собрались. всё ещё ау, всё ещё куски. этот стоило сшить с предыдущим, но у меня всё опять сработало не так. хрен с ним. потом придумаю, что с ними делать дальше. Ему всё ещё кажется странной мысль, что именно в такие моменты, - напившись крови какого-нибудь идиота в городе, или, как сейчас, чьего-то почти добровольного раба, пришпиленного к стенке в кабинете бог знает ради какой идеи, - именно после этого чувствуешь себя почти человеком. В голове проясняется, мысли больше не перебивает нервное раздражение, не заставляет всё более злобно и затравленно скакать от точки к точке, не умея связать их между собой, да и не испытывая такого желания. Можно думать. Можно понимать. Можно контролировать себя и даже в чём-то сочувствовать этому бедолаге у стены - впрочем, Матьяс дал ему пару глотков из своего запястья, и тот снова счастливо пялится вперёд, не обращая внимания на отражение своего наркоманского счастья в лице собрата, получившего клочок дозы вместе с ним. Сросшиеся пальцы и крепления, похожие на антикварный экзоскелет. Анри не знает, должен ли испытывать сожаление - о них самих, или о том, что едва ли они захотели бы уйти, если бы им предложили. Но, по крайней мере, он честен с собой в этом незнании. Значит, пока всё работает.
- Выходит, всё ещё хранишь остатки человечности, - замечает архиепископ, пока программа медленно загружает данные. Анри пожимает плечами. - А ты, значит, всё ещё не требуешь от меня послать их к чёрту. - А разве я когда-нибудь собирался? - Матьяс пожимает плечами. - Я уже говорил, что не буду тащить тебя в боевую стаю, там хватает расходников и без тебя. Ты сам дурак, что выбрал эту позу. Но если ты по-прежнему можешь в ней стоять и приносить пользу делу, наслаждайся священной свободой. - Ты знаешь, что могу. Иначе этого разговора бы не было. - Знаю, - кивает Матьяс, переводя взгляд на монитор. Кроме карты, там высвечивается исходник с датами, списками, именами. Анри хмурится, проглядывая его наискосок, поднимает глаза. - Почему ты вообще заинтересовался тем, что творится на другом конце континента? Это даже не твоя епархия. - Первые трое погибших там каинитов были членами стаи Суарез. Ты её не знаешь, она водит бродячую стаю по всему восточному региону последние лет пять. Пугают бедуинов, набирают из них же себе стадо, выжирают, бегут дальше. Помогли мне как-то в одной мелкой заварушке с анархами. - Тебе, - Анри недоверчиво ухмыляется, - нужна была помощь в том, чтобы набить пару анарховских морд? - Какая разница, нужна ли? Я оценил порыв и верность секте. - Матьяс постукивает карандашом по столу, задумчиво глядя поверх монитора. - Суарез не доверяет епископам в Северной Африке. Не знаю, что они там не поделили - мне иногда кажется, она немного параноик. Когда её стая прикочевала в наше захолустье, она попросила меня послать туда пару ребят, если у меня есть, попробовать разобраться по-тихому. Если бы там затаились камарильские ублюдки, мы подключили бы всех, кто будет рядом, и снесли там всё. Это наша территория. - Я помню, они так не считают. - Само собой. - Матьяс едва заметно морщится, кладя ладонь на собственную шею и потягивая мышцу. - Мне успели передать, что признаков угроз нет, проверить ситуацию с местными, и... Больше ничего, тишина. А дальше ты знаешь. Я послал туда нормальную котерию, когда не вернулись эти двое. Им не препятствовали до самого момента исчезновения. За ними сгинули ещё две, я отправил их независимо друг от друга. Точно так же сгинули, без следов. Меньше, чем за месяц. Три группы - боевые, верные друг другу и наверняка лично ему, уж таких он выращивать умел, когда было нужно. Что надо сделать, чтобы такие пропали по дороге, не оставив следа? - Не предательство? - помолчав, спрашивает Анри. Матьяс смотрит в сторону - не больше мгновения, прежде чем покачать головой с явным сомнением. - Не такое, о котором мы смогли бы хоть что-то установить. Аргументов за эту версию у меня нет, в отличие от аргументов против. Если у тебя будет что добавить к этому... - А охотники? - Обычно устраивают представление и оставляют за собой горы пепла и выжженной земли. Как и Камарилья, если они не дураки. Ты ведь не станешь отказываться использовать расправу над врагами к вящей славе своих хозяев и для устрашения остальных? А там расправа была быстрой, чистой, и я не вижу причин, почему бы Камарилье или охотникам о ней промолчать и не сделать всем вокруг красиво. Но они не оставили даже следа. Ни физически, ни какого-нибудь подобия... Магии или колдовства. Если верить тому, что я успел получить. По мере того, как он говорит, Анри просматривает данные по карте и сверяет с новыми. Этот разговор нравится ему всё меньше. И не только содержанием. - Ассамиты? Тал-Махе-Ра?.. - Я не исключаю, - неохотно кивает Матьяс. - Но снова слишком мало сведений, чтобы говорить конкретно. Не знаю. Послать туда ещё несколько стай - значит, точно так же скормить их в темноту неизвестно чему. Для нормального расследования этого маловато, сам понимаешь. Для боевых действий, очевидно, тоже. - Дела. А я думал, это я буду тем, кто сообщает тебе собранные данные и верифицирует выводы. - Анри сцепляет руки в замок, кладет на них подбородок. - Стоило додуматься, что ты меня зовешь не за этим. - Не только за этим, - поправляет Матьяс, устраиваясь на краю стола рядом с ним. - Ты говорил, что связь очевидна. Что ты выяснил из того, что я тебе не сказал? - Ладно. Смотри. Он щелкает курсором и открывает карту, подкручивает масштаб, разворачивая затем монитор к Матьясу. - Вот наша основная сумеречная зона. Считай, от египетского захолустья, по побережью и немного в сторону израильских границ. Другого захолустья, то есть. Дальше, - он щелкает курсором снова, обозначая отметку, - насчет Суарез я и правда не в курсе, а твои первые ребята теряются где-то здесь. - Почему здесь? - Нахмурившись, Матьяс снова стукает карандашом по столешнице. - Последний выход на связь был севернее. Вот тут примерно, в паре часов от Луксора. - А сигналы с устройств пропадают вот здесь, причем ближе к рассвету. Если я правильно поймал время. - Чудесно. Все понятнее и понятнее. - Матьяс отчеркивает карандашом на листке координаты точек. - Дальше? - Дальше ты шлешь первую, ладно, допустим, котерию. И почти сразу за ней еще две, они лезут в тот же район с разных сторон и пропадают вообще бесследно. И рисуют нам вот такую территорию между точками. - Это должно мне о чем-то говорить? Матьяс рассматривает получившуюся фигуру, едва заметно шевеля губами, и Анри не уверен, что вопрос обращен к нему. - Пока не знаю. По мне, гораздо хреновее выглядит то, что как минимум две последние пропали в примерно одно время. - Он убирает маркеры, кроме последних точек, и на карте снова остается только россыпь отметок на североафриканских просторах. - Что бы ни пыталось оторвать нам руки, его либо много, либо оно в состоянии контролировать вот такую территорию одновременно. Класс, да? Матьяс поднимается с края стола и делает несколько шагов по кабинету, потирая ладонью предплечье. - Я не думаю, что целью были именно наши руки, - замечает он наконец. - Даже если бы Суарез или тамошние братья попали под кого-то из моих врагов, кто рассчитал, что она обратится ко мне... В чем смысл идти по кружному пути и выманивать у меня тех, кого я и так готов был пустить в расход? Это кроме вопроса, кому и зачем мы тут вообще нужны последнее время. Анри молчит, глядя на карту на экране - наверное, дольше, чем вообще стоило бы. Отличный момент, чтобы припомнить: в твоей биографии, в принципе, бывали моменты, которые могли бы много кого заинтересовать. Пусть даже это было не вчера. Пусть даже мы одной только удачей их пережили и не перебили друг друга после. Но ты же не можешь игнорировать возможность... Не только удачей, напоминает он себе. Матьяс смотрит перед собой, отвернувшись от него, и по выражению его спины очень хочется сделать вывод, что он согласен с этой мыслью.
- Ладно. Допустим, наши попали под руку или сунулись, куда не надо. Значит, дело или в разборках с местными, или в самой территории. Архиепископ кивает, снова возвращаясь к столу. - Может иметь смысл. Что с территорией? - Честно? Почти ничего. Он выводит в несколько окон новую стопку данных, раскидывает карту и несколько фотографий. - Мелкие городки, чаще нейтральные. Блокпосты иногда. Не очень далеко от этой точки - аж пара штук, но это просто потому что до границ не очень далеко. Какие-то раскопы кое-где. Там дорог-то полторы на весь регион, и те - скорее, временное явление. Матьяс переводит взгляд с одной точки, отмечающей места пропажи своих котерий, на другую, будто рисуя в мыслях всё ту же область между ними. Участок, где пропали первые разведчики, остаётся отмечен слабым пятном в нижней части этой зоны. - И так во всех местах, что ты изучал? - Угу. - Их хоть что-нибудь объединяет? Из неочевидного. - А то. Большое, характерное и очевидное ничего. Серьёзно, Матьяс, эта часть пустыни в стороне от примерно всего, что в тех местах вообще есть. Там даже связь одинаково хреновая. И, прежде чем ты спросишь - нет, военных баз у смертных и прочей жести там тоже нет. - А раскопы? - А что раскопы? Местные археологи, несколько мелких экспедиций. Ну, ты знаешь, в этой части света вечно что-то ковыряют. Может, последние пирамиды ищут. Я на всякий случай покопал на эту тему... Тоже ничего такого. Эти ребята - видимо, единственные, кому этот район сейчас вообще интересен. Но никаких великих открытий, они уже несколько лет там тихо ковыряются. Может, они Суарез и отпинали, а к тебе она прибежала, потому что перед местными было стыдно? Матьяс напряжённо смотрит в экран, скрестив руки на груди. - Учебные какие-то? Кто их финансирует? - Без понятия. - Анри бросает на него удивлённый взгляд. - Поискать? - Давай. Он разворачивает монитор к себе, ногой подтягивая ближе сумку, достаёт свой ноутбук и пару кабелей, второй рукой начинает вбивать на клавиатуре первые адреса. Растянутые суставы удлинённых пальцев привычно носятся по клавиатуре, когда надо, способны заменить речь. Анри не слишком хорош в искусстве Изменчивости - Матьяс раньше тактично шутил, что чувствует себя террористом, похитившим у носферату сокровище, которое явно предназначалось им, - но руками своими немного гордится. Переделать суставы, хрящи и кости так, чтобы не изуродовать кисти и не ослабить их, но позволить охватывать одной почти всю панель клавиш без усилий - достаточно тонкая работа. Не настолько тонкая, как то, до чего он иногда способен дотянуться этими пальцами через системы связи, оккупированные всё теми же носферату, но всё-таки. - Это всё? Он разводит руками. - Какие-то частные источники у них, скорее всего. Штаты или Канада. - И никаких сведений о том, что они там копают? - Погоди. - Анри снова стучит по клавиатуре, на этот раз уже своей собственной, чтобы было проще. - Ну, как сказать. Вот тут ссылаются на пару их обзорных статей по находкам, но сами статьи удалены, и вроде как почти сразу. Потом снова вывешены, видишь, просто с другими датами... И там тоже ничего такого. Какая-то античная ерунда. Матьяс поднимается и снова делает несколько шагов вдоль стены кабинета. Анри хмуро наблюдает за ним, понимая, что на этот раз дурное предчувствие вряд ли вызвано нехваткой крови и приближающимся голодом. - Слушай, ты же не думаешь... Ну, что они там раскопали что-нибудь такое? - Какое? - Ну, что могло подгрести под себя весь регион и уничтожить наших там? Или забрать. Он сам понимает, что это звучит как сценарий дебильного фильма. Но с учётом того, сколько дебильных фильмов существует про таких, как они... - В смысле, мумию какую-нибудь? Пришельцев? Торпорного патриарха? - Матьяс вдруг останавливается и начинает нервно смеяться. Анри вздрагивает, настороженно глядя на него, и когда он перестаёт, его голос звучит вдруг неожиданно сдержанно. - Нет, вряд ли. Я думаю, что всё немного хуже. - Может, хорош меня пугать? Мне и так не весело. Он раздражённо отворачивается и потягивает пальцы. - Как скажешь. Ты знаешь, чья это зона интересов? - Северная Африка?.. - Ближний Восток и ближайшие территории. Археология и раскопки у чёрта на рогах. Следы античной рухляди, растащенные по свету. Почти застывшее лицо говорит о его мыслях красноречивее, чем все эти дурацкие намёки. - Ну, если там артефакты или ещё что, - осторожно говорит Анри, - то много кто может интересоваться, верно? И из наших, и не только. - Верно, - хмуро говорит Матьяс. Анри отворачивается, постукивая пальцем по краю стола.
Матьяс - параноик. Очевидно, закономерно, давно. Никакого прорицания не надо, чтобы понять, чего он опасается, возможно - чего опасался с самого начала, и уж тем более без всяких дисциплин ясно, что эту свою навязчивую идею он притягивает за уши туда, куда не следует. Анри его в чём-то понимает. Он и сам последние десять лет живёт в своём убежище, словно и вправду какой-нибудь носферату, старается не светиться в делах Шабаша за пределами Джози, делает вид, что ту идиотскую историю можно забыть и ничего не опасаться, как и было обещано, но... - Я не буду развивать эту тему, - говорит он мрачно. Матьяс сидит на краю стола, скрестив руки на груди, и смотрит перед собой почти равнодушно. Анри рад, что ему давно не нужно дышать, потому что воздух в кабинете тяжёлый, пустой, почти как тогда. Смертному, наверное, залил бы лёгкие, как формалином. - И ты не будешь. Ага? Матьяс бросает на него взгляд, который мог бы показаться насмешливым, но Анри не смешно. - Если ты как архиепископ не можешь решить проблему со своими стаями здесь... Ты сообщаешь о ней выше, правильно? Ты сам меня учил, как всё делается. Кардиналу, или кому-нибудь из Консистории. Воеводе, на худой конец, ты же сам говорил, воеводе до всего есть дело. - Если до неё донести суть проблемы. - Именно! Без разницы, кому, лишь бы не... - Нет. - Пусть пошлют туда свои стаи, - с нажимом продолжает Анри, - пусть вообще Инквизицию туда отправят, те точно раскопают всё, до чего дотянутся, и дело с концом. Может, там инферналисты бесятся. Может, уже вызвали какую дрянь. - Нет, - повторяет Матьяс, сжимая пальцами край стола. - Но Инквизиция... - Я не собираюсь сдавать им его территорию, ясно?! Анри замолкает, глядя на него расширившимися глазами. Когда последний раз в этом доме на него повышали голос?.. Матьяс поднимается со стола и снова делает несколько шагов по кабинету. - И я не собираюсь быть тем, кто окажется виноват, когда туда явится толпа братьев во главе с Инквизитором, разнесёт там всё до самых грунтовых вод и сломает какую-нибудь древнюю склянку, за которой он гонялся последние два века. Второй ошибки он мне не простит. - Обернувшись, он говорит уже спокойнее: - И я лучше сам туда полезу и сгину, чем сделаю что-то, из-за чего он сочтёт меня врагом. Анри сидит неподвижно, опустив глаза - долго, не меньше минуты, прежде чем тихо сказать: - Это не его территория. - Мне достаточно того, что это область, к которой он проявляет интерес. И она на одном континенте со мной. - Ладно! Ладно, - сдаётся он тогда, захлопывая крышку ноутбука. Помолчав ещё пару мгновений с поджатыми губами. - И что ты тогда предлагаешь? Самому тебе туда соваться - только ссориться с епископами там, да ещё не факт, что тебя не ушибёт тем же. Мы же понятия не имеем, что это за хрень... Кардинала ты не хочешь, Инквизицию не хочешь. Что тогда? Просто сидеть и не соваться туда, пусть сами разбираются, кто там следующий попадёт? Вообще-то это было бы разумно. Египет и Аравийский полуостров - самая дальняя от них зона на всём континенте. Даже за пределы слегка выходит. Что бы за чертовщина там ни творилась - это проблемы тех, кто не отследил её появление в своих землях. Анри всё ещё не слишком уверенно разбирается во внутренних и неочевидных правилах шабашитского деления территорий, но даже его уровня хватает, чтобы понимать - из Южной Африки своих условий Северной не диктуют. Матьяс, конечно, чёрт знает чем руководствуясь, сделал глупость, отправив туда своих... Своих. Три десятка боевых ребят, может, и не самых вменяемых, но достаточно верных своему архиепископу, чтобы отправиться через весь континент за парой ответов для него, и поплатившихся за это своими не-жизнями. Чёрт с ними, с остатками человечности, но разве эти придурки не назывались их братьями и сёстрами? И разве они заслужили сгинуть в качестве статистического материала, с памятником в виде стопки точек на карте в его браузере? - Нет, - говорит Матьяс, и Анри вздрагивает. - Что? - Я не буду сидеть и ждать, пока кто-то разберётся. - Тогда что... - Я сообщу ему, и пусть решает сам. Пару мгновений в кабинете висит тишина. Даже тихое дыхание гулей у стен и стук их сердец - словно где-то далеко, доносятся сквозь слой воды. - Прости, что? - говорит Анри наконец. - Ты... Хочешь снова напомнить ему о том, что существуешь? После того, как вылетел оттуда с половиной морды и ещё получил... Дай-ка вспомнить, что-то вроде "никогда больше не показываться мне на глаза"? Матьяс, ты спятил?! Матьяс смотрит прямо перед собой, по-прежнему держа руки скрещенными, и только сжимает белыми пальцами собственный локоть - с каждой секундой немного сильнее. - Если это проблема, способная причинить вред Шабашу, я не только имею право, но и должен дать знать о ней... - Кардиналам! Консистории!.. - Или напрямую кому-то из примасов. - Кому угодно... - И я уже сказал, что если натравлю на его возможный проект тех, кто этот проект раскопает, - жёстко добавляет Матьяс, - то уже не будет играть роли, расстроил ли я его своим появлением до того. Анри раскрывает рот, чтобы прокомментировать момент с расстройством, но в следующую секунду соображает. - В смысле, появлением? Ты же не лично туда попрёшься?! - А ты, - на лице архиепископа проступает кривая усмешка, - предлагаешь мне ему письмо отправить или сообщение на сотовый? Так это не делается, Анри. Он поднимается, сжимая пальцами плечи, делает пару кругов по кабинету, пытаясь разогнать отголосок фантомной боли, ползущей под кожей, словно чужие длинные пальцы.
Матьяс снова сидит на краю стола, сцепив руки на груди. Смотреть не надо, чтобы видеть, позу самую чуять знакомую, вплоть до напряжённых плеч и спины, похожей на надгробный камень. О чём он думает, чтоб его черти взяли? Реально из своего опыта видит эту идиотскую мысль как вариант, сулящий наименьшие проблемы, или это просто какой-то больной вариант стокгольмского синдрома, незакрытого гештальта, или как там называется вся эта муть у смертных? Каинитам не положено. У каинитов наверняка всё это должно называться как-то по-другому, у них всё, твою мать, по-другому, трижды, вообще иначе, чем у людей, да, конечно, дитя. Анри просто не повезло, что его когда-то лишили этой утешительной иллюзии почти с самого начала. Вот Нэн, небось, верит искренне в эту чушь и таким не страдает. Может, ей бы и понравилось. Может, даже самому Матьясу понравилось, за сотню лет, говорят, начинаешь здорово меняться, дожить бы ещё... Анри поднимает лицо от сцепленных рук. - Год, Матьяс. Год и три ночи, ровно. Ты, может, их плохо помнишь или не полностью - а я помню. Целиком. И я, твою мать, не хочу снова оказаться в этих долбаных подвалах! Даже близко к ним не хочу. - Я не приказываю тебе лететь со мной. - Объясни мне. Я не понимаю. - Он поднимает глаза, сцепляя пальцы сильнее. - Ты правда всё ещё думаешь... Или ты надеешься, что он тебе простит ту обиду, если ты сейчас принесёшь ему на блюдечке эту информацию в обход остальных? После всего, что он с тобой сделал? - Анри, я сижу сейчас здесь благодаря тому, что он сделал. - О, да. Неплохая цена за то, как он тобой воспользовался. И мной заодно. - Мы все пользуемся друг другом, если ты ещё не заметил. Это не повод не соблюдать правила, которые... - Викос - больной ублюдок, понимаешь ты? На голову отбитый. И при этом правил он знает побольше, чем мы оба, и умеет применить, как ему нужно. Ты, блин, с шансами не вернёшься оттуда, если попадёшься ему на глаза ещё раз. Взгляд Матьяса становится холоднее. - Ты понимаешь, что мне сейчас следовало бы оторвать тебе голову... Хотя бы из чувства самосохранения? - Отрывай! Я посмотрю, как ты вместо меня отряд носферату станешь держать. - Анри поднимается и подходит к нему, заглядывая в глаза. Протягивает руку, кажется, первый раз за все эти годы снова касается его предплечья. Осторожно сжимает пальцы. - Слушай, я понимаю, что для тебя это было... Я, на самом деле, ни хрена не понимаю, каково это и что вообще у вас творилось, пока... - Он встряхивает головой, раздражаясь от собственного косноязычия. - И я не понимаю, как ты вообще можешь думать без ужаса о том, чтобы снова попытаться с ним встретиться. Но я знаю, что та история закончилась, Матьяс. Десять лет как. - Девять и пять месяцев, - говорит архиепископ, глядя на его пальцы на своей руке. А потом поднимает голову, встречаясь с ним взглядом, и повторяет: - Я не приказываю тебе лететь со мной. И не прошу. Более того, если на мою просьбу о встрече мне ничего не скажут или пошлют к чертям, я умою руки. Но не раньше. - Ты упрямый, как... И он всё-таки сломал тебе мозги тогда, похоже. - Анри убирает руку и с горечью качает головой. Потом открывает глаза. Не отговоришь от дури - хоть не капай на мозги. В прошлый раз это ничем хорошим не кончилось. - У тебя должен был остаться адрес, верно? - говорит Матьяс, выпрямляясь. - Этой его... Ассистентки. Ревенанта. Напиши ей этой ночью. Анри прикусывает губы. Он сам не называл её имени даже для себя с тех пор, как они оба вернулись тогда в Джози. Но почему-то то, что Матьяс этого имени даже не помнит, царапает изнутри сильнее, чем он ожидал. - Думаешь, за столько лет от неё что-то осталось? - Понятия не имею. Но других вариантов постучаться тихо мне в голову не приходит. Наши отношения были не настолько близкими, чтобы он мне личный номер телефона для переписки оставлял. Анри давит лезущую на губы нервную усмешку. - Даже когда тебя... - Голова, Анри. - Под тёмной тканью водолазки на его плечах чуть заметно смещается несколько мышц. - Оторву. Анри поднимает руки ладонями вперёд, показывая, что понял. Матьяс расслабляет руки. - У меня будет к тебе ещё пара просьб. - Дай угадаю. - Он со вздохом кладёт ладонь на крышку ноутбука. - Хочешь, чтобы я тебе маршрут организовал, если полетишь? - И работу здесь. Я не хочу, чтобы новости о том, куда и как надолго я отлучаюсь, пошли по всему городу. Сможешь сделать так, чтобы пару ночей моего отсутствия не заметили хотя бы издалека? Без ритуалов они проживут, но вот эти все вещи на всякий случай: почту отслеживать, удалённый доступ, системы безопасности... Собственно, то, что ты и так делаешь постоянно, пока я не вижу. Анри поднимает бровь. - Не видит он... Ладно. Я попробую сделать, что смогу. Но сам тут за тебя сидеть не буду, так и знай. - Я понимаю, - помолчав, говорит Матьяс. Он тоже молчит. Паршивое ощущение, когда тебя пытаются использовать вроде бы по делу, и без лишних прелюдий, и думать, по-хорошему, не надо - просто выполняй, что говорят, и веруй в правоту тех, кто ведёт, и остальное тебя не касается. А ты сидишь и не можешь избавиться от мысли, что будет сейчас вернее: попытаться сорвать ему эту глупость, самому сдать его с этими планами руководству секты и не позволить натворить глупостей? Третий вариант? Анри тысячу раз успел пожалеть о том, что не выбрал какой-нибудь из этих сценариев в прошлый раз, когда его сир упёрся в прошлый охренительный план ради дела секты... Идиотом надо быть, чтобы не понимать, на каком месте в списке приоритетов тут дело секты. - Ты затеял очень, очень хреновую авантюру, Матьяс, - негромко говорит он, глядя вперёд. - Опять. И я прикрою тебя, конечно, здесь, но о большем - не проси. Ясно? - А если я прикажу? - вкрадчиво спрашивает Матьяс, наклонив голову. - И накажешь меня как архиепископ за то, что не подчинюсь? - Анри с неохотой вбивает пароль и поднимает на него взгляд, не скрывая кривой невесёлой ухмылки. - Ты серьёзно думаешь, что это звучит страшно? После... Матьяс смотрит ему в глаза, и он очень чётко ощущает, что - не надо. Не надо об этом говорить. Не надо было вообще упоминать всю эту дичь, даже той парой слов, о которой он теперь уже жалеет. Хочешь лететь на другой континент и приставать к этой отмороженной ведьме, у которой таких, как ты, наверняка пара сотен заформалинена по десятку штатов, а ты от них отличаешься только тем, что выжил, - пожалуйста. Хочешь снова окунуться в этот бред насчёт Пути и прочего, заплатив за это какой-то сомнительной информацией о чужих разборках, - сколько угодно. Ты главный здесь, прошлой дури тебе не хватило, чтобы начать ценить нормальную не-жизнь - насколько она вообще может быть здесь нормальной, - но это твоё право, мы не Камарилья и не ходим строем только потому, что кто-то так сказал, кроме тех случаев, когда ходим. Вперёд. Ты называл меня своим другом, мы с тобой уже должны друг другу пару жизней, смертей и хорошего пинка, но разве я тебе лекарь? Всего этого Анри, конечно, не говорит. Просто смотрит Матьясу в глаза, и тот смотрит в ответ, словно понимая и даже в чём-то сочувствуя, пусть даже таким, как он, вроде как не положено это уметь. А потом он говорит негромко: - Я всё равно рад, что мы увиделись. Анри опускает взгляд и, даже помня о том, что воздух ему давно не нужен, всё равно не может полностью задавить попытку тяжело вздохнуть. - Я тоже, - признаётся он.
я объясняю человеку на нормальном русском языке - памятку по грамматике древнегреческого, - где половина конструктов описана латинскими терминами, - хотя основной текст, конечно, местного издания и на немецком.
иногда мне кажется, что это явление того же порядка, что работа в больнице, где у нас есть - общая межбольничная сеть внутренней инфы по пациентам, - унифицировання приборная обработка основных анализов в течение 20 минут, - испытания дронов для доставки донорской крови,
- а также пневмопочта, скрипучие факсы и телефонные трубки на кольцевом проводе.
слои этого мира никогда не лежат отдельными слоями.
Квентин говорил, что кровь - это свобода. За время их переписки он говорил многое - о том, что означает слово жизнь, о том, что для неё нет границ и запретов, а единственным законом законом является она сама, что лишь поэтому её боятся даже те, кто считает себя вправе орошать ею землю без счёта. Что иногда капля крови, пролитая искренне за тех, кого любишь, оказывается сильнее тысячи солдат. Так глупо, что только теперь за его красивыми словами Орсино видит их смысл.
Он терял их, одного за другим, все эти годы. Хранил остатки их свободы, как мог, подставляясь храмовникам без видимого страха и зубами выгрызая крошечные кусочки нормальной жизни для тех, кому её не полагалось. Хлипкую щеколду на дверь умывальной, передышку от постоянных унизительных досмотров, право прочесть одно письмо из десятка присланных родными за год, право на ответ, право на мнение, на чувство. Хранил остатки собственного разума, надежды, упорства там, где его подопечные сдавались и отказывались от такой жизни, потом - хранил иллюзию, пустую оболочку собственного разума, надежды и упорства - просто чтобы хоть у кого-то из них был шанс на то, что однажды станет иначе. Шансов становилось всё меньше. Орсино делал вид, что ценит отвоёванные Кругом у храмовников крошки свободы и достоинства, учил оставшихся магов ценить их тоже, но в перспективе всё яснее видел: каждая мелкая победа, каждый шаг вперёд - оплачены десятком шагов назад, в ближайшем будущем, когда Церковь и Мередит сожмут пальцы стальной перчатки на их горле ещё крепче. Он готов был это принять и даже признать, что в чём-то мог заслужить такое. Но те, кого он защищал, кто смотрел на него в последние секунды своей жизни раньше, кто смотрит теперь, понимая, что их ждёт та же судьба - клеймо живого мертвеца на лоб или смерть от рук фанатиков - они нет. Тарин. Эльза. Хион. Моуд... Орсино помнит каждое имя и лицо, но иногда он забывается и перестаёт различать, кто из них уже погиб, а кто - скоро не выдержит тоже, или спровоцирует храмовников на очередное убийство из осторожности, или наложит на себя руки сам. Сначала его это пугало. Пока он не понял, что есть вещи пострашнее. С каждым из ушедших, казалось, умирала часть его самого - и оставалась внутри, продолжая причинять тупую боль при взгляде на оставшихся. Квентин, живший вне Круга и мало знающий о страхе и боли его учеников и подопечных, возможно, понимал его больше, чем Орсино готов был признать. Разве накрывающего его с каждой новой смертью отчаяния ещё не достаточно, чтобы убить внутри надежду? Разве мёртвая часть сердца может болеть? Да - если в ней всё ещё бьётся живая кровь.
Сколько их осталось, десяток? Меньше? Он не видит всех, но отчётливо слышит каждый крик - с площади, от ворот, с внутреннего двора. Слышит отчётливее и громче, чем звон мечей храмовников и грохот ворот вдалеке, чем крики Защитника Киркволла и его людей. Киркволл сузился до разорванного Круга, который он защищал до конца, до каменной площадки, окружённой смертью со всех сторон, до лежащих вокруг тел его учеников, до их всё ещё открытых глаз. Лица. Имена. Обещания, которые он давал им, надежда, которую растил в них, и которая только что на его глазах дала свои плоды - вот они, рассеяны кусками по мокрым камням Казематов. Разве хоть кто-то из них заслужил такое?.. Квентин был прав. Крик Хоука тонет в оглушающем грохоте, в рёве собственного пульса в висках, и тот наверняка тоже понимает, что слишком поздно. Орсино взрезает руку, выпуская кровь щедрым дождём, окропляя ею камни и глядя лишь в лица тех, кто погиб на его глазах и останется в этих глазах до самого конца. Кровь - это свобода. Это сила. Кровь стирает границы между сильными и слабыми, своими и чужими, живыми и мёртвыми. Они не понимают. Даже сам Орсино не понимал до этого мгновения, пока остатки надежды ослепляли его вместе с немногими, кто ещё мог твёрдо стоять рядом. Но они увидят. Прежде чем погибнуть - они все увидят. Они поймут.
Кровь не способна вернуть надежду или выполнить то, что он обещал своим ученикам. Но сейчас, когда их плоть обнимает его со всех сторон, срастается с его собственной, вгрызается в неё, разрывая и прорастая насквозь, - когда запрещённая магия призывает их встать последний раз вместе с ним, - когда их остывающая кровь врывается в его сердце, смешиваясь с его кровью и позволяя ему ощутить всю их боль, страх, - всё бессильное отчаяние, которое они все эти годы не смели разделить друг с другом по-настоящему, - всю ревущую ненависть, которая жжёт изнутри, сплавляя их тела и души воедино... Именно сейчас, в это последнее мгновение, пока его разум ещё не утонул в пламени этой крови окончательно, - Орсино знает, что может наконец - в последний раз - дать им то, что они заслужили. Право на месть.
dragon age: originals + awakening пост-канон, антиван эндинг для стража, м!Сурана, Зевран, условное pg-13 файт-прон и немного милоты ностальгия мод ещё немношк он
- Слева!.. Не успевают. Двоих бойцов сносит сразу, будто ветки - порывом шквального ветра. Третий, половчее, откатывается в сторону, почти вскакивает на ноги - и тут же спотыкается, вскрикнув, когда ледяная корка примораживает его к взрытому песку под ногами. Молния бьет совсем рядом - и то лишь благодаря лучнику с другой стороны, который успевает отвлечь противника и тут же отпрыгнуть подальше, пока тот, поднимая посох, собирает ману для следующего удара. - Куда?! - шипит Зевран из укрытия чуть выше. - Это же маг, дурень!.. Мага нужно сразу зажимать в угол, доставать ближним боем. На худой конец - отвлекать ловушками, стену на него ронять. Чем угодно занимать рядом, только бы не давать открытого пространства, тысячу раз ведь учил. Посох бьёт концом в землю, и от удара вокруг мага разлетается волна сухого песка. Сразу следом - целых две молнии, началом массированной атаки, да через секунду вся арена будет в них. Зевран закусывает край перчатки, чтобы не выругаться вслух. Смотрит дальше. Те двое, которых маг отбросил сначала, приходят в себя, один отполз от захваченной чарами зоны, шарит на поясе в поисках флакона. Второй - хоть что-то - выхватывает арбалет, но пытается подобраться ближе, на ходу делая несколько выстрелов. Правда, почти не глядя, ориентируясь на силуэт в широком кольце молний. Маг уворачивается. Шлёт ещё пару ударов по ходу выстрелов, сбивая следующий болт, а за ним и неудачливого стрелка. Тот пропахивает носом песок, откатывается в сторону, за ближайший камень. - Всё?.. - шёпотом спрашивает совсем юный арбалетчик рядом, и Зевран обречённо машет рукой, так же тихо отвечая: - Почти. Круг танцующих вокруг мага молний слабеет, затем тает, оставляя на земле новый узор мелких рытвин. Он переводит дыхание, перехватывая посох. Неудачливый мечник, наконец оторвавший ноги от куска льда, запускает обломок этого куска в ту сторону - скорее от отчаяния и обиды, чем на что-то надеясь, вскидывает запасной лук. Огненная вспышка плавит ледяной обломок ещё на подлёте. Уже через мгновение маг с усмешкой направляет посох на стрелка - и тот вскидывает руки, бросая стрелу и показывая, что сдаётся. - Всё, невозможно! - Зевран стягивает плащ, закрывающий плечи, и суёт в руки арбалетчику. - Смотреть больно на вас. Учитесь, пока я жив. - Да погоди, - тянет тот, нахмурившись. - Может... - Не может, дружок, и никогда не используй это слово, если уже оказался в постели или в бою. Подержи плащ, он новый. Жалко будет порвать...
Пыль оседает на сухой песок у его ног. Высокий тонкий посох в руке, укороченная роба до колена - боевая, не древняя узорная юбка в пол, в которой разве что заклинания читать по книгам. Амулетов не видно - только роба, посох, простые кожаные накладки и для защиты рук и уязвимых зон, но молодняку и этого хватило. Стоит ровно, легко, будто деревце на ветру - но спина жёсткая, напружиненная, залюбуешься и проглядишь, как развернётся с атакой, куда не надо. - Сурана! Маг резко разворачивается, перехватывая посох обеими руками, подаётся в сторону. Зевран смеётся и движется наперерез, выхватывая из-за пояса первую связку метательных ножей, не позволяя ему увеличить расстояние. - Детей по углам раскидать - любой может. Первые три ножа летят в его сторону, но маг, конечно, уворачивается. Вскидывает руку, выбрасывая в его сторону пару огненных вспышек - больше искр, чем пламени, внимание отвлекает и только. Усмехается в ответ: - Не очень старательны твои дети. Грош тебе цена, если отвлечёшься таким простым фокусом. Это Зевран и сам умеет, да получше него. Запустив ещё пару ножей, и не давая ему опомниться, он выхватывает лук и даёт сразу несколько стрел. Сурана легко отбивает и их - часть, от остальных снова уворачивается, отпрыгивая в сторону и тормозя посохом о землю. Бросает в ответ горсть ледяных чар, те врезаются в деревянную перекладину позади. Специально, что ли? Провоцирует. Зевран идёт по касательной, не оставаясь на одной линии и не давая ему времени для более сильных атак. Каждое движение - или по диагонали, или вперёд, если есть полсекунды. Больше полусекунды Сурана не даёт, посох мелькает в воздухе вокруг него серым вихрем. Ещё вспышка, удар - земля вздыбливается под ногами, и он снова уходит в сторону, чтобы не зацепило следующей атакой. Не назад. Нельзя магу открывать рабочую зону. - Они не только мои, знаешь ли!.. Сурана вскидывает руки, навершие посоха чертит в воздухе дугу - но уже через мгновение ещё два ножа летят в его сторону, вынуждая его прервать заклинание, отступить назад. Следующую ледяную стрелу Зевран отбивает, развернув лезвие кинжала - и снова смеётся, видя возмущённое удивление на его лице, и идёт в новую атаку, тесня его к краю песчаной арены, взрытой сотнями ударов до этого. Несколько стрел прилетают с разных сторон, целя магу скорее в ноги, чем куда-то ещё. Ну, хоть кто-то додумался. Не попытаться воспользоваться моментом было бы уж совсем... Ни одна из стрел не достигает цели, Сурана сшибает их ментальным взрывом, словно фейерверк, буквально за две секунды, успевает даже глянуть на него насмешливо. - Не только, говоришь?.. Двух секунд Зеврану хватает. Кинжал звенит, цепляя металлическую вставку в посохе. Сурана мгновенно вскидывает руку, уходя в сторону и назад, снова пытается обойти его по диагонали, чтобы получить больше места и увеличить расстояние. Зевран выдёргивает из-за спины второй кинжал, узнавая движение его руки - в воздухе тут же начинает ткаться сверкающая завеса щита, готового непробиваемым коконом отрезать мага от врагов, давая ему передышку, запирая в пространстве три на три шага, куда не достанешь даже бомбой... ...И рывком бросается вперёд, в один прыжок преодолевая ещё не сотканную стену света, оказываясь под щитом вместе с ним. На расстоянии шага - это почти вплотную. - Нет. - Чёрные глаза вспыхивают яростными искрами напротив его глаз, и Зевран улыбается. - Покажи мне настоящий танец. Сурана вскидывает голову, и в следующее мгновение его посох со свистом рассекает воздух. И врезается, звеня, в перекрестье кинжалов, взлетающих навстречу его удару.
Так выглядит танец, только так. Длинный тонкий посох с гравировкой по металлу искрит, встречаясь с крепким лезвием, пляшет в руках хозяина, словно боевая коса, которой не нужно лезвие. Кинжалы, больше похожие на короткие мечи, гремят бешеными кастаньетами, выбивают свою искру - но уже через секунду один несётся из-под разворота, целя в область горла, отвлекая от второго, и Сурана перехватывает посох, изгибаясь и отбивая оба разными участками почти одновременно. Пара стрел стукаются о магический щит снаружи, падают на землю. Щит надёжен, держит защиту от любого удара извне - и не выпустит так просто изнутри. Не отступишь больше, чем на полшага, взгляда не потеряешь. Танцуй. Удар посоха приходится в плечо, Зевран не чувствует боли, только азарт и ритм этого танца, поэтому смеётся снова, принимая его - и Сурана распахивает глаза, теряя секунду перед следующим. Нельзя терять секунды, когда стоишь так близко. Всё-таки он маг, пусть и боевой. Следующее движение Сурана пропускает, не успевая среагировать, уворачивается от одной мелкой боковой атаки. Делает шаг назад, вскидывая руку, явно не успевая, отвлекается снова, не замечая подсечки, вскрикнув, закрывает блоком другую сторону... ...И через секунду лежит на земле, хватая ртом воздух и сжимая посох в ладони, прижатой к песку. Зевран улыбается, сидя сверху и второй рукой держа лезвие у его горла. Тоже переводит дыхание. Под поцарапанной тёмной кожей защитной пластинки на его шее проступает её нижний слой - окрашенный в ярко-алый.
- Посох мне не сломай. Он бросает насмешливый взгляд на лежащее на земле орудие. Медленно убирает кинжал, выпрямляясь. - Твой посох, радость моя, покрепче многих. У меня богатый опыт, помнишь? Ты сам чуть меня им не сломал. - Дурак. Я тебя и без посоха чуть не сломал. Ты зачем под щит полез? Всё ещё восстанавливая дыхание, Сурана поднимает ногу и легко пинает его сзади в доказательство своих слов. Зевран ухмыляется шире, но затем всё-таки поднимается, садясь прямо на песок рядом. Вытирает влагу со лба тыльной стороной ладони. - От судьбы можно или убегать прочь, или бежать навстречу. Ты знаешь, какой вариант мне по нраву. - Дурак, - повторяет Сурана. Вздыхает, поворачивая голову. С другой стороны щита подтягиваются смурные взлохмаченные бойцы с синяками. У одного в руках сиротливо висит тёмно-зелёный тканый плащ. - Как твои птенцы? - Отойдут. Ты же им сам ставил защитные руны, да? Ничего им от пары встрясок не будет. - Зевран подносит ладонь к по-прежнему прочной мерцающей стене вокруг них и показывает калекам угрожающий знак. - А стоило бы, я думаю иногда! Смотреть больно, ничему ведь не учатся. Ты дал им две возможности к себе подобраться, минимум. А они? От мага по открытому месту бегать, пока он на них весь свой арсенал тренирует. Это же надо. - Ну, не весь, - скромно говорит Сурана. Один из младших бойцов подходит ближе, показывает ему из-за стены кокона содранный шмат кожи на голом колене, вопросительно тычет пальцем в склянку с мазью. Сурана садится тоже, присматривается и отрицательно качает головой. Делает знак подождать, пока спадёт щит, чтобы глянуть самому. Перестарался, конечно, с этим щитом немного. - Тем более. - Зевран делает страдальческое лицо. - Сколько раз уже показывал... Мне начинает казаться, что им просто нравится на это смотреть. Да ещё и бесплатно. - Узнаю дом Аранаи во всей красе. Ты бы тоже смотрел бесплатно на их месте. Он усмехается с почти не заметной гордостью. - Как жестоко. - А я предлагал тебе тренировать со мной Серых Стражей. - И ты видел, что вышло. - Помолчав, Зевран смотрит на него, слегка прищурившись. - Это были хорошие полгода, правда. Полезные. Но мы с твоими ферелденскими Стражами... Я им был там - непонятно, кто и что. Сурана пожимает плечами. - Ну и что? А я здесь твоим воронятам - непонятно, кто и что. Сколько уже, год? Зевран смеётся, глядя на него. А потом вдруг говорит: - Знаешь, как дерутся у вас в Ферелдене? Как... Дрова рубят. Или, может, как поле пашут. Не уверен - я никогда не занимался такой унылой работой, как пахать поле. - Конечно. У вас тут и полей особо нет. - А ты умеешь танцевать. Сам не замечаешь, но уже умеешь. - Зевран пропускает шпильку мимо ушей и кивает на рассевшихся на тренировочной арене птенцов, спорящих о чём-то за пределами защитного щита. - Ты один из нас. И они это знают. Сурана пожимает плечами. Потом тоже улыбается, глядя на его руки. - Это даёт мне право надавать им по ушам за неосторожность на тренировках с боевыми магами? - Э, нет. Ты уже надавал. - Зевран протягивает руку, осторожно снимает с его шеи кожаную защитную пластинку с алой отметиной и выразительно демонстрирует своим потрёпанным бойцам. - Теперь моя очередь. Бойцы за пределами слабеющего щита глядят настороженно - но, судя по лицам, всё понимают верно.
vampire: the masquerade - bloodlines пост-некроквест, почти ау, мимими Пиша и шимиси-коллеги, условно pg-13 игрища скромных некрономистов ностальгия мод он
Оставшись одна, она долго сидит неподвижно, прислушиваясь к его затихающим шагам и к негромкому шуму ночного города за пределами больницы. Здесь - тихо. Книга лежит перед ней на столе, даже в тусклом отблеске свеч видно, сколько пыли впитала ее обложка за годы в руках Джованни. Сколько крови пролилось на нее, живой и мертвой, чтобы запечатлеть знания, которые она хранит. Voce del Morte. Пиша легко проводит кончиками пальцев по краю старого переплета. Темно-серая, землисто неровная - но когда-то живая кожа. Может быть, смертного. Может, уже не совсем. Такой могла бы быть плоть, долго пролежавшая в земле, или земля, долго оберегаемая плотью, неживой, немертвой. Ассоциация возникает почти против воли, сама собой, но почему бы и нет? Цимисхи ее Пути дорого бы дали за это сокровище. Особенно тот, с кем она говорила об этой книге последний раз. Осторожно сдвинув по столу горящую свечу, ритуальные инструменты и два перемазанных кровью сосуда, Пиша ласково оглядывает книгу и достаёт мобильный телефон. Легкая коробочка обтекаемой формы лежит в ее ладони, как лежал когда-то магический камень, подарок ее любовницы-нагараджа триста лет назад. Если бы их изобрели тогда, сколько всего случилось бы иначе.
"Я все-таки добралась до неё первой." Она пишет на языке, для которого не существует раскладки, записи которого она сама видела лишь в виде значков на каменных табличках на своей родине. Приходится заново подбирать латинские буквы с учетом фонетики, но Пиша не сомневается, что тот, кому она отправляет сообщение, знает этот язык лучше нее самой. Ответ приходит быстрее, чем она ожидала. "Ложь." Такие же простые буквы, шифр, ключ к которому можно найти разве что в паре забытых музеев с неправильной аттрибуцией. "Пока не доказано обратное," - пишет он следующим сообщением. Она усмехается, принимая правила игры. Включает камеру, осторожно поднося телефон к древнему фолианту, и делает ровно один снимок. Тот выходит, разумеется, тусклым и зернистым, рассказывает больше об окровавленном прозекторском столе, чем о лежащей на нем книге. Но делать больше одного она не собирается. Глаза есть не только у неё. На этот раз он молчит гораздо дольше. "Лучше ты, чем Беккет." Она качает головой, доставая из-под обломков шкафа для инструментов простую дорожную сумку. "Я все еще могу передать её ему. Или уничтожить после изучения." Это тоже почти игра - они оба знают, что она этого не сделает, никакой глупец не упустил бы эту книгу со своего Пути. Но обозначенная граница дозволенного знания - слишком традиционный элемент, чтобы отказаться от него просто так. "И всё ещё называть себя некрономистом? Этого не будет." Пиша достает из сумки длинное белое полотно, бережно заворачивает в него книгу, перевязывает ритуальным узлом, прежде чем тщательно уложить среди других в сумке. В другой раз стоило бы убрать кровь и остатки тел, прежде чем покидать убежище навсегда, но сейчас... "Признай, что я оказалась расторопнее твоих ищеек." В мертвом языке, который она использует, нет этого слова, поэтому она пишет буквально: твоих рук. Цимисх поймет, конечно. "Твой исполнитель знает, кому отдал голос. Знает, как тебя найти. А я знаю, как найти его." Она оценивает выбор слова - обозначения для настоящей книги в их древнем шифре тоже нет, но так даже вернее, потому что такая вещь всегда нечто большее, чем просто книга, - прежде чем осознать смысл остальных его слов. Не вздрагивает. Но по давно остывшей коже проходит, будто рябь по поверхности воды, волна свежего холода. "Ложь, пока не доказано обратное." Она встречалась с ним лично лишь один раз и не знает, что за лицо он сейчас носит, но слишком отчётливо представляет сейчас его усмешку. "Ты ведь отдала ему нашу чашу." Вот оно что. Артефакт, который еще до нее окрестили "чашей мерзости", кривой дышащий кусок плоти, способный хранить запас крови для большинства сородичей - и почти бесполезный для нее самой. Нагараджа нуждаются не только в крови. Он казался неплохой наградой ловкому птенцу за книгу и артефакт. Изверги все-таки умеют следить за своими игрушками? Пиша слегка поводит обнажёнными плечами, глядя на пламя одной из свеч, опускающееся все ниже в холмике тающего парафина прямо на столе, - когда приходит следующее сообщение. "Уходи из города. В этой земле не спокойно." Конечно. Не только она чувствует приближение беды, как не только она слышит тихий голос смерти там, где большинство остальных не способны распознать его. "Слова не имеют большой цены. А ты предоставишь мне убежище? Как гостю." Она застегивает сумку, краем глаза следя за пламенем оставшихся свеч, и совсем немного - за лежащим на столе телефоном с тусклым экраном. "Если ты принесешь голос с собой." Кровь и остатки тел на полу, на вывороченных полках, весь заваленный обломками бывший морг, каждая поверхность, кроме стола - блестят едва заметно в полутьме. "Пусть так. Но голос должен остаться у меня. И ты поможешь мне перевести." Пол в некоторых местах похож на неподвижную зеркальную поверхность озера. Отражающиеся в нём огоньки свечей подбираются к этой поверхности всё ближе. Пиша поднимает сумку на плечо, бросает ещё один взгляд на экран телефона. "Тогда ты останешься моим гостем до тех пор, пока мы не закончим перевод." Она наклоняет голову. Он понимает её слишком во многом, чтобы нужно было объяснять, что язык книги оказался немного не таким, какой обещала обработанная Джованни обложка. "Моё слово," - обещает она, расстёгивая боковой карман на сумке. Мгновение спустя, когда она уже держит палец над кнопкой удаления всей переписки, приходит ответ. "Моё слово." И Пиша кивает, подтверждая: удалить.
Ночь, тревожно обнявшая город, пока ещё спокойна. Подвал заброшенной больницы остаётся за спиной - Пиша не оборачивается, уходя тропой по узким улочкам с битыми лампами, где она вряд ли привлечёт много внимания и смертных, и остальных. За спиной остаётся обнесённой металлической сеткой здание с двором-пустырём, заваленные битыми панелями и кусками арматуры коридоры, тускло освещённый морговый подвал, который она облюбовала в этом Лос-Анджелесе под своё временное убежище. Битая плитка на стенах, развороченные ещё до неё шкафы и полки, остатки инструментов, крысиные гнёзда и паутина в тёмных углах. Кости и остатки мяса, засохшая кровь и обрывки кожи среди медленно тающих свеч, расставленных по помещению. Разлитая по полу и коридорам вокруг блестящая гладь, отражавшая каждый её шаг, когда она уходила. Оставленные там же пустые канистры.
Свечи догорают медленно, но Пиша знает, что когда первый из их трепетных языков коснётся неподвижного пола, она будет уже далеко - а вспыхнувший факел сольётся с другими вспышками, всё более плотной волной накрывающими этот город. За их яростным треском тихий шёпот глядящей на него смерти станет совсем не различим. Но те, кто должен - услышат.
я всё-таки очень болезненно люблю ту часть канона, которая собрала в одном долбоёбе столько вот этого. выстраданного, чтоб его, собственной дурью.
мои школьные дневники выглядели примерно так же нелепо...and yet, I still cannot see myself as he sees me. Nights pass when I fear I am not what he sees in me, that I am not worthy of the effort he has given to me, nor of the regard he holds in me. Nights pass that I fear that I am only a pretty shell, wrapped around a vast and aching inner emptiness, a void that nothing can fill or satisfy. I do not want to be that thing.
такое озеро любви в этом, и такое море, семь морей, целый мировой океан - дурной детской гордыни. да этих вомпов на терапевтические притчи растаскивать надо. ду нот вант, солнышко. кто ж такое вант. ну мимими же, а?
идея для флешмоба, нежно и ненавязчиво пошатывающего трубы.
берём подписавшегося и задаём ему, допустим (мы традиционны и скромны), 3 понятия из списка того, чего именно от него вообще не ожидаем. про которые ему можно было бы сказать "не представляю, чтобы ТЫ про ЭТО вообще подумал или написал". и подписавшийся, угадайте с трёх раз, пишет про.
мне интересно, у кого подрастянется больше шаблонов - у людей, которые услышат, чего именно от них внезапно не ожидают, или у людей, которым их на их неожидания расскажут, как оно внезапно на самом деле. поскольку у нас зона добровольности, ограничений нет.
кто-нибудь хочет, или сделаем утром вид, что этого не было?)
Pastel aesthetics. и правда почти мимо - мне пришлось гуглить, то ли это, что я думаю. на самом деле, тема аестестиков мне чем-то даже нравится, мне попадались очень интересные образцы, просто вот цепочка кадров под одно ощущение. но именно пастель - всё-таки не ко мне. слишком эфемерное, слишком выхолощенное и слишком откровенно отрицающее как абстрактность схемы, так и физиологичность тела и чувства. но. если мне кто-нибудь принесёт инструкцию, как их делают без тысячи фотошопов, я попробую сделать такой, чтобы нам всем понравился)
Аниме. сейчас - определённо нет, уровень идиосинкразии по отношению к большей части их выразительных средств у меня вырос до непотребного, к сожалению. но кто меня читает давно, тот ещё помнит мой лютый краш на блич и филлер-арку с занпакто. (я всё ещё шипплю унохану/маюри и любого шинигами с его мечом.) а кто ещё более давно - тот помнит краш на, прст гспд, наруто и орочимару - моего духовного брата во всех местах. по-моему, я любил больных ублюдков со странными бодмод-техниками уже тогда. возможно, где-то в комментариях ещё ходят те, кто помнит, что было до этого. я имею привычку вляпаться в канон всей душой, главное, найти нужное отверстие. ps. мононоке. вот это было очень красиво и интересно. но я даже это сейчас пересматривать не рискну, слишком раздражает побочка. не хочу портить память.
Мотоциклы. мне нравятся как класс и даже когда-то хотелось свой. но кому в определённом возрасте не хотелось лошадь, галеру с рабами, космический корабль, боевого робота или хотя бы мотоцикл? (я немного технофоб, поэтому ограничился мечтами о галере и мотоцикле.) в принципе, потом я обнаружил более простые способы встать в крутую позу, так что вряд ли у нас бы получилось что-то серьёзное. как-то искра не вспыхнула) но на чужих мне когда-то понравилось кататься, кнчн.
прыжок с парашютом. вот это было метко, да хд я бывший акрофобик, у меня в анамнезе когда-то давно годы состояния, при котором пройти по мостику над ручьём, обернуться назад на лестнице в дом или встать на нижнюю ветку дерева - это паника, пиздец и судорожные мысли о том, умирают ли от инфаркта в моём возрасте (если да, то можно, пожалуйста, прямощас?). сейчас, в принципе, оно довольно неплохо выправлено, уровень среднего человека достигнут. но отчётливого интереса к отрыванию себя от земли я так и не обрёл. закапывать можно сколько угодно, это мне понравится. на высоту от нефиг делать, и ещё с парашютом - хз, зачем. единственное, что я могу придумать - это может быть интересно в рамках самоисследования. но у меня списки таких вещей, в которых парашют стоит где-то даже не на пятидесятом. потом - кто знает, времени много, парашюты пока вымирать не собираются.)
белое свадебное платье. ахаха. как ни странно, единственный раз в моей жизни, который можно формально отнести к свадьбам, таки проходит этот фильтр хдд ну, технически у меня было не платье, а туника с длинным рукавом и юбка в пол, из белого тонкого льна. по-моему, на мне вообще ничего не было, кроме белого льна, но я плохо помню этот момент. упс. наверное, это можно засчитать за галочку. во всяком случае, с точки зрения традиции прокатило на ура. так что да, ритуал соблюдён и польза несомненна. я делал довольно много странных вещей в жизни, кажется хд
работа на телевидении. кстати, могла бы быть вполне крутой и почище прыжков с парашютом. но нет. реально нет. я думаю, даже если бы у нас с людьми из этой индустрии когда-нибудь бы и срослось что - при угрозе именно работы такого рода я оторвал бы всё, что срослось, и ушёл, нагло помахивая чем-нибудь на прощание. мне кажется, чтобы это было для тебя реальным инструментом с ненулевым кпд, нужно иметь не только навык им пользоваться, но и навык детоксикации после этого. хотя, что забавно в целом - по-моему, на фоне интернета и прочих вариантов сми это дело вовсе не собирается вымирать. взаимно интегрироваться - вполне. во что оно превратится дальше при этой тенденции - без понятия, но, может быть, во что-то более интересное, чем до того. хотя мне пока всё равно кажется, что это инструмент не совсем под мои руки.
современное христианство. я не принадлежу к современной церкви, ни в каком направлении. когда меня крестили в православие, это было давно, в странных условиях, в местах, где не было принято выдавать последователям официальные свидетельства в руки, и большая часть моего детства прошла поэтому в интересных отношениях с этим делом.) но мне интересно наблюдать за тем, что с ним происходит в мире, и соотносить с тем, как нихрена не меняется оно местами меняет форму. с точки зрения личной веры - не моё, но я не могу отрицать влияния христианства и на свой культурный код, и на какие-то возможные паттерны мышления, и мало ли на что ещё внутри и вовне. иногда я нахожу какие-то вещи, которые явно кодировались ещё тогда. это любопытно. а с учётом того, что я наблюдаю последние годы вокруг - как ни странно, в качестве кодификатора окружающего меня социума христианство всё-таки нравится мне немного больше, чем ислам.
огнестрельное оружие. у меня нет на это личного фетиша, но иногда мне встречаются люди, в руках которых огнестрел вполне тянет на фетиш.) самое близкое, что у меня с ним когда-то было - это пневматика. хотя она, наверное, уже не совсем огнестрел? у меня был какой-то из вариантов макарова и ещё что-то с кодом в названии, который я не помню. тогда можно было без всяких документов много где купить, вероятно, не только пневму, но мне хотелось попробовать, как пистолет в руке лежит, так что я был за менее дорогой и потенциально геморный вариант. набил себе даже неплохую меткость, научился разбирать, смазывать и что там положено. набитых фрагов нет, я был разумной деточкой. правда, ещё я таскал его либо на себе, либо в сумке, в большинство общественных мест, так что иногда я был не столько разумной, сколько удачливой деточкой. ну, и это было уже немного после православного детства.) сейчас я таскаю по общественным местам другие вещи, которые, скорее всего, смогу использовать эффективнее.
киберпанк. двояко. мне не нравится как принцип, я вообще в душе тот ещё луддист и технофоб. но при этом я понимаю, что именно туда мы в целом идём, а местами уже пришли, даже если это выглядит не совсем так, как в пиу пиу фильмах с лазерами. и пользуюсь частью технического прогресса я вполне, хотя и не люблю это афишировать. ну, раз пц уже рядом, не в торпор же от него прятаться? потенциально годное в нём есть тоже. при этом моя нежная трепетная мечта - всё-таки биологическая цивилизация. вживлённые в организм вирусы и тёплая дышущая мебель вызывают у меня больше нежности, чем опаски, а потенциально вживлённые чипы под черепом - больше тревоги, чем интереса. но - может быть, у нас ещё есть шансы хотя бы частично вырулить с технических рельс в биологию. я мечтаю немного этому поспособствовать. ...киберпанк как жанр мне, в общем, реально не очень интересен.)
фастфуд. кстати, я могу хд голодный я практически всеяден, и если любую хотя бы частично органическую штуку можно разжевать и что-то из неё извлечь, она пойдёт. если в ней есть соль или немного животного белка - вообще отлично. от фастфуда однозначно меньше толка, чем от какой-нибудь гречи и куска убитого енота, но в отсутствие альтернативы не вижу проблемы.
клубная музыка. сначала хотел тоже пойти погуглить, но потом как-то... с музыкой, крч, что. ещё хуже, чем с фастфудом хд вне дома мне регулярно нужен плеер, работающий или нет, не так важно. иногда - всё-таки работающий. у меня в плеере задерживается то, что мне где-то зацепилось - музыкой самой по себе, ассоциациями, ритмом, тремя секундами звука из шести минут. мало ли. и там точно бывали композиции уровня тыц-тыц-тыц и состоящие почти из одного ритма. для чистоты эксперимента могу ещё уточнить - если какая-нибудь snake eyes или там электроночка and one это оно, то у меня есть. всякая олдскульная трава вроде kraftwerk тоже прям окда. но целенаправленно - нет, не ищу. я вообще музык по жанрам не ищу целенаправленно.
комиксы про супергероев. обоже, нет. да. может быть хдд простите, меня преследует лёгкая остаточная истерика от последнего опыта. я читал один, буквально с полгода назад. прямо комикс. и прямо вот он идеально подходил под определение супергеройского хддд но он был, к сожалению, про Миру Тьмы и про Беккета, ВЫПОНИМАЕТЕ. (я знаю, что большинство нет, извините, вам придётся мне поверить.) всё просто вот в лучших традициях было. приключения, злые шимиси среди нацистов, индианоджонство, шляпа, уникальный непонятый никем гг во тьме, о котором думает ночами примерно каждый первый персонаж в сюжете, вот это всё. гспд, как я ржал, биясь челом о сруб светлицы. такая чудная в своей очаровательной кривости вещь оказалась, что я аж отсканил и выложил. желающие всё ещё могут приложиться. в общем, после этого я какое-то время ещё буду нервно реагировать на понятие супергеройских комиксов. лет десять ещё буквально. больше, к сожалению, ничего весёлого по теме рассказать не могу, в целом не моя трава. но тот раз, конечно, был особенный.
высокое напряжение. я не уверен в том, что имеется в виду, но если общий модус - скажем так, я поел этого достаточно, чтобы не тащить без нужды туда, где можно обойтись без этого. это не значит, что у меня получается так успешно, как мне бы хотелось. но я учусь контролировать.) и да, я знаю, как это звучит и в чём лёгкое противоречие. модус, который так-то ассоциируется у меня с повышенным уровнем адреналина, боевой готовностью, суженным полем зрения и векторным направлением ресурса - это вот оно. он во многом растёт из контроль-фричества и тревожной формы агрессии. оно имеет право на жизнь, но это не тот инструмент, который мне нужен в некоторых местах. и уж точно не тот, который мне хотелось бы иметь включённым постоянно, независимо от того, надо оно мне или нет. я учусь откладывать его в сторону, и судя по этой характеристике, даже немного получается. ...а если мы говорим об ударах судьбы, то не - меня даже на 220 ни разу не шарахало. физически - не. удача.
приготовление домашней выпечки и вообще хитровыебанных десертов. во, это близко к идеальному попаданию мимо.) я практически не готовлю. могу при необходимости, но мне не интересно и жалко времени. если что-то можно сожрать сырым или сунуть на минуту в микроволновку, я не вижу смысла делать что-то ещё. еда как тема, процесс и вообще намёки на её фетишизацию вызывают у меня некоторое отвращение. так что десерты в этой схеме вообще лишние, на них нету слотов.) пирог могу из яблоков, если кого-то очень припечёт. может быть, это считается. ...и я плохо помню, чем выпечка отличается от других штук из теста, кирпичей в печи и пойманного в крематорную ловушку врага, но отношусь к ним примерно одинаково. если меня не трогать - никак.
геология. однозначно она в тыщу раз лучше выпечек!..) но у меня довольно поверхностные, простите за тупой каламбур, знания в ней. отдельно от всего она меня завораживает - как такой набор тайной инфы о земле, глубинах и всяких волшебных штуках вроде кристаллов, минерализации, пещерных недр и вот этого всего. вещи, к которым я подхожу скорее со стороны восхищённого дикаря с мифическим мышлением, которые на грани чуждого и очень близкого для меня. по-хорошему, конечно, это неслабый пробел в моих знаниях, и надо бы его заполнять системно. но мне почему-то хочется сделать это попозже, и я откладываю это в более дальние списки. поверхностные знания и лёгкий флёр сакрализации - залог романтических отношений надолго. может быть, потом.)
личная/семейная жизнь. я по возможности не палю настолько личную инфу, которая при этом не только моя, это да. сойдёмся на том, что она последние сколько-то лет меня устраивает хд хотя про людей, которые мне чем-то интересны, бывает вполне любопытно, ага. это вообще многие вещи характеризует - то, как человек говорит о своих партнёрах, супругах, прочем, что у него там есть, насколько подробно, эмоционально, говорит ли вообще. насчёт меня, наверное, тоже характеризует для кого-то.)
путешествия (именно туристические). о, я верю, что умею в хорошего туриста. ну то есть, если меня куда-то занесло, я хочу зырить музеи, траву, штуки, трогать музеи, траву и штуки, писать себе дневничочки, фотографировать со всех сторон и утаскивать образцы, ну и всё такое. (легально, кстати, утаскивать, я только однажды попробовал спереть камень 14 века из стены музейного подвала, но был устыжён и спутниками, и весом камня. понятия не имею, что на меня нашло.) возможно, если бы я делал это чаще, имело бы смысл завести отдельный раздел под это. но я редко. меня утомляют короткие набеги на что-то, особенно без ящика родной земли, чтобы в нём спат с другими людьми вместе, как недавно оказалось. но мне нравится новая инфа, которую можно изучить и потрогать. но утомляет. дилемма. возможно, моя идеальная схема путешествий туристических - это наехать куда-то, чтобы запилить там временное уползище, и чтобы не было похоже ни на путешествие, ни на туризм. в общем, я ценю идею.)
аутизм и его вариации (аспергер и иже с ними). у меня нет, я крайне мало общался с людьми, у которых есть диагноз либо подозрение, и только немного больше - с теми, у кого подозревалось. так что всё скорее теоретически. есть, каюсь, заболевания, которые вызывают у меня интерес и некоторую завороженность, но аутизм и РАС к ним не относятся. любимая некоторыми картинка беззащитного хрупкого гения-саванта может выглядеть красиво, но на практике саванты редки, а умственная отсталость, неспособность себя обслуживать, разлад работы цнс или, в случае мягких форм, человек, не способный контролировать свои коммуникативные функциии - это чаще и грустнее. это вещи, которые делают человека дисфункциональным по ряду параметров. классно, когда их удалось скомпенсировать и эта компенсация даёт что-то хорошее, а не только облегчение хронического состояния. и, с одной стороны, таких людей много и многие про них слышали и имеют мнение, особенно после общения с высокофункциональными ребятами, легко находимыми в интернетах (я знаю таких в сети, очень адекватные, умные и интересные люди, особенно у кого формы помягче и хорошо проработаны, они - очень ценный источник информации о том, как это может быть изутри). с другой - если твой опыт ограничивается, по большей части, этим - имхо, этого мало, чтобы представлять себе реальную общую картину. потому что статистически огромная часть больных, у которых изначальные условия и развитие были другими, выглядят и функционируют несколько иначе. без видения общей картины с оценкой будет... ну, так. в теории же: я не считаю правильным ни тотальную романтизацию этой категории заболеваний, ни попытки нормализации, ни трагичность и заламывание рук, хотя отчасти понимаю механизм этих явлений - и их некоторую неизбежность. это заболевание либо расстройство, в подавляющем большинстве случаев ограничивающее твои функции. с ним можно жить, при определённых условиях его можно компенсировать. его можно и нужно изучать, вместе с людьми, у которых диагностированы его вариации, потому что это - всё ещё люди. для более сложных выводов мне нужно больше информации, так что сейчас - нет.
промискуитет. вполне себе вариант, со своими плюсами и минусами. я вообще не склонен считать сексуальные предпочтения, как и многие другие, чем-то стабильным на всю жизнь. это можно так поддерживать, разумеется, и кому-то так удобнее, но имхо, человеку полезно тестить разные подходы к организации себя в мире.) мне нравится идея любить целую кучу народа самыми разными способами, пока всех участников это устраивает. ну, если, конечно, ты в состоянии предохраняться, лечить последствия в случае фейла и не боишься возможных разборок с участниками, потому что чем больше участников, тем больше поводов для разборок, ололо, веселье! ну, и если ты не очень уныл и вообще способен привлечь и удовлетворить больше одного партнёра. у меня бывали периоды, когда мне оно было самое то. (я могу больше одного не в постоянном режиме, но если поставить такую цель, то вполне.) сейчас мне не надо по ряду причин. но потенциально - не вижу с этим проблем, кроме стандартных из пункта выше. я вообще знаю довольно мало сексуальных практик, которые открыто считаю категорически неприемлемыми, не считая списка вещей, приемлемость которых для себя предпочитаю не афишировать. любите людей, люди. это весело, познавательно и интересно. а уже как и в каких количествах - всегда можно разобраться по ходу.
легалайз. я могу относиться к этому делу только в связи с конкретными последствиями в ситуации.) и они будут разными - в зависимости от того, что легализуем, с какой целью, на какой почве - и, как ни странно, что получаем и что делаем с результатом. в общем смысле мне нравится этот приём хотя бы как метод исследования. давайте легализуем Х и посмотрим, что получится - это годная штука, и местами реально получается любопытно. в целом чаще всего я за это дело там, где скорее доверяю адекватности и контролируемости обществом государственных структур, чем нет - и, соответственно, против там, где скорее не доверяю. плюс, у меня есть остаток внутреннего анарха, с которым мы иногда беседуем на эту тему и не приходим к однозначным выводам.) надо изучать. результаты некоторых экспериментов на социуме говорят о том, что легализация абортов спасает довольно много жизней и работает скорее на качество жизни, легализация оружия любого уровня - несколько наоборот, а всё остальное очень зависит от условий. надо изучать дальше.
русское кино как явление. из современного мне понравился Гоголь. отличная клюква. мы шипнули красивую цацу-гг примерно с каждым мужиком, который к нему подкатывал в кадре, и ещё потом с тёткой со стальными яйцами на коне. да и прочих мужиков с косметикой и тупого, но ласкового стёба там было норм. из более старого есть несколько несколько штук, на которые я хочу при случае глянуть. но в целом - нет, спасибо. хд хотя я вообще не киноман и не могу сказать, может, и снимают что-нибудь годное, а не только шлак, про который иногда говорит интернет, попыхивая полыхающим подхвостием. честно, не знаю. если найду внезапно что-то годное - поделюсь непременно.
бюждет. у меня финанс-скилл на двоечку по 10-балльной системе хдд один пункт, вероятно, за то, что я умею сменять режим с "гуляем на все" на "аскет" или "параноик". но не всегда опознаю, когда пора это делать. и ещё один за то, что знаю, для чего нужна копилка. но не всегда... в общем, моя двоечка заслужена, я ею немного горжусь.
селфи. я, на самом деле, очень люблю, когда люди, которых я читаю, постят селфи.) мне интересно, как они выглядят и какие лица делают. я чаще не комментирую их, потому что хз, надо ли людям, чтобы про них что-то там оценивали, или зачем они вообще это делают, но смотрю с интересом и охотно. свои у меня получаются максимально хреново и не похоже на правду, конечно хд ну, и некоторый внутренний параноик мне говорит, что это чот как-то сомнительное занятие. но я всё равно раз в несколько лет их кому-то показываю, не считая палева иногда в личной переписке, так что мои фотки тоже где-то в интернетах таки гуляют. если кому будет интересно, обязуюсь запилить актуальное и по возможности не ебическое совсем уж (нет) хд
секретики. а вот, кст, зря про меня такое не думают! мы делали когда-то в детстве, конечно. я вообще часть детства провёл в местах, где было не очень много развлечений, а стекло реально встречалось чаще битыми кусками, чем целым и не очень древним. я помню, что чаще всего закапывал под него кусочки цветов, листков и каких-то травок. и насекомых. и червяка. и другое стекло, цветные ошмётки. но, в принципе, мне нравилось и просто закапывать стекло без ничего, и потом расковыривать и смотреть под ним землю. такая маленькая сокровищница, как срез в музее. аккуратно раскапываешь пальцем, очищаешь поверхность и видишь под стеклом слой земли. корешки, разную почву и камешки мелкие, песок. свои кусочки цветов и насекомых. просто землю, какая она там сидит в земле, влажная и не высыхает и не рассыпается. классно же. как будто вскрыл что-то и смог разглядеть, не вытаскивая наружу и не разрушая. мне очень нравилось.
тушь для ресниц. во, это самое точное попадание мимо из всего списка.) я пробовал два раза в жизни. и, по-моему, это самая бесполезная составляющая всего косметического арсенала вообще. я представляю себе, зачем нужны инструменты для крупных штрихов на лице, там помада или что-то, чем рисуют вокруг глаз, или брови раскрашивают (у меня даже где-то лежит всё ещё набор теней, чтобы обмалевать чорно вокруг глаз, и помада, чтобы обмалевать тёмно вокруг рта) (брови не лежат, брови я на себе отрастил, мне хватает). но тайный смысл вот этой штуки, которая даже мега-крутая - ощущается на ресницах и отвлекает от чего угодно - доступен, видимо, только профессиональным упористам в это искусство. я дилетант и не стремлюсь, так что у меня нет. и я с трудом могу придумать, зачем бы появилась.
шумеры. ох, я реально дико плаваю в них и знаю ужс как мало, хотя и интересно. мне немного стыдно за это, надо будет потом исправить. у них потрясающий язык и письменность, дико красивая знаковая система, судя по тому, что я знаю про основы (очень мало). ну, и то, что чуть ли не половина цивилизационных мемов, которые приписывают то грекам, то кому угодно - от "нужно построить зиккурат" до кучи пунктов законодательства - восходят вообще-то к ним, это тоже очень весело вспоминать. но в целом, конечно, довольно мало у меня с ними. я больше, наверное, могу сказать про культуру и мифологию, чем про реальные исторические моменты, то есть, больше про Энки и Гильгамеша, чем про тёрки с вавилонской империей, например. хотя у меня есть подозрение, что при таких давних и достоверных источниках грань между историей и мифологией как раз начинает стираться довольно ощутимо.) из мимими - последнее время, когда мне говорят про шумеров, я первым делом вспоминаю серию их потрясающих статуй, которые кто только не пиарил в своё время. просто зацените их лица. их выражение глаз. iskusstvoed.ru/wp-content/uploads/2015/12/70233... вся моя жизнь временами.
архитектура. если честно, я обычно узнаю что-то из этой области в процессе копания что-то смежное. архитектура как воплощение концептов в истории искусства или религии - это да. меня когда-то в детстве поразила идея того, что христианский храм это воплощение развёрнутого креста, что некоторые греческие строения - это выражение тех же идеалов, которые для тех людей выражались в идеальном человеческом теле. ну, это грубое определение, но где-то в том направлении прямо магия подобия звенит мне. идея соотнесения дома, здания - и живого тела, в некоторой форме всё ещё заворживает меня.) архитектура как маркер каких-то процессов, оставляющих следы на теле городов - в ту же степь. но сама по себе, как наука и искусство - наверное, всё-таки не ко мне. у меня даже определённости с любимыми стилями нет, всё плавает и зависит от того, какая эпоха сейчас вызывает внутри отклик. хотя, кнчн, современная архитектура вызывает довольно много вопросов и временами конкретный втф. но это, наверно, у всех так и во все времена хд
сугубо теоретическая наука. на самом деле, мне нравится, как звучит этот концепт. теоретически.) но на практике я не очень в него верю. то есть, сугубо теоретическая - это области, которые не предполагают практического применения? но где такие? математические принципы можно брать в основу методов исследования других областей, от физики до, прстгспд, лингвистики. философские идеи напрямую практически связаны и человеком или людьми, там поле непаханное для опытов на практике, было бы желание и ресурс. если речь о фундаментальной науке в противовес прикладной - тоже не совсем оно, результаты фундаментальных исследований просто охватывают большую перспективу и даже если не притыкаемы к делу сейчас - они будут. наука в моём идеалистичном сознании - про то, как устроен мир. если твои методы и результаты сугубо теоретичны - значит, либо они ошибочны, либо по этому пути пройдено не достаточно, чтобы найти их место и применение на практике.
ползучая китайская экспансия. у меня как-то не очень много данных про то, насколько поводы для паранойи реальны. подозреваю, что есть узкие зоны вроде пары сибирских регионов или технологических областей на рынке, где вполне. но, солнышки мои, грусть "экспансии" не в том, что на вас набигает племя страшных чужаков, а в том, что вам нечем ответить, чтобы так не было. что у вас есть куда набигать. заполняйте свято место, кто всерьёз параноит, ну. впрочем, это с моей стороны трёп в пользу бедных, у меня нет нужного уровня информированности. я всё ещё экпансию турков в остатки византию и восточной европы переживаю частично, куда мне ещё китайцев?
русский национальный костюм. вот история костюма - реально мимо меня. я ещё могу какие-то ритуально-религиозные кусочки интерпретировать, но вот так чтобы системно - не. хотя в условиях, где оно впиливалось, особенно в ранних версиях - наверное, круто и интересно. в связи с какой-нибудь обрядовой системой надо будет посмотреть потом.
дом престарелых. у меня пока возраст и состояние не предполагают таких крайних мер.) но вообще, как идея-то базово неплохо. вопрос в реализации и условиях. я за несколько лет в Германии успел много где и чем поработать, и представляю, как устроены в том числе и такие места. когда они устроены годно - это довольно удобная штука, и по обслуживанию спецпотребностей, и по возможностям коммуникации с похожими на тебя чуваками, до которых не надо пилить хрен знает куда, да и просто жить в доме, где вас со слабыми ножками много, в лифтах есть поручни, на входах пандусы для колясок, а в квартирах тревожные кнопки для скорой - это довольно ок в бытовом плане. впрочем, я знаю, что в местах, где возможностей организовать такое внятно нет - такое же место может выглядеть как тюремный хоспис. весь вопрос в людях и в том, какие у целевой аудитории есть альтернативы. в идеальном сценарии я бы предпочёл, чтобы мне и ещё некоторым людям такого счастья было не надо до самого конца. но это, я думаю, все так.
массовая паника. если честно, я последние несколько лет (sic!) так часто оказываюсь в массе людей, что как-то эээ нет хдд хотя через интернеты регулярно долетают волны, конечно. вон про Нотр-Дам я тоже опечалился хором со всеми ещё до того, как получил нормальную инфу. но в целом, я слишком не люблю людей и считаю себя слишком мудаком, чтобы быть хорошим объектом для такого. для организации массовой паники нужна либо живая толпа, либо неплохая коммуникация, а у меня она осознанно точечная и неровная. хотя, кнчн, утверждать такие вещи о себе, регулярно не проверяя их на практике, довольно самонадеянно. но на практике я правда давно не проверял. возможно, моей мизантропии хватит, чтобы реально она работала как защитка. возможно, моей внутренней сволотности хватит, чтобы сработало либо "кто нам пиздит и кому это выгодно", либо "паника пиздец мы все умрём? надо же. какая новость. а теперь отвалите, у меня недокурено тут". на адекватность свою я не очень надеюсь, но мало ли. но надо проверять, конечно.
парадокс Тесея внезапно я просто не буду про это много говорить хдд вопрос о том, является ли предмет, человек или иное - тем же, чем был, при полном изменении его частей, составляет боль и нежность всей моей жизни. вопрос соотношения сущности, изменения и сохранения - на всех уровнях - тем более. мне нравятся теории, но на практике мой опыт пока даёт мне три ответа на базовый вопрос: 1. да. 2. нет. 3. ГОСПОДИ ПОЖАЛУСТА ХВАТИТ Я НЕ МОГУ ОБ ЭТО БОЛЬШЕ (3.1. а, подождите, всё-таки могу...) думаю, сейчас я где-то между пунктами 3 и 1, причём именно в этой последовательности. не будем об этом пока больше.)
БОЛЬШОЙ УПД. так, я наконец доделал, мне хватит пока хдд но желающим могу ещё накинуть. кто остался неохвачен и так же быстр, как я?)
давно не было этого волшебного времени, когда прям с утра - и уже пора бы немного успокоительных. весна, весна.
иногда я скучаю по тому периоду, когда сочетание сертралина и тримипрамина делало работу по ограничению моего эмоционального коридора за меня. у меня нет уверенности, что развороченную местами траншею шириной от закарпатья до средиземноморья можно назвать коридором, но мне нравится термин. впрочем, ширина условна, как разворотило, так и зарастет. до следующего раза.
утром в переходе на главвокзале докопался большой чорный мужик во главе десятка поменьше. предлагал неприличное и в настойчивой форме приглашал с собою ввиду малого количества бап в их веселой пати. а я был так занят попытками не растерять остатки человеческого выражения в своих внутренних обвалах, что сумел только охуеть, выдать мужику характеристику и послать его в хуй. и он сказал ок и пошел.
судьба предоставила мне такую легальную возможность слить агрессию, сделать больно и обидно кому-то, кто сам явно не против, в условиях своего подлого преимущества и все такое, а я эту возможность почитай что выкинул.
эмоциональная напряженность роняет стат интеллекта. это грустно и неудовлетворительно. ну ладно. чай, это не последний.
моар кусочек втм-модерн-аушечки, на этот раз трибьют ту некоторая степень долбоёбства. у него есть нормальное продолжение (ахаха, нет, не нормальное), но мне надо начинать снижать градус пафоса. как ни странно, всё ещё условно в рамках хронологии. пускай остаётся нц-17, раз у нас всё ещё жрут людей.
Гравий скрипит под колёсами, как покрошенные со злости зубы. Наспех заглушив мотор, Анри торопливо суёт в сумку отключенный ноутбук - остальное уже там, побросал ещё на выходе из дома, - и вываливается из салона, ногой захлопывая дверь и на ходу выуживая телефон. Горячий ночной воздух гладит кожу сухими ладонями, будто издеваясь. Почему-то здесь, в пределах затаившегося притихшего пока Джози, он кажется ещё жёстче, чем среди высохшей равнины к востоку отсюда. Сигнал в трубке говорит о том, что звонок идёт. Спишь ты там, что ли? Анри торопливым шагом обходит забор, на всякий случай проверяя территорию. Вокруг шершавой баптистской церкви с забитыми окнами почти ни звука, он и так знает, что последние ночи в этой части города было тихо, даже банды соседних районов, припугнутые очередной серией ритуалов, предпочитали устраивать разборки днём, благо, их редко пытались контролировать всерьёз. И, Каин их всех побери, его это полностью устраивало.
На пятый звонок в трубке всё-таки слышится шорох. - Матьяс, ну наконец-то! С добрым утром, твою мать... Ты уже видел, что всё плохо? Набрав на старом полумеханическом щитке код и пнув ногой ворота в складскую зону, Анри стремительно проходит через внутренний двор, свободным локтем салютует нескольким парам глаз в полутьме ближайших ниш, после чего устремляется к центральному входу. Ворота сами закроют, раз такие умные. Не зря ставил запаску для системы безопасности, от этих церберят никакого проку. То, что к вам в район не лезут местные бандиты и ленивые тюлени из полиции, ещё не значит, что вам нечего опасаться. - Насколько "всё"? - интересуется вкрадчивый настороженный голос в трубке, и Анри шипит сквозь зубы. - Я же послал! Ты помнишь, что спрашивал у меня? Третья стая в куски, и тех не найти. Это, по-твоему, насколько? - Котерия, Анри. Не стая. - Котерией они были до того, как ты разрешил им туда сунуться. Да без разницы! Теперь уже... - Связь ещё раз нужно проверить. Длинный коридор приводит к ритуально обставленному залу, где Анри, не отнимая трубки от уха, приветствует привратницу в костюме младшей монахини. Та лениво кивает, по-кошачьи потягиваясь, но затем неуловимым движением оказывается около массивных дверей. На эбонитовой блестящей коже раскрывается вторая пара глаз. - Проверить? Ты что, правда даже не посмотрел, где именно их вынесли?! Привет, Нэн, мне к архиепископу. Обыщешь меня потом, идёт? - Чуть не уронив трубку, Анри чертыхается под нос, подхватив её на лету, и берётся за тяжёлую ручку времён, наверное, ещё до голландских оккупантов. - Матьяс, не заставляй меня думать о тебе то, что я о тебе думаю... Нэн со своими детьми, сливающимися с украшениями зала, остаётся за дверью, в этот коридор не входит. Он почему-то чувствует облегчение, оставляя её позади. Не то чтобы не доверял ей - но тут же не предскажешь, что могло измениться за время, пока они не виделись. - Так вот, - продолжает он, проносясь к следующей двери мимо тусклого светильника, вычерчивающего на щербатой стене узоры, почти режущие глаз своей красотой и одновременно уродливостью. - Если ты глянешь на координаты всех трёх инцидентов... - Где гляну? - В его голосе слышится смесь усталости и раздражения, но это Анри тоже уже проходил. - Я же с локализацией послал! Ну посмотри, открой в нормальной развёртке просто. Он почти сбегает по лестнице, минуя пару этажей старой каменной кладки, и связь становится хуже. - ...Гружен. И не ст... - Подожди, я коридор проскочу! - Приходится повышать голос, чтобы пробиться через прерывающийся шорох и стрёкот в трубке. Почему было не обосноваться в какой-нибудь пафосной гостинице в Хилброу, раз те всё равно не нужны никому, кроме смертных-маргиналов? Почему не в пределах Соуэто, анархов там всё равно пять штук, подвинулись бы без всяких вопросов, всё равно, считай, это без двух лет территория города? Впрочем, как только связь в основных помещениях налаживается, Анри признаёт, что немного скучал по этим подземельям.
Здесь ищеек не шляется. Охрана или её подобие, гуляющие по территории церкви и внутренним комнатам надземных этажей, похоже, по-прежнему не спускаются к кабинету, пока не позовут. Хорошо. Замечательно. - Да? Ты слушаешь? - Анри распахивает тяжёлую дверь кабинета, в котором ещё на подходе ощущает знакомые запахи, слышит биение нескольких сердец, качающих тёплую кровь, и скорее угадывает, чем различает, наличие того, ради которого они бьются. Он сосредотачивается, прежде чем войти. Лирика - потом. - Так вот, я говорил, что подтверждать поздно. Меньше, чем за месяц, ну чужой территории проворонить три десятка головорезов, и я никогда не видел, чтобы следы... - Анри, - с лёгким укором говорит Матьяс. - Я сижу прямо перед тобой. - Вот именно!.. Он с раздражением выключает телефон и бросает трубку в глубокое кресло напротив. Архиепископ этой богом забытой дыры действительно сидит за своим столом, покручивая в пальцах телефон, и только после его жеста кладёт старую коробочку на стол и поднимается. Не так уж и изменился с их последней встречи - по крайней мере, лицом и жестами. Всё та же закрытая одежда, разве что чуть меньше похожая на те затянутые пиджаки, которые ему нравились в начале их знакомства. Водолазка на молнии по боковой части, Анри помнит, зачем. Всё тот же короткий хвост на затылке, слегка усталое лицо, нос с горбинкой и пара едва заметных шрамов под скулой. Анри вдруг приходит в голову, что при их первой встрече Матьяс выглядел не старше его самого, а теперь - смертные, наверное, дали бы ему лет тридцать-сорок. Словно он имитирует на своём лице не смену человеческих черт, как многие, а смену возраста. Раньше Анри не обращал внимания и потому никогда не спрашивал, а теперь вдруг... Он качает головой, вздрагивая от звука щелчка и тонкого гула - архиепископ включает на своём столе неприметный ноутбук, и тот со страданием начинает загрузку. - Ты его так и не поменял? Я ведь говорил ещё тогда, новый нужен. - Это и есть новый. Матьяс обходит стол и становится рядом с ним, разглядывая. Тоже изучает. Нашёл время для удовлетворения любопытства, умник. Тоненький голос разума на краю сознания намекает, что Матьяс едва ли виноват в том, что очевидно не понимает всей серьёзности возможных проблем, но... Что толку в оправданиях, если действительно не понимает? Как вообще можно отвечать за всех здешних идиотов и так при этом тормозить? Раздражение сменяется обидой, потом почти злобой на дурацкую ситуацию, и Анри обхватывает себя за плечи руками, бросая: - И ты его даже не включил, пока я не вломился. А ведь уже могли бы всё проверить... - Ты мог бы? - Матьяс поднимает бровь. - Ты вообще себя в зеркале видел этой ночью? - В смысле? - вскидывается он в ответ ещё до того, как успевает заметить, с какой интонацией выплёвывает это слово. За такое неуважение вообще-то можно и по морде получить, и хорошо, если рукой. Вряд ли он забросил свои опыты в отношении... Других конечностей, не все из которых в своё время заканчивались человеческими пальцами. - Понятно, - вдруг усмехается он, делая шаг назад. Анри хмурится, глядя уже настороженно. - Прежде чем мы с тобой заговорим, давай к стене. - Мотнув головой в нужном направлении, Матьяс возвращается к столу. - Я тебя не узнаю. Столько лет, такой повод для встречи, а ты вваливаешься ко мне голодным, как дикий асангвинит. И шипишь так же. - Да я... - Анри делает резкий жест рукой. - Вперёд. - Голос Матьяса становится жёстче. - Не самому же мне тебя кормить теперь? Давай, они привычные. Анри поводит плечом, но затем раздражённо фыркает и делает шаг к стене.
Двое рослых гулей поддерживают её, раскинув руки, словно атланты. Пальцы соприкасаются самыми кончиками, словно их поза имитирует какой-то застывший танец, поддерживаемый небольшими креплениями вдоль их торсов и рук. Глаза следят за происходящем в кабинете неотрывно, внимательно. Анри знает, что в креплениях нет нужды - атланты держат стену добровольно, и даже срощенные друг с другом пальцы - скорее символ, чем реальная возможность удержать их, если бы они захотели уйти. Он подходит ближе и чувствует, как стучит кровь в тугих венах, выпирающих на их шеях и руках. Почти слышит, как она проталкивается в более мелкие сосуды, густая, пульсирующая так ярко, что почти больно в собственных венах от этого ощущения, как перетекает сквозь слитые кончиками пальцы - из одной руки в другую, почти такую же. Собственные пальцы начинают дрожать, когда Анри вдыхает запах одного из них, почти касаясь голой темной кожи. Сглотнув, он спрашивает хрипло: - Нахрена ты им сосуды срастил?.. - Ссорились из-за моей крови, - равнодушно отзывается Матьяс за его спиной, что-то отстукивая на клавиатуре. - Я предложил решить конфликт по-братски. Пей. Анри приводит пальцами по мускулистой шее, едва подавляя желание вцепиться в нее когтями, срывая кожу и мясо, как бесполезную упаковку. Руки дрожат все сильнее, горло сжимается, рот наполняется горечью пополам с тревогой. Надо было заехать сначала в Хилброу. Все-таки охота всяко лучше, чем... Матьяс понимает его сомнения по-своему. - Анри, выбери одного, и после он получит дозу вне очереди. Глаза гуля вспыхивают лихорадочно, ноздри расширяются - Анри чувствует, что не только от страха, чувствует по изменившемуся запаху его крови, - мычит полусросшимися губами. Запрокидывает голову, насколько позволяет стена, подставляя шею. Закрывая глаза, Анри впивается в неё зубами, почти разрывая вену.
Густая кровь, хлынувшая на язык и в горло, кажется горячей, раскалённой, разом смывает все беспомощные мысли. Анри глотает её торопливо, впиваясь заострившимися пальцами в его плечи и голову, почти сворачивая её на сторону. Кровь, сладкая, звонкая, несмотря на свою тяжесть, несётся по телу, заставляя сердце раскрываться себе навстречу, словно высохшую дверь под порывом свежего ветра, омывает каждую вену. Он теряет счёт времени, забываясь в этом потоке, и приходит в себя, лишь почувствовав, как гуль в его руках повисает, удерживаясь за свои крепления и не будучи в силах даже с его помощью выпрямить спину. С трудом оторвавшись от тёплой плоти, ласкающей губы, Анри отступает. Гуль повисает возле стены, тихо хрипя, и только его руку по-прежнему держит второй, замерший рядом. Матьяс стоит рядом с ним и улыбается краем губ. - Ну, привет, дитя моё. - Привет, - говорит он в ответ, встряхивая головой. - Не судьба мне дебоширить с голоду на улицах, как во всех нормальных стаях, да? - Пожалуйся мне ещё, - хмыкнув, Матьяс подходит к ослабшему гулю и закатывает рукав буквально на полладони, обнажая запястье. Не оборачиваясь, добавляет: - Сейчас закрою твою кормушку, и за работу. Включай пока, что прислал мне по поводу этих последних... И на всякий случай молись, кому умеешь, чтобы оно не совпало с тем, что я подозреваю.
опять дешифровали Войнича? серьёзно? с прошлого раза ещё двух лет не прошло, кажись на этот раз эволюционные антропологи, вот оно чо. да создателям этой штуки надо быть благодарными уже за наличие в мире такой бесконечной игрушки для всех на свете, кому хочется пообкатывать свои методы об легендарные шифры. я не удивлюсь, если окажется, что именно для этого его когда-то и придумали.
олсо, пользуясь случаем, хочу сказать в воздух: создатели контекстной рекламы, вы вообще на результаты смотрите своего творчества? а то мне тут, в свете последних исследований всякой тематичной хрени, предлагают лечение от щас покажу чего. читать дальше и вот я даже не знаю...
*не вставлять константинопольские мемы *даже не вспоминать про константинопольские мемы *и про клановые мемы вообще *ты крут, ты суров, ты сможешь *от духа, значт...
мрзд, твои щютки сегодня какие-то, ну. такие же неловкие, как обычно мои. пойду обратно в книжки, нафиг хд
после Пикуля мне нужен, по ходу, хороший курс детоксикации. это был очень интересный опыт, но спасибо, больше не надо пока.
открыл для этого "Двадцать пять рассказов веталы", и теперь прямо отдыхаю всеми отверстиями головы, в которые запихивал Пикуля. это такая индийско-монгольская версия "Тысячи и одной ночи", только не шах наложницу слушает ночь за ночью, а некий царевич пытается принести сврему учителю вампира веталу, и тот к нему пристает, рассказывает сказки и разводит на коммент, чтобы благодаря этому убежать и все с начала. судя по тому, как охотно царевич разводится, ему нравится катать на себе веталу и слушать сказки.
я каждую читаю ради этого момента с комментарием и немного переживаю, что с ними будет в конце. сказки - немного упороты. немного очень. читать дальше *
мне начинает казаться, что моя суперсила - не нахуй, как было установлено ранее, а способность еле успевать свое все. это пассивное умение, видимо, не требующее активации. причем и при наличии воттакенного списка планов оно работает, и при отсутствии его вообще. есть время, нету времени - все равно его будет еле-еле хватать, и всегда немного недостаточно.
впрочем, возможно, эта суперспособность растет из кое-чьих загребущих рученек, которые при выходе из торпора забывают, что часы в сутках не резиновые. кто бы это мог быть.
не то чтобы я жалел, что придумал флешмоб, но скорость выполнения нахватанного тонко намекаю вот хд
*
работа моя носит мне постоянно частицы прекрасного, вроде дамы 95 лет с аристократской фамилией и гордым именем Freifrau. вроде яростно, по-весеннему зеленой жидкой фракции крови у какой-то жертвы контрастного вещества. вроде щипцов и пассатижей, плавающих у микробиологов в банке, где обычно дезынфицируются рабочие инструменты.
- а вот я смотрю результаты пациента в системе, там лейкоциты высокие, но оно не отмечает мне красным! это ошибка? или вы как-то считали иначе? - момент, счас гляну. а. вы ввели ему в качестве пола "неизвестно", система не знает, на какие референтные значения ориентироваться. - блин... ну... - ну... давайте так. химически он у вас скорее кто? - эх, вводите, что мужик. - ок. все работает.
я смотрю в остальные данные и думаю, что, в принципе, в 97 ты уже по-любому круче, чем мужики, тетки и остальные. что там лейкоциты.
*
немного жалко, что мор не пошёл. причем не на ноуте - там все отлично - а на моее мозге и тонкой душевной не пошёл. там все такое чудесное и ласково надрывает мозг, а у меня нет сейчас свободного места внутри, чтобы вгрузиться. игры мне сейчас - для моментов, когда я поленце и думать/проявлять эмоции глубже, чем на полшишечки, уже не в состоянии, все выбрано. поглядываю на второй невервинтер с этой целью. может быть. надо попробовать.
а с мором мы еще встретимся, когда он совсем превратится в артефакт древних эпох, и все будут гонять новую версию с гламурными плюшечками вместо лиц хд наверняка.
*
товарищ Лоуэн считал, что спазматический кашель без клинических причин в качестве соматической реакции на определенную категорию ситуаций или воспоминаний может быть проявлением не выпущенных когда-то слез и голоса, маркирующих ощущение горя и беспомощности.
я, после некоторых размышлений и эмпирических опытов, склоняюсь к тому, что он скорее маркирует, как все эти бляди каждый раз берут меня изнутри за горло и выкручивают его так, что я даже руку поднять не смогу, если захочу вырвать их оттуда нахуй. но я, некоторым образом, не захочу. я знаю способ получше.
мы вместе в этой лодке, и плыть еще долго.
*
все еще не совсем понимаю, почему в любой ситуации так зашибенно спится днем. ночью тоже ничего так, но днем никакие неудобности и мелочи не сбивают тебе ничего - на мало времени, без надежды выспаться, под какие-то вопли снаружи и свет в щелях на окне - а-ху-ен-но, не побоюсь этого слова. такое ощущение, что ночью спишь из чувства долга, а днем - по любви. (а я удивляюсь глюкам с серотонин-мелатониновым балансом, лол, млдц какой.)
*
впрочем, по сравнению с мировой революцией - фигня все, включая мировую революцию.
читать дальшеГораздо более важная революция произошла при переходе от античности к византийскому средневековью - в виде книги. Дело в том, что основная форма античной книги - это свиток. Свиток имел свои плюсы, но и свои минусы. Свиток, во-первых, нельзя было постоянно держать открытым, он норовил свернуться - значит, найти нужное место в свитке так же трудно, как, например, найти нужное место в современном микрофильме (нужно его весь перемотать к нужному месту). Трудно вести оглавление, трудно писать заметки на полях, и так далее. В общем, в этом сворачивающемся носителе были большие недостатки. Тем не менее, инерция, идея того, что текст, настоящая книга - это свиток, приводила к тому, что пергамен, который вовсе не имел "природной склонности" свёртываться в свиток - тоже сворачивали в свиток. И лишь во II веке нашей эры начинаются эксперименты с созданием принципиально нового вида книги, а именно, книги-кодекса - собственно, той книги, которую мы с вами знаем как книгу. То есть, переплетённые и сложенные вместе кусочки пергамена. Это имело совершенно колоссальное культурное значение. Не только появилась возможность мгновенно находить нужный текст, создать оглавление, делать заметки на полях удобные - но и появилась возможность, например, отлистать легко к началу произведения и посмотреть, что это было. Это имело значение и для литературы - потому что, например, даже античный роман возник в значительной мере благодаря тому, что, несмотря на сложно устроенный сюжет, читатель мог легко отлистать несколько страниц, посмотреть, что было раньше и, таким образом, не потерять нить повествования. Несмотря на то, что традиционная культура свитка долго сопротивлялась, она в конце концов уступила - уступила только в IV веке, благодаря победе христианства. Для христианства с самого начала книга была книгой-кодексом. То есть, тем самым, начало Византии совпадает с вхождением в жизнь принципиально нового вида оформления текста - книги-кодекса, которая досуществовала до наших дней и, видимо, сейчас, при жизни ныне живущих поколений, доживает свои последние десятилетия.
(с) вот этот дядька внизу - про византийскую литературу и формы книги вообще, кратко. он округляет, конечно, очень многое, и повторяет буквально с нуля некоторые вещи, но в целом мне нравится. вдруг человечество ещё не задрали арзамасом и намёками на бизантозадротство со всех сторон
...между изменением и сохранением старого. существа, у которых в самой крови постоянное изменение, люто заглючены на традиционность, на свою неизменную территорию и ее правила, гспд, да они привязаны к своей земле, физически, они слабеют без нее. потенциал к чудовищной гибкости и адаптивности - и к точно такой же чудовищной косности. маньяки-модификанты, утрачивающие антропоморфность в своих экспериментах - и ретрограды Старого клана, веками сидящие в подвалах трансильванских руин и хранящие свою честь от болезни Изменчивости.
...между рафинированностью этой и диким варварством, интеллектуальностью и приземленностью. особенно на тех, кто постарше и посильнее, это видно. сколько их выходило из той самой карпатской знати, восточно-европейской аристократии, сколько - из религиозной, мажье-орденской, философской и прочей интеллектуальной элиты и претендующих, глянуть на старшие поколения - каждый первый белая кость, длинные когти, старые замки со слугами, тайные знания и древние книги... и со всем этим - по локти в мясе и кровище, по уши в земле. Изменчивость - это ремесло, это небрезгливая работа крепкими руками, колдовство - это принятие языческой силы на грани с шаманской. это куски кожи, жира и крови под твоими холеными ногтями, это влажная почва и сухая пыль на губах, это погружение, потому что невозможно получить власть над плотью и землёй, считая ее падалью и грязью, испытывая к ней отвращение.
...между стремлением вперед, от человеческих и прочих знакомых форм жизни - и удивительной, обезоруживающей близости именно к тем формам жизни, к жизни вообще, как бы это ни звучало нелепо. они ведь, да - работают с живым материалом. растят, изменяют, изучают, и то же самое проделывают над собой. самые каинитские каиниты, кричащие об этой самости на каждом углу - и противоречащие классической каинитской мертвости самим методом, которым ее реализуют.
живые мебель и дома, патриарх - персистирующий вирус во всех своих потомках, непорочное зачатие, симбиотические практики. я понимаю, почему их так часто изображают или гиперсексуализированными, или асексуальными монстрами, иногда - одновременно. почему самые органичные их формы - это сочетания крайностей, черт неживого и немертвого, женщины и мужчины, самого тонкого из человека и самого грубого из зверя. вечный поиск баланса. вечная попытка оказаться одновременно божеством и чудовищем.
и я понимаю, что эта тема с внутренним конфликтом и поиском цельности через синтез крайностей - она в той или иной мере про любой клан, любую историю, любого самого мелкого каинита. это основа сеттинга. но мне ни в ком из них она не светит так откровенно, концентрированно, физиологически безжалостно, как в цимисхах.
ну как можно не любить эту восхитительную нелепость? это мы - самые вампирские вампиры, чуждые всему человеческому и половине всего вампирского, и это мы - душа шабаша, в восхищении смертью придумавшие изучать в смерти самое живое, что можно в ней найти. сколько жизни в этой смерти. сколько человеческого в этой нечеловечности.
метаморфозы и стагнация. интеллектуальный холод и дикарская страсть, перебивающая его одним мигом. мёртвая кровь, живая кровь. ртуть и сера земли моей.
у них не зря уроборос в клановом гербе, не зря. вся эта больная алхимия - это оно и есть, поиск и преобразование, потенциал к цельности через взаимную реакцию антагонистичных элементов системы. и потенциал к бессмысленному дестрою на тех же основах, в первую очередь - себя. Старейший воплощал эти вещи буквально, но возьми историю любого из его потомков - и в них оно проступает точно так же. союз Великого Делания и тупейшего самосаботажа.
это чудесно, на самом деле. и глубиной своей, и неотвратимостью, и очевидностью на всех уровнях. волшебный клан, правда. я регулярно глумлюсь над кучей всего, прохожусь по их дури раз за разом - о, как они умеют в дурь, симптоматичную и размером с Карпаты, - и, если честно, тоже склонен разочаровываться в них при любой возможности. но вот это - не зависит от моего отношения. как идея, как воплощенный концепт, как форма для выражения этой алхимической магии - цимисхи замечательные. даже когда притворяются, что это не так.
ps. Sopor Aeternus - Birth (Fiendish Figuration) Sopor Aeternus - Feralia Genitalia Rob Dougan - Clubbed to Death
внезапный кусочек модерн-втм-аушечки. он должен был изначально стать прологом ко всей движухе (чсх, не стал). цимисховые опыты, гуро-порн, вольное обращение с анатомией, трибьют ту Агата. за всё хорошее нц-17, наверное. поехали.
Агата смотрит на свечу, пока та не начинает гореть ровно. Их несколько в помещении, крупных, почти не чадящих, с толстыми фитилями, дающими достаточно света, чтобы видеть каждую деталь. Глаза Агаты позволили бы это и с одной, они изменены специально для полутьмы, царящей в этой части лаборатории, но с несколькими - надёжнее. Когда имеешь дело с такими вещами, запасной источник чистого пламени никогда не помешает. Слабый, но всё же намёк на технику безопасности.
Она отворачивается и переводит взгляд на тело на столе. Ещё раз проверяет подготовленные инструменты, подходит ближе, слегка сжимая в пальцах рукоятку скальпеля. Скорее всего, одним малым не обойдётся, но Агате на мгновение хочется поверить, что хватит и его. Она не знает, сколько сейчас зависит от её веры, но почти уверена, что это мгновение ещё может себе это позволить. Тело, нагое, вытянутое и почти распятое на широком столе, вздрагивает, слегка выгибаясь. Под бледной до синевы восковой кожей, исчерченной отметинами, перекатываются мышцы, напрягаясь узлами, проступают края надламывающихся костей. Не сразу. Медленно. В одном из участков кожа натягивается сильнее, и Агата слышит изнутри тихий хруст, а сразу за ним - едва слышный хриплый стон, сукровицей сочащийся между его тёмными губами. Она подходит вплотную, смотрит внимательно, не отводя глаз. Не на лицо — на то, что неровным бугром проступает изнутри, на границе его рёбер и солнечного сплетения. Будто чуя скальпель в её руке, тело перед ней выгибается сильнее, выворачиваясь на сторону, покрытые ритуальными символами кожаные ремни едва удерживают. Длинные пальцы впиваются в края стола, кажется, что сталь вот-вот сомнётся под ними, как глина. Агата на секунду задумывается о том, насколько это больно, но тут же заставляет себя сконцентрироваться. Сейчас. Почти. Она поднимает руку со скальпелем, второй подтягивая стойку с инструментами ближе. Следующий стон прорастает из его горла, прерываясь новой судорогой. На сходе рёбер, начинает отчётливее набухать шевелящийся бесформенный комок, проступая всё яснее, постепенно начиная распирать ему рёбра, сдвигая их края. Словно перемалывая сами себя, движутся внутри упругие куски плоти, смешиваются, мешая друг другу, пытаясь принять новую форму прямо во время роста. По всему напрягшемуся телу проходит волна судорожной дрожи, и Агата слышит новый хруст, глухой, нетерпеливый. Она почти касается лезвием бледной натянутой кожи, но снова замирает, запрещая руке вздрогнуть. Сейчас?.. Кожа в местах натяжения кажется полупрозрачной, можно почти увидеть, как неровный комок из мяса и костей проступает сквозь неё, вздрагивая и бугрясь новым выступом. Крупные вены и артерии отведены от этого участка заранее, она знает, что когда взрежет эту часть, крови будет мало - по крайней мере, пока она не доберётся в глубину, - но всё-таки она медлит ещё мгновение, пока тихий шёпот не царапает её слух, как зазубренное стекло. - Давай. Сейчас. Агата перехватывает лезвие крепче и делает первый надрез.
Свечи вспыхивают резче, но не гаснут. Она не поднимает на них глаз. Отвлекаться нельзя. Влажные куски плоти с хрустом расходятся под лезвием - если кожа поддалась легко, вскрытая концом скальпеля, то мышцы приходится резать с нажимом, криво, они шевелятся и вздыбливаются под её пальцами, сочатся густой кровью, холодной и тяжёлой. Неживая сильная плоть сопротивляется - её инструменту и самой себе, продолжает расти, перемещаясь и меняя форму прямо под руками, и его тело снова выгибается, будто имитируя агонию, когда Агата вонзает скальпель глубже, пытаясь отсечь отросток хряща, которого не должно быть там. Прочные рёбра напрягаются, вздрагивая, новая плоть давит на них изнутри, заставляя край треснуть, и Агата берёт в перемазанные кровью руки пилу. Вот это - точно очень больно. Агата привыкла к крикам, давно научилась не воспринимать их как что-то значимое, но этот режет ей нутро, словно заточенное лезвие и стальной рычаг дробят её собственную плоть. Отвлекаться по-прежнему нельзя, иначе слишком много потраченных сил и времени уйдёт впустую. Ремни, держащие его запястья, натягиваются рывком. Нечто, растущее из глубины вывернутого в новой судороге тела, вздыбливается сильнее, крик переходит в бессильный всхлип - и Агата, навалившись на рычаг, выламывает переплетённые хрящи и кости, нащупывает в скользком месиве из плоти и крови новый слой. Подцепляет костяной изгиб, тянет наружу, под свет исступлённо чадящих свеч. Новая кость, крепкие белёсые осколки, с хрустом гнётся, на глазах прорастая мясо и густеющую тёмную кровь вокруг и внутри себя, цепляется за развороченные рёбра и плоть, вздрагивающую рядом. Пульсирующее внутри нечто похоже на сердце - сырое, сворачивающееся в узел, пахнущее железом, долго гнившем в болотной земле. Агата тянет сильнее, свободной рукой надрезая новые мышечные волокна, ломая треснувшую кость. Крика больше не слышно, только сухой хрип из сдавленного судорогой горла. Даже не движение воздуха, просто голосовые связки звенят натянутыми струнами, лишёнными голоса. На это нельзя обращать внимания. Знание, вера и твёрдая рука. Вот. Почти.
Развороченное изнутри и снаружи тело почти надламывается в прогибе, когда она наконец ломает последнюю внешнюю кость и с треском вытаскивает из него то, что пыталось не даться ей в руки всё это время. Удерживаемые ремнями руки падают на стол, скребут по нему торчащей костью запястья - и наконец замирают без движения. Агата выдыхает, не глядя в ту сторону. Она держит в руках тяжёлую костяную клетку, цветок из переплетённых жёстких скоб, кривых, похожих на переломанные рёбра, копирующие те, из-под которых их достали. В клетке бьётся, яростно пульсирует влажный, скользкий сгусток крови - огромный комок, мажущий костяные прутья всё новыми тёмными пятнами, слизью и сукровицей. Один из его клочьев просачивается между костями, тянется к агатиной руке бесформенным щупом, но она быстро подносит клетку ближе к первой свече, и щуп отдёргивается от пламени, с хлюпающим звуком втягиваясь в тёмную массу. Пульсация внутри клетки становится тревожнее, начинает напоминать дрожь. Агате хочется отвести взгляд от этой штуки, обернуться назад, но сейчас она не смеет. Затаив дыхание, она вешает клетку на приготовленный крюк над каменной подставкой в полу, окровавленными пальцами проверяет, надёжно ли стоят свечи вокруг. Сердце бьётся так сильно, как не билось, наверное, последние десятки лет. Она подходит ближе, вглядываясь в тёмный кровяной комок между рёбрами клетки, боясь собственной надежды. Комок трётся о перемазанную кровью кость, пульсирует то тише, то сильнее, силясь снова изменить форму, вывернуться, скрутиться в узел и поглотить самого себя. Влажные жалобные звуки, которые он издаёт, такие тихие, что не поймёшь, правда ли слышишь их. Агата прикусывает губы, осторожно протягивая руку в сторону. Неужели?.. Первая капля крови падает на подставку. За ней - вторая. Третья, следующие несколько - уже почти проливаются, начиная течь без перерыва. В какую-то секунду из клетки вытекает пара бесформенных сгустков, свернувшихся ненароком, но затем исчезают и они, и колышащийся кусок влажной темноты тает на глазах, распадаясь, размываясь в несколько струй крови, которая беспомощно выплёскивается из клетки на каменный пол, заляпывая подставку, разливаясь пятнами вокруг. Кровь. Мёртвая кровь, обычная, тёмно-красная и холодная. Агата бессильно опускает руки.
- Не получилось, - шепчет она, прикрывая глаза и больше не глядя на пустую костяную клетку, из которой падают на пол последние капли. - Простите. Позади она слышит негромкий шорох, затем - лёгкий перестук по стальной поверхности стола. Пряжки ремней расстёгиваются одна за другой, освобождая его запястья. Агата слышит, как он садится, с тихим щелчком поводя головой, затем спускает ноги вниз, касаясь ими пола. Она повторяет с горечью, открывая глаза: - Не получилось. Опять. - Я вижу. Он встаёт рядом с ней, опираясь холодной рукой на её плечо. Смотрит оценивающе на лужу крови, залившую всё на метр вокруг, на бесполезную пустую клетку из кости, на догорающие свечи. - Это из-за того, что я колебалась? - спрашивает Агата тихо, снова опуская взгляд - вниз, на свои руки. - Или из-за... - Нет. Он не утешает. Просто делает вывод на основе проведённого опыта, как и всегда, но она всё равно благодарна за этот ответ. - Я была уверена, что в этот раз получится. - В следующий раз я изменю ритуал и дам больше времени на подготовку. - Вы хотите попытаться ещё? Она снова опускает глаза, сжимая губы в нить. Вздыхает, медленно возвращая самообладание, но, разумеется, этого недостаточно, чтобы скрыть своё отношение к этой мысли. Он слегка сжимает её плечо, показывая, что заметил, и Агата поворачивается к нему, осторожно прижимая его пальцы ко лбу. - Мне больно делать такое с вами, - признаётся она без выражения. Он смотрит сверху вниз, проводит ладонью по её голове, позволяя почти коснуться виском своего плеча. - Тебе будет ещё больнее, если я так и не найду способа изолировать это. - Я понимаю. Просто... Это ведь не обязательно повторять так часто? - Время, - напоминает он, и Агата снова кивает, сдаваясь. Никто не знает, сколько у них ещё времени. На поиск. На эксперимент. На то, чтобы успеть что-то сделать с его результатами.
Агата смотрит на его наполовину развороченные рёбра, на зияющие окровавленные прорехи в его плоти. Вздыхает ещё раз, выпрямляясь, и поднимает голову, чтобы встретиться взглядом с холодными внимательными глазами без белков, залитыми тысячелетней темнотой. - Вам понадобится много крови, чтобы закрыть эти раны. Он кивает, медленно опуская голову. - Возьми ключ от второго блока. Они не понадобятся нам теперь. - Скольких мне привести? - Двоих. Я скажу, если понадобится больше. - Хорошо. - И найди там же кого-нибудь, чтобы убрать это. - Он кивает на остатки свечей, кровь и костяную клетку, по которой медленно ползут первые трещины. - Пусть очистят огнём. Всё, включая ремни и свечи. Проследи. - Я всё сделаю, - обещает она. Он снова удовлетворённо кивает, прежде чем уйти. Будто очередная неудача не имеет никакого значения, хотя они оба знают, что имеет, и возможно — критическое. Агата достаточно честна с собой, чтобы не пытаться ответить на вопрос, что тревожит больше её саму - следующая неудача или возможность успеха. Может быть, в следующий раз он придумает, как подправить ритуал так, чтобы это больше не нужно было повторять. Она видела его силу, не раз видела, на что он способен, когда хочет получить своё. Она знает о нём достаточно, чтобы догадываться, почему он так равнодушно относится к вещам вроде той, что пришлось проделать сегодня. Отчасти её успокаивает это знание, и отчасти - пугает ещё сильнее, потому что если существо настолько древнее и сильное признаёт серьёзность возникшей проблемы, то выводы об их шансах напрашиваются сами собой. Выбора, впрочем, у них всё равно нет.
Звук, с которым шиповые кости в его стопах касаются каменного пола, напоминает Агате стук каблуков по мостовой. Она смотрит на его прямую спину, прослеживает движение руки с длинными когтями, и лишь когда та касается дверного косяка, вспоминает. - Мастер. Он останавливается у двери, чуть повернув голову. - Господин Тамаш прислал этой ночью сообщение. От имени своего домена. Он просит о встрече и говорит, что это может касаться дела секты, которое он хотел бы... Обсудить с вами, прежде чем обращаться к Консистории. Если вы сочтёте это возможным. - Вот как. - Тёмные губы на мгновение изгибаются, и мелькнувшее на них выражение меняется, не успев стать насмешливой улыбкой. - Значит, уважаемый архиепископ больше не боится коснуться ногой горсти нашей земли. Я хочу взглянуть на это послание позже, Агата. Она не показывает удивления, хотя вся известная ей логика подсказывает, что гости - это сейчас последнее, что им нужно. Даже такие, как уважаемый архиепископ и те, кого он может привести с собой. Или - особенно такие.
Только когда он уходит, Агата позволяет себе поднять руку и медленно, закрывая глаза и задерживая дыхание, слизать с пальцев его всё ещё не засохшую кровь.
дожил до момента, когда на бумажке из неотложного в графе для имени одного из врачей, отбиравших пробу, стоит скромно: Андерс.
ооок хд
насыпали бы мне этого в момент погружения в драгонагу, наверно, сидел бы нервно ржал на потолке, а так просто ржу.
совпадения того же уровня, что получить в вечернюю смену пациента с именем-фамилией твоего омп-чара для текста по вомпам, а потом не удивиться, намеряв ему недостаток гемоглобина в крови.
что сердцу моему делать с нелепостью этой жизни и толщиною ея троллинга, решительно непонятно.