statistically speaking, your genitals are weird
графоманинг, продолжаю собирать черновичочки.
неточности и прочее потом половлю, как глаз размылится.
немного про обвм и некоторые практические моменты, с которыми нихрена не ясно. буквально.
Темнота. Тишина. Тревога.
Запах земли, влажноватый, прохладно-успокаивающий, пропитывает всё вокруг. Убаюкивает, пробирается сквозь оцепенелую дрёму, прорастает горло, пальцы, мягкими корнями пробирающиеся в податливую почву, всё тело, застывшее в этом полусознании, словно в колыбели.
Не сон. Не мысли. Ощущения и смутные образы, лишь отдалённо похожие на то, что он видел во сне, пока был смертным.
Как давно это было - словно с кем-то другим.
Земля не знает времени. Земля скользит по коже, никнет к лицу и ладоням, пропитывая собой, своей ласковой тяжестью и болезненно-хрупким ощущением, что это - настоящее. Близкое. Знакомое и своё, словно часть собственной души растворилась в ней когда-то давно, ещё до твоего рождения, и теперь сколько бы ни потерял - она есть. Земля хранит часть тебя, возвращая её тебе всякий раз, когда ты закрываешь глаза, касаясь её и слыша её запах, чувствуя, как он тянется к тебе, позволяя ему стать частью себя самого. Камень, влага, едва ощутимые следы когда-то спавших в ней семян и живых корней, тихой, почти не заметной силы и жизни, не враждующей со смертью. Земля хранит то и другое равно.
Земля будет всегда. Она была всегда. И та часть своей души, крови и силы, что ты делишь с ней, что течёт сейчас медленно по твоим дремлющим венам, была и будет, что бы ни случилось.
В темноте, в тишине.
Где не сразу понимаешь, что...
...Что-то не так.
Анри медленно проводит пальцами сквозь прохладную землю, и она расступается мягко, принимая движение, кажется, что почти движется в ответ. Что?..
Запах льнёт к виску, холодной ладонью под голову, и сквозь него едва заметно пробиваются другие - дерева, разогретого металла, складского машинного масла. Запахи и звуки, земля укрывает от них, прячет, даёт опору, незыблемую, ощущаемую телом и душой. Но что-то внутри, едва различимое, шепчет: что-то не так. Будто опора иллюзорна, будто под ней на самом деле ничего нет.
Земля - не та, что обнимает сжавшиеся пальцы, другая, которая словно осталась внутри, обнимает оцепенелое сознание, утешая, зашёптывая тревогу, не дающую покоя. Здесь должно быть спокойно. Здесь должно быть легко, надёжно, неподвижно, здесь не должно быть места иной глубине, кроме той, что пахнет влажной почвой и пылью, тяжестью и прохладой, что обнимает, принимая в себя, растворяя в себе, напитывая собой.
Он пробует стиснуть полупарализованные пальцы снова, и теперь кажется, что они идут сквозь вязкую влагу. Словно темнота, привычная и спокойная, сгущается всё сильнее, начинает сочиться сквозь знакомую землю, как сквозь губку. Влага, темнеющая вода, словно под слоем земли, удерживающей тело и душу в своих надёжных объятиях - ещё один, кажущийся пустым, бесконечный слой тёмной тяжёлой воды, вплетающей шёпот своих волн в шёпот земли. Это неправильно. Это пугает. Это... Лишает опоры, и с каждой секундой тревога растёт. Её уже не скроешь под слоем знакомой земли, не спрячешь в наполняющем горло и лёгкие запахе и сжатой в пальцах горсти.
Волна близко.
Тяжёлая, огромная, тёмная масса пустоты, болезненно не-пустой, молчащей, грозящей поглотить.
Невозможно двинуться.
Вздрагивая, уже почти ощущая своё тело - неподвижным, парализованным куском холодной плоти, прибором, в котором закоротило контакты, - Анри пытается стиснуть пальцы сильнее, цепляясь за эту землю, словно она может удержать от падения в тёмную бездну.
Примитивное, животное желание спрятаться, уйти в неё глубже, чтобы не достало то, что за ней.
Повторяющийся кошмар там, где не должно быть ни сна, ни сновидений - но от кошмаров это не избавляет.
Волна подбирается всё ближе, лишая остатков сил, вырывая из онемевшего горла слабый стон. Пальцы беспомощно дёргаются, рефлексом, судорогой сжимаясь до боли в суставах, - и вдруг глухую тишину, топящую сознание, разрывает новый звук.
Анри распахивает глаза.
Темнота вокруг - обычная, даже не самая плотная, хотя деревянная крышка надёжна и обеспечена внутренним чехлом на всякий случай.
Он смотрит в неё, не двигаясь, привыкая к ощущению реальности, к тому, что можно повернуть голову, а собственные погруженные в землю руки снова послушно выполняют команду, если поднять одну и упереться ею в прочную поверхность изнутри.
Спокойно.
Ничего опасного прямо сейчас не происходит.
Звуки, которые он слышал сквозь дневную немоту - ещё не известно, были ли настоящими. Видения, догоняющие в моменты отключки, похожие на сны у смертных, только без сна - это нормально, это бывает. Матьяс рассказывал, давно, ещё в первые его ночи, их стоит бояться не больше, чем кошмаров при жизни. И в данных обстоятельствах они, на секундочку, более чем объяснимы. Кого угодно бы так дёргало, если бы пришлось...
Короб, в котором он лежит, сотрясает удар такой силы, что его подбрасывает внутри, и крышка врезается в лоб.
Снаружи слышится приглушённая ругань.
Три или четыре человека. Не больше.
Смертные.
Анри сворачивается в комок, вздёргивая руки и собирая внутри кровь для удара.
Реакции ещё замедлены, то ли солнце едва скрылось, то ли - поди разбери, почему, а реагировать надо сейчас, срочно. Потом разбираться, что происходит. И почему. И какого...
Короб сотрясает новый удар, потом хруст.
А потом крышка со скрипом слетает, подковырнутая стальным штырём.
Первого Анри хватает за горло - тот нагибается слишком близко - отшвыривает в сторону, и человеческое тело отлетает в сторону, глухо ударяясь о стальную стену вдалеке.
Он взвивается из опрокинутого короба одним прыжком, который тут же встречает пара приглушённых выстрелов - больно, зараза, рядом с сердцем ведь лупят... Второй визитёр попадает под удар уже с размахом на пожжённой крови. Пистолет мерзко гремит по стальному полу.
Блеск. Сейчас ещё и шуму наделаем...
Он не успевает увернуться, слышит звук - и лишь секунду спустя чувствует, как стальной лом пробивает горло, проходит совсем рядом с позвоночником.
Удивлённо смотрит на высокого громилу, в полутьме похожего на монстра из старого фильма ужасов. Монстр пялится на него очумело, приоткрыв массивную пасть.
Больно и смешно одновременно.
Анри пробует рассмеяться, но получается лишь хриплое бульканье.
Лом зацепил гортань, похоже.
- Ты что за дрянь?! - сдавленно шипит громила на африкаанс, будто очнувшись. Дёргает лом на себя, и Анри легко отпускает его, лишь слегка пошатнувшись. - Где?..
Он снова замахивается ломом, и Анри всё-таки выдавливает из себя хриплый влажный смешок.
- Слушай, - говорит он сквозь бульканье крови в горле. - Я бы тебе... Даже посочувствовал. Но вы с друзьями идиоты.
- Где грёбаная статуя?!
- Статуя, - он всё-таки смеётся, ничего не может с собой поделать. Делает шаг вперёд, отбивает рукой лом, словно ветку дерева. - Поверь, лучше я тебя убью до того, как ты её увидишь...
С африкаанс у него и так полный привет, а тут ещё горло пробито.
Наверное, поэтому громила так и не успевает понять, что он говорит правду. Как не успевает увидеть - смертные хуже видят в полутьме, - быстрое движение совсем рядом, похожее на взмах гибкой тени.
- Поздно, - хрипло шепчет он.
В следующую секунду лицо громилы искажается от ужаса, и он вздёргивает одну руку вверх.
Длинный гибкий жгут пульсирующей плоти обвивается вокруг его шеи, с влажным хрустом сдавливает - не до конца, Анри видит это ясно, как в замедленной съёмке, - но всё-таки сильно, в то время как второй зависает перед лицом, вздрагивая и чуть покачиваясь. Его легко разглядеть даже смертными глазами - светлеющий ближе к концу, медленно раскрывающий зазубренное костяное лезвие, похожее на насекомью конечность.
Лезвие медлит ещё полмгновения - а потом уходит вниз, неуловимым движением меняя направление, и тут же резким рывком впивается громиле в брюшину, уходя глубоко, подцепляя под ребро, словно крюком.
Тот издаёт сиплый стон и роняет лом из разжавшихся пальцев.
Анри успевает подхватить его до того, как он загремит о стальные балки пола, и сжать в руке, как трофей.
- Красавец.
Матьяс глядит на него - не то чтобы с удивлением, но изображая сдержанный насмешливый скепсис. Не лицом - оно у него так и осталось выразительным, как лист старой бумаги, ничего менять к свиданию не стал, - и даже не интонацией, которую всё равно наполовину скрадывает гул самолётных двигателей сквозь металлические стены.
Движением или его отсутствием.
Чем-то, что бывает выразительнее лица и голоса.
- Хочешь спросить, что я здесь делаю? - Анри хочет проявить догадливость, но получается опять какой-то неясный булькающий хрип, и он пристыжённо прикрывает ладонью влажную дырку в горле.
- А то я сам не вижу.
Матьяс подходит ближе, рассматривая сначала его короб с грубо сковырнутой крышкой - хорошо хоть, что не перевернули, только уронили с креплений, потому что трудно придумать в такой момент занятие более идиотское, чем собирать рассыпанную землю между стальными полозьями для грузов на полу.
Хороши они были бы, дитя архиепископа и какой-нибудь криворукий гуль, если тех ещё не перебили.
- Думаешь, - хрипит он снова, уже менее уверенно, - придурки успели наших в салоне прижать?
Матьяс задумчиво оглядывается назад, потом подтягивает хрипящего громилу ближе.
Не отпускает пока.
Тот лежит на стальных полозьях, сетью покрывающих пол, и едва заметно подёргивается. Одна длинная слабо пульсирующая плеть всё ещё придерживает его горло, вторая - по-прежнему удерживает раскрытым костяным крюком под рёбра, фиксируя надёжнее любой удавки. Обе - гибкие, поблескивающие в слабых отсветов приборов с панели на стене, похожи на выпотрошенные из проводки кабели - если бы кабели делали из жёсткой холодной плоти, скрученных мышечных жгутов на тонком, но крепком аналоге суставчатых позвонков внутри, вместо полноценной кожи покрытой лишь тонкой плёнкой её внутреннего слоя.
Обе плети уходят в устья на предплечьях Матьяса, возле самых локтевых сгибов.
И сейчас он задумчиво поводит плечом, расслабляя ту, что петлёй стянута на шее их неудачливого грабителя.
- Не думаю, - говорит он наконец, снова поворачиваясь к Анри. - Иначе зачем им, дурным, лезть через грузовой отсек? Ну, и мы сейчас не летим сквозь Атлантику ко дну вместе с самолётом.
Анри поёживается рефлекторно, вспоминая накатывающее в кошмаре ощущение огромной толщи тёмной воды под тонким слоем земли в коробе. Всё-таки от мысли, что сейчас не такой уж крупный "дельтовский" грузовой самолёт несётся сквозь облака на огромной высоте над бесконечным океаном, в километрах от настоящей твёрдой почвы под ногами... Неуютно. Тревожно. И вроде это нормально - раньше было то же самое, Матьяс ещё тогда объяснял, что с этим придётся смириться, никому из них такое не нравится, но у привязанности к родной земле есть своя цена, - но всё равно каждый раз надеешься, что теперь-то уж будет легче. Анри надеялся и в этот раз, когда, скрывая нервозность, отдавал его гулям распоряжения и следил за упаковкой ценного груза, проверяя, насколько всё сделано быстро и незаметно.
Ну, донервничался. Пропустил прощальный привет от Джози.
- Они на африкаанс трепались, - говорит он, подходя ближе и прикрывая ладонью булькающую дырку в горле. - Местные бандиты. Видимо, ещё при погрузке кого-то подкупили. Похоже, кто-то из нашей части аэропорта сливал информацию по грузам. Стоило им больше заплатить, да?
- Не стоило. - Матьяс морщится почти не заметно, и одна из плетей медленно втекает в его руку, слегка натягивая кожу устья возле его локтевого сгиба. - Вернусь - наберём новых для контроля хаба, таких, кто не сливает. Призовём какую-нибудь гостевую стаю на Пир, может. Всё равно туда давно пора наведаться, смертных расслабляет долгая тишина. Нужно поддерживать репутацию города. Что они там несли про статую?
Анри хрипло усмехается, вроде бы приноровившись не булькать собственной кровью.
- Ты летишь как ценный музейный экспонат. Поэтому и спереть пытались, думаю. Ну, так было быстрее всего. Ты же просил быстро и тихо организовать.
- Юморист. А ты как что полетел?
- А я как как инструментарий для исследований. - Он разводит руками. - Всё равно ведь мы досмотр скипнули.
- Понятно.
Матьяс фыркает, отворачиваясь, и медленно вытягивает костяной крюк из тела всё ещё живого грабителя.
Светлая кость теперь окрашена алым, и он будто нарочито медленно складывает крюк, убирая зазубренное лезвие, прежде чем так же неторопливо вобрать в своё тело и эту плеть. Когда края устий слегка стягиваются, обе ещё какое-то время шевелятся под его кожей, будто засыпающие змеи, укладываясь в привычные узлы, имитирующие щедрый слой рельефных мышц, уходящих по рукам и плечам в сторону лопаток. Матьяс по одному опускает закатанные рукава, снова становясь издали похожим на нормального человека, и говорит:
- Этого можешь взять, инструментарий. Как ты ему вообще позволил себе горло пробить?
- Ну, знаешь... - Он вспоминает про дыру в горле и морщится, отбрасывая лом в свой по-прежнему открытый ящик. - А тебе самому не мешает, что мы летим над Атлантикой, солнце движется хрен знает как, и вообще непонятно, ночь сейчас или что? Да ещё высота эта стрёмная. Меня до сих пор шатает, если честно.
- От турбулентности тебя шатает. - Матьяс кивает на его горло. - И от этого вот.
- Ага, конечно.
Впрочем, тут не поспоришь.
Скромный самолёт "Дельты", одна из десятков и сотен металлических скорлупок, регулярно летающих над океаном грузовым рейсом "Йоханнесбург - Дакар - Вашингтон", и вправду иногда потрясывает. Не то чтобы очень сильно. Не хуже, чем в последний раз, когда Анри проделывал этот путь в каком-то смысле один.
На этом фоне мысль о теоретически возможной катастрофе и падении в океан кажется не такой уж неприятной. Но в этот раз он усилием воли отгоняет её подальше и опускается на колени рядом с телом.
То немного вздрагивает, так и не приходя в сознание.
Пока он пьёт, неторопливо, чтобы дать ране на своём горле затянуться и при этом не убить смертного слишком быстрой кровопотерей, Матьяс где-то в темноте проверяет оставшихся двоих.
Одного, кажется, сломавшегося об стену, оставляет валяться там же. Со стороны второго Анри слышит короткий тонкий вскрик, после чего решает не отвлекаться больше необходимого. Раз уж всё равно оба в сознании, стоит воспользоваться моментом. Со сменой часовых поясов и правда не предскажешь, как кровь отреагирует и в какой момент тело и сознание снова охватит полуобморочный паралич, заливающий каждую клетку тела, словно тягучей смолой. Зависимость от солнца вроде прямая, но даже в одной географической точке эта штука у каждого сородича работает всегда немного по-своему, а тут... Гули из тех, кто контролирует экипаж, конечно, проследят, чтобы всё было нормально. Трупы потом придумают, куда деть, если надо. Но если можешь что-то проконтролировать сам, пока есть время, не стоит упускать возможность.
- Ещё часов семь полёта, - говорит Матьяс, возвращаясь. Садится рядом на одну из широких балок-полозьев, подогнув одно колено и задумчиво глядя перед собой. - Если верить панелям.
- Панели вроде обычно не врут.
Анри кивает и на всякий случай вливает между побелевших губ громилы несколько капель своей крови. Совсем немного и точно не достаточно, чтобы поднять его на ноги или хотя бы полностью привести в чувство.
- Зачем? - спрашивает Матьяс, помолчав.
- Не знаю. Может, он мне ещё через пару часов понадобится. Пускай поживёт ещё немного.
- Как знаешь.
Анри замечает всё в том же слабом отсвете, что на его скуле, прямо под шрамом, осталось несколько брызг уже почти свернувшейся крови. Ладно. Похоже, всё, что ему было нужно, он там за эти минуты выяснил. Можно будет позже спросить - если принять за данность, что они вернутся потом, как собирались.
Неотступный гул - двигателей, электронных приборов в теле самолёта, ветра снаружи, ещё чего-то, что можно уловить на грани слуха и ощущения - постепенно выравнивается, превращаясь в фон, нервирует с каждой минутой всё меньше. Может, прошли зону турбулентности и правда. Или постепенно привыкаешь, особенно после порции свежей крови. Или собственное тело всё-таки с трудом приспосабливается к смене часовых поясов и не доверяет тому, где сейчас может быть солнце на самом деле, и скоро придётся возвращаться в короб.
- Её звали Агата, - говорит он вдруг негромко.
Матьяс бросает на него косой взгляд.
- Звали? - Понимает, конечно, о чём речь. Не издевается вроде, просто спрашивает. - Больше не зовут?
- Не знаю. - Анри пожимает плечами, подпирает голову кулаком. - Ты сам видел ответ. Он официальнее, чем сводка из похоронного бюро. Я вообще сначала решил, что тебя всё-таки пошлют к Каину и всем праотцам. Подпись у неё автоматическая. Да и...
- Понятно, - снова говорит Матьяс, и в это мгновение его голос звучит почти мягко.
Анри кивает, выполняя эту незаметную просьбу.
Но через какое-то время всё-таки снова поворачивается к нему.
- Значит, не будешь допрашивать меня насчёт того, какого чёрта я всё-таки попёрся с тобой, хотя орал тебе... Вот это всё тогда?
Матьяс усмехается одной стороной губ, по-прежнему не глядя на него.
- Ты хочешь вернуться туда, чтобы увидеть женщину, которую так и не выбросил из головы за столько лет. Я - потому что устал годами прятаться в своём углу, вздрагивая от каждой новости и вспоминая о том, как тогда сбежал. И твоя кровь, знаешь ли, воистину достойна моей, потому что причины у нас обоих немного идиотские. Это я осознаю, если уж на то пошло. - Он поворачивает голову, встречаясь с ним взглядом. - А теперь скажи, ты бы рассказал мне что-то ещё, если бы я прижал тебя к стенке?
Анри отводит глаза, сам не до конца понимая, почему.
- Нет, - признаётся он.
Впрочем, понимая. Просто без особой радости.
Но лучше о таких вещах вообще не думать, пока есть возможность.
- Тогда этот разговор закончен. Я полагаю, что ты достаточно надёжно организовал дома систему охраны и прочие мелочи, если уж решился меня сопровождать.
- Не обижай меня, ага? - Анри тут же скрещивает руки на груди, делая оскорблённое лицо. - Приземлимся - и я тебе отчёт выдам, кто уже попытался проникнуть в твоё убежище, как только мы свалили.
- Чего? - спрашивает Матьяс ровным голосом.
Он взмахивает рукой.
- Ладно, ладно, извини. Тупая шутка. Я не думаю, что кто-то и правда так быстро что-то заметит или, тем более, рискнёт. Священники твои тоже всё-таки не зря там сидят... Но отчёт всё равно выдам.
Матьяс смотрит на него и очень выразительно кивает.
Ещё несколько минут проходит почти в тишине - если не считать всё того же гула на фоне, уже почти совсем привычного, почти спокойного.
Может быть, за себя как раз особо переживать и не стоило. В конце концов, разве договорённость тогда не была чёткой и внятной? Он, во всяком случае, со своей стороны выполнил всё, что на что соглашался. Слово, данное собрату, нарушать не принято. Да и остальная часть того последнего... Разговора, если это можно было так назвать - не то чтобы совсем не звучала как угроза. Но не как прямая угроза, и уж точно никого из них из секты не изгоняли и официальных обвинений в публичном виде не предъявляли.
Если это действительно можно провернуть так, чтобы по всем правилам постучаться, пережить пару формальных ритуалов, где никто никому из вежливости не смотрит в глаза, выдать информацию, заверить в своём радении о деле Шабаша, получить такой же формальный ответ - и спустя ночь со взаимными реверансами расстаться уже, можно надеяться, навсегда...
Может, Матьяс прав и вот такое формальное завершение - и есть то, что нужно, чтобы закрыть эту страницу. И для него самого, и для Анри - по крайней мере, можно будет посмотреть, как это делают мудрые анциллы, подающие пример новым поколениям своей духовной стойкостью, и всё такое.
По-хорошему, его сиру сейчас должно было быть немного труднее - с учётом предполагаемой задачи и всего, что когда-то к ней привело.
Неудобные, ещё старого образца панели на стенах показывают всё ту же ровную температуру в отсеке, отмечают стабильность и прочие показатели, на которые здесь всё равно некому смотреть во время полёта. Интересно, зачем в грузовом отделении остаются включенными эти штуки, если их проверяют только перед взлётом? Или в нормальных грузовых рейсах, которыми не летают по личным делам ужаленные в душу каиниты, по-другому?
На нижней части ближайшей панели постепенно сменяются цифры, обозначающие оставшееся время полёта.
- Матьяс, - говорит Анри вкрадчиво.
- М?
Архиепископ, ушедший в свои мысли, поворачивает голову и смотрит на него не слишком довольно.
- Слушай, а может... "Поцелуй" покажешь? Ты же наверняка довёл до ума эту штуку, пока мы не виделись.
- В смысле? - Матьяс ухмыляется, кажется, с недоумением, но на этот раз искренне. - На тебе, что ли, показать?
- Эй-эй! - Он на всякий случай отодвигается на полшага, взмахивая руками, но потом тоже фыркает. - Ещё чего. На нём вон, например, ему всё равно только до Штатов жить. А так заодно... Мне вроде как не придётся.
Он кивает на лежащее рядом тело с дырявой ярёмной веной, грудь которого едва заметно вздымается под драной боксёрской майкой.
- Не покажу. - Матьяс отмахивается от него, потом поднимается на ноги. - Сам добьёшь.
- Да ладно тебе. Мне же интересно. Я бы такую жесть не разработал, ты знаешь.
- Если бы лепкой плоти больше занимался, может, и не такое бы разработал.
- А я, значит, по-твоему, всё это время пасьянсы раскладывал? - Анри скрещивает руки на груди, но потом тоже неохотно встаёт. - Ну, один раз покажи. Мы, может, нормально общаемся последний раз. Так и закончусь, не поглядев.
- Анри, тебе лет сколько? Я не буду изводить весь запас сейчас на этот кусок... Стада.
- Ох, ну да пожалуйста. Тогда я не буду тебя спрашивать, для кого ты этот запас бережёшь.
- Опять?
Анри взмахивает руками.
- Всё, всё!.. - Он подцепляет мыском крышку от короба с землёй. - Мне стрёмно, ясно? По куче объективных причин. И я знаю, что сам сюда залез и даже не могу жаловаться, что это ты меня потащил. Давай сделаем вид, что этой части разговора не было, и вообще забудем, чтобы не позориться?
Подумав ещё пару мгновений, Матьяс кивает.
- Эту дисциплину мы с тобой, кажется, неплохо освоили.
Когда он делает шаг в сторону своего ящика, самолёт сотрясается, ухнув во что-то, наверное, вроде воздушной ямы. Но потом, конечно, снова выравнивает ход.
неточности и прочее потом половлю, как глаз размылится.
немного про обвм и некоторые практические моменты, с которыми нихрена не ясно. буквально.
Темнота. Тишина. Тревога.
Запах земли, влажноватый, прохладно-успокаивающий, пропитывает всё вокруг. Убаюкивает, пробирается сквозь оцепенелую дрёму, прорастает горло, пальцы, мягкими корнями пробирающиеся в податливую почву, всё тело, застывшее в этом полусознании, словно в колыбели.
Не сон. Не мысли. Ощущения и смутные образы, лишь отдалённо похожие на то, что он видел во сне, пока был смертным.
Как давно это было - словно с кем-то другим.
Земля не знает времени. Земля скользит по коже, никнет к лицу и ладоням, пропитывая собой, своей ласковой тяжестью и болезненно-хрупким ощущением, что это - настоящее. Близкое. Знакомое и своё, словно часть собственной души растворилась в ней когда-то давно, ещё до твоего рождения, и теперь сколько бы ни потерял - она есть. Земля хранит часть тебя, возвращая её тебе всякий раз, когда ты закрываешь глаза, касаясь её и слыша её запах, чувствуя, как он тянется к тебе, позволяя ему стать частью себя самого. Камень, влага, едва ощутимые следы когда-то спавших в ней семян и живых корней, тихой, почти не заметной силы и жизни, не враждующей со смертью. Земля хранит то и другое равно.
Земля будет всегда. Она была всегда. И та часть своей души, крови и силы, что ты делишь с ней, что течёт сейчас медленно по твоим дремлющим венам, была и будет, что бы ни случилось.
В темноте, в тишине.
Где не сразу понимаешь, что...
...Что-то не так.
Анри медленно проводит пальцами сквозь прохладную землю, и она расступается мягко, принимая движение, кажется, что почти движется в ответ. Что?..
Запах льнёт к виску, холодной ладонью под голову, и сквозь него едва заметно пробиваются другие - дерева, разогретого металла, складского машинного масла. Запахи и звуки, земля укрывает от них, прячет, даёт опору, незыблемую, ощущаемую телом и душой. Но что-то внутри, едва различимое, шепчет: что-то не так. Будто опора иллюзорна, будто под ней на самом деле ничего нет.
Земля - не та, что обнимает сжавшиеся пальцы, другая, которая словно осталась внутри, обнимает оцепенелое сознание, утешая, зашёптывая тревогу, не дающую покоя. Здесь должно быть спокойно. Здесь должно быть легко, надёжно, неподвижно, здесь не должно быть места иной глубине, кроме той, что пахнет влажной почвой и пылью, тяжестью и прохладой, что обнимает, принимая в себя, растворяя в себе, напитывая собой.
Он пробует стиснуть полупарализованные пальцы снова, и теперь кажется, что они идут сквозь вязкую влагу. Словно темнота, привычная и спокойная, сгущается всё сильнее, начинает сочиться сквозь знакомую землю, как сквозь губку. Влага, темнеющая вода, словно под слоем земли, удерживающей тело и душу в своих надёжных объятиях - ещё один, кажущийся пустым, бесконечный слой тёмной тяжёлой воды, вплетающей шёпот своих волн в шёпот земли. Это неправильно. Это пугает. Это... Лишает опоры, и с каждой секундой тревога растёт. Её уже не скроешь под слоем знакомой земли, не спрячешь в наполняющем горло и лёгкие запахе и сжатой в пальцах горсти.
Волна близко.
Тяжёлая, огромная, тёмная масса пустоты, болезненно не-пустой, молчащей, грозящей поглотить.
Невозможно двинуться.
Вздрагивая, уже почти ощущая своё тело - неподвижным, парализованным куском холодной плоти, прибором, в котором закоротило контакты, - Анри пытается стиснуть пальцы сильнее, цепляясь за эту землю, словно она может удержать от падения в тёмную бездну.
Примитивное, животное желание спрятаться, уйти в неё глубже, чтобы не достало то, что за ней.
Повторяющийся кошмар там, где не должно быть ни сна, ни сновидений - но от кошмаров это не избавляет.
Волна подбирается всё ближе, лишая остатков сил, вырывая из онемевшего горла слабый стон. Пальцы беспомощно дёргаются, рефлексом, судорогой сжимаясь до боли в суставах, - и вдруг глухую тишину, топящую сознание, разрывает новый звук.
Анри распахивает глаза.
Темнота вокруг - обычная, даже не самая плотная, хотя деревянная крышка надёжна и обеспечена внутренним чехлом на всякий случай.
Он смотрит в неё, не двигаясь, привыкая к ощущению реальности, к тому, что можно повернуть голову, а собственные погруженные в землю руки снова послушно выполняют команду, если поднять одну и упереться ею в прочную поверхность изнутри.
Спокойно.
Ничего опасного прямо сейчас не происходит.
Звуки, которые он слышал сквозь дневную немоту - ещё не известно, были ли настоящими. Видения, догоняющие в моменты отключки, похожие на сны у смертных, только без сна - это нормально, это бывает. Матьяс рассказывал, давно, ещё в первые его ночи, их стоит бояться не больше, чем кошмаров при жизни. И в данных обстоятельствах они, на секундочку, более чем объяснимы. Кого угодно бы так дёргало, если бы пришлось...
Короб, в котором он лежит, сотрясает удар такой силы, что его подбрасывает внутри, и крышка врезается в лоб.
Снаружи слышится приглушённая ругань.
Три или четыре человека. Не больше.
Смертные.
Анри сворачивается в комок, вздёргивая руки и собирая внутри кровь для удара.
Реакции ещё замедлены, то ли солнце едва скрылось, то ли - поди разбери, почему, а реагировать надо сейчас, срочно. Потом разбираться, что происходит. И почему. И какого...
Короб сотрясает новый удар, потом хруст.
А потом крышка со скрипом слетает, подковырнутая стальным штырём.
Первого Анри хватает за горло - тот нагибается слишком близко - отшвыривает в сторону, и человеческое тело отлетает в сторону, глухо ударяясь о стальную стену вдалеке.
Он взвивается из опрокинутого короба одним прыжком, который тут же встречает пара приглушённых выстрелов - больно, зараза, рядом с сердцем ведь лупят... Второй визитёр попадает под удар уже с размахом на пожжённой крови. Пистолет мерзко гремит по стальному полу.
Блеск. Сейчас ещё и шуму наделаем...
Он не успевает увернуться, слышит звук - и лишь секунду спустя чувствует, как стальной лом пробивает горло, проходит совсем рядом с позвоночником.
Удивлённо смотрит на высокого громилу, в полутьме похожего на монстра из старого фильма ужасов. Монстр пялится на него очумело, приоткрыв массивную пасть.
Больно и смешно одновременно.
Анри пробует рассмеяться, но получается лишь хриплое бульканье.
Лом зацепил гортань, похоже.
- Ты что за дрянь?! - сдавленно шипит громила на африкаанс, будто очнувшись. Дёргает лом на себя, и Анри легко отпускает его, лишь слегка пошатнувшись. - Где?..
Он снова замахивается ломом, и Анри всё-таки выдавливает из себя хриплый влажный смешок.
- Слушай, - говорит он сквозь бульканье крови в горле. - Я бы тебе... Даже посочувствовал. Но вы с друзьями идиоты.
- Где грёбаная статуя?!
- Статуя, - он всё-таки смеётся, ничего не может с собой поделать. Делает шаг вперёд, отбивает рукой лом, словно ветку дерева. - Поверь, лучше я тебя убью до того, как ты её увидишь...
С африкаанс у него и так полный привет, а тут ещё горло пробито.
Наверное, поэтому громила так и не успевает понять, что он говорит правду. Как не успевает увидеть - смертные хуже видят в полутьме, - быстрое движение совсем рядом, похожее на взмах гибкой тени.
- Поздно, - хрипло шепчет он.
В следующую секунду лицо громилы искажается от ужаса, и он вздёргивает одну руку вверх.
Длинный гибкий жгут пульсирующей плоти обвивается вокруг его шеи, с влажным хрустом сдавливает - не до конца, Анри видит это ясно, как в замедленной съёмке, - но всё-таки сильно, в то время как второй зависает перед лицом, вздрагивая и чуть покачиваясь. Его легко разглядеть даже смертными глазами - светлеющий ближе к концу, медленно раскрывающий зазубренное костяное лезвие, похожее на насекомью конечность.
Лезвие медлит ещё полмгновения - а потом уходит вниз, неуловимым движением меняя направление, и тут же резким рывком впивается громиле в брюшину, уходя глубоко, подцепляя под ребро, словно крюком.
Тот издаёт сиплый стон и роняет лом из разжавшихся пальцев.
Анри успевает подхватить его до того, как он загремит о стальные балки пола, и сжать в руке, как трофей.
- Красавец.
Матьяс глядит на него - не то чтобы с удивлением, но изображая сдержанный насмешливый скепсис. Не лицом - оно у него так и осталось выразительным, как лист старой бумаги, ничего менять к свиданию не стал, - и даже не интонацией, которую всё равно наполовину скрадывает гул самолётных двигателей сквозь металлические стены.
Движением или его отсутствием.
Чем-то, что бывает выразительнее лица и голоса.
- Хочешь спросить, что я здесь делаю? - Анри хочет проявить догадливость, но получается опять какой-то неясный булькающий хрип, и он пристыжённо прикрывает ладонью влажную дырку в горле.
- А то я сам не вижу.
Матьяс подходит ближе, рассматривая сначала его короб с грубо сковырнутой крышкой - хорошо хоть, что не перевернули, только уронили с креплений, потому что трудно придумать в такой момент занятие более идиотское, чем собирать рассыпанную землю между стальными полозьями для грузов на полу.
Хороши они были бы, дитя архиепископа и какой-нибудь криворукий гуль, если тех ещё не перебили.
- Думаешь, - хрипит он снова, уже менее уверенно, - придурки успели наших в салоне прижать?
Матьяс задумчиво оглядывается назад, потом подтягивает хрипящего громилу ближе.
Не отпускает пока.
Тот лежит на стальных полозьях, сетью покрывающих пол, и едва заметно подёргивается. Одна длинная слабо пульсирующая плеть всё ещё придерживает его горло, вторая - по-прежнему удерживает раскрытым костяным крюком под рёбра, фиксируя надёжнее любой удавки. Обе - гибкие, поблескивающие в слабых отсветов приборов с панели на стене, похожи на выпотрошенные из проводки кабели - если бы кабели делали из жёсткой холодной плоти, скрученных мышечных жгутов на тонком, но крепком аналоге суставчатых позвонков внутри, вместо полноценной кожи покрытой лишь тонкой плёнкой её внутреннего слоя.
Обе плети уходят в устья на предплечьях Матьяса, возле самых локтевых сгибов.
И сейчас он задумчиво поводит плечом, расслабляя ту, что петлёй стянута на шее их неудачливого грабителя.
- Не думаю, - говорит он наконец, снова поворачиваясь к Анри. - Иначе зачем им, дурным, лезть через грузовой отсек? Ну, и мы сейчас не летим сквозь Атлантику ко дну вместе с самолётом.
Анри поёживается рефлекторно, вспоминая накатывающее в кошмаре ощущение огромной толщи тёмной воды под тонким слоем земли в коробе. Всё-таки от мысли, что сейчас не такой уж крупный "дельтовский" грузовой самолёт несётся сквозь облака на огромной высоте над бесконечным океаном, в километрах от настоящей твёрдой почвы под ногами... Неуютно. Тревожно. И вроде это нормально - раньше было то же самое, Матьяс ещё тогда объяснял, что с этим придётся смириться, никому из них такое не нравится, но у привязанности к родной земле есть своя цена, - но всё равно каждый раз надеешься, что теперь-то уж будет легче. Анри надеялся и в этот раз, когда, скрывая нервозность, отдавал его гулям распоряжения и следил за упаковкой ценного груза, проверяя, насколько всё сделано быстро и незаметно.
Ну, донервничался. Пропустил прощальный привет от Джози.
- Они на африкаанс трепались, - говорит он, подходя ближе и прикрывая ладонью булькающую дырку в горле. - Местные бандиты. Видимо, ещё при погрузке кого-то подкупили. Похоже, кто-то из нашей части аэропорта сливал информацию по грузам. Стоило им больше заплатить, да?
- Не стоило. - Матьяс морщится почти не заметно, и одна из плетей медленно втекает в его руку, слегка натягивая кожу устья возле его локтевого сгиба. - Вернусь - наберём новых для контроля хаба, таких, кто не сливает. Призовём какую-нибудь гостевую стаю на Пир, может. Всё равно туда давно пора наведаться, смертных расслабляет долгая тишина. Нужно поддерживать репутацию города. Что они там несли про статую?
Анри хрипло усмехается, вроде бы приноровившись не булькать собственной кровью.
- Ты летишь как ценный музейный экспонат. Поэтому и спереть пытались, думаю. Ну, так было быстрее всего. Ты же просил быстро и тихо организовать.
- Юморист. А ты как что полетел?
- А я как как инструментарий для исследований. - Он разводит руками. - Всё равно ведь мы досмотр скипнули.
- Понятно.
Матьяс фыркает, отворачиваясь, и медленно вытягивает костяной крюк из тела всё ещё живого грабителя.
Светлая кость теперь окрашена алым, и он будто нарочито медленно складывает крюк, убирая зазубренное лезвие, прежде чем так же неторопливо вобрать в своё тело и эту плеть. Когда края устий слегка стягиваются, обе ещё какое-то время шевелятся под его кожей, будто засыпающие змеи, укладываясь в привычные узлы, имитирующие щедрый слой рельефных мышц, уходящих по рукам и плечам в сторону лопаток. Матьяс по одному опускает закатанные рукава, снова становясь издали похожим на нормального человека, и говорит:
- Этого можешь взять, инструментарий. Как ты ему вообще позволил себе горло пробить?
- Ну, знаешь... - Он вспоминает про дыру в горле и морщится, отбрасывая лом в свой по-прежнему открытый ящик. - А тебе самому не мешает, что мы летим над Атлантикой, солнце движется хрен знает как, и вообще непонятно, ночь сейчас или что? Да ещё высота эта стрёмная. Меня до сих пор шатает, если честно.
- От турбулентности тебя шатает. - Матьяс кивает на его горло. - И от этого вот.
- Ага, конечно.
Впрочем, тут не поспоришь.
Скромный самолёт "Дельты", одна из десятков и сотен металлических скорлупок, регулярно летающих над океаном грузовым рейсом "Йоханнесбург - Дакар - Вашингтон", и вправду иногда потрясывает. Не то чтобы очень сильно. Не хуже, чем в последний раз, когда Анри проделывал этот путь в каком-то смысле один.
На этом фоне мысль о теоретически возможной катастрофе и падении в океан кажется не такой уж неприятной. Но в этот раз он усилием воли отгоняет её подальше и опускается на колени рядом с телом.
То немного вздрагивает, так и не приходя в сознание.
Пока он пьёт, неторопливо, чтобы дать ране на своём горле затянуться и при этом не убить смертного слишком быстрой кровопотерей, Матьяс где-то в темноте проверяет оставшихся двоих.
Одного, кажется, сломавшегося об стену, оставляет валяться там же. Со стороны второго Анри слышит короткий тонкий вскрик, после чего решает не отвлекаться больше необходимого. Раз уж всё равно оба в сознании, стоит воспользоваться моментом. Со сменой часовых поясов и правда не предскажешь, как кровь отреагирует и в какой момент тело и сознание снова охватит полуобморочный паралич, заливающий каждую клетку тела, словно тягучей смолой. Зависимость от солнца вроде прямая, но даже в одной географической точке эта штука у каждого сородича работает всегда немного по-своему, а тут... Гули из тех, кто контролирует экипаж, конечно, проследят, чтобы всё было нормально. Трупы потом придумают, куда деть, если надо. Но если можешь что-то проконтролировать сам, пока есть время, не стоит упускать возможность.
- Ещё часов семь полёта, - говорит Матьяс, возвращаясь. Садится рядом на одну из широких балок-полозьев, подогнув одно колено и задумчиво глядя перед собой. - Если верить панелям.
- Панели вроде обычно не врут.
Анри кивает и на всякий случай вливает между побелевших губ громилы несколько капель своей крови. Совсем немного и точно не достаточно, чтобы поднять его на ноги или хотя бы полностью привести в чувство.
- Зачем? - спрашивает Матьяс, помолчав.
- Не знаю. Может, он мне ещё через пару часов понадобится. Пускай поживёт ещё немного.
- Как знаешь.
Анри замечает всё в том же слабом отсвете, что на его скуле, прямо под шрамом, осталось несколько брызг уже почти свернувшейся крови. Ладно. Похоже, всё, что ему было нужно, он там за эти минуты выяснил. Можно будет позже спросить - если принять за данность, что они вернутся потом, как собирались.
Неотступный гул - двигателей, электронных приборов в теле самолёта, ветра снаружи, ещё чего-то, что можно уловить на грани слуха и ощущения - постепенно выравнивается, превращаясь в фон, нервирует с каждой минутой всё меньше. Может, прошли зону турбулентности и правда. Или постепенно привыкаешь, особенно после порции свежей крови. Или собственное тело всё-таки с трудом приспосабливается к смене часовых поясов и не доверяет тому, где сейчас может быть солнце на самом деле, и скоро придётся возвращаться в короб.
- Её звали Агата, - говорит он вдруг негромко.
Матьяс бросает на него косой взгляд.
- Звали? - Понимает, конечно, о чём речь. Не издевается вроде, просто спрашивает. - Больше не зовут?
- Не знаю. - Анри пожимает плечами, подпирает голову кулаком. - Ты сам видел ответ. Он официальнее, чем сводка из похоронного бюро. Я вообще сначала решил, что тебя всё-таки пошлют к Каину и всем праотцам. Подпись у неё автоматическая. Да и...
- Понятно, - снова говорит Матьяс, и в это мгновение его голос звучит почти мягко.
Анри кивает, выполняя эту незаметную просьбу.
Но через какое-то время всё-таки снова поворачивается к нему.
- Значит, не будешь допрашивать меня насчёт того, какого чёрта я всё-таки попёрся с тобой, хотя орал тебе... Вот это всё тогда?
Матьяс усмехается одной стороной губ, по-прежнему не глядя на него.
- Ты хочешь вернуться туда, чтобы увидеть женщину, которую так и не выбросил из головы за столько лет. Я - потому что устал годами прятаться в своём углу, вздрагивая от каждой новости и вспоминая о том, как тогда сбежал. И твоя кровь, знаешь ли, воистину достойна моей, потому что причины у нас обоих немного идиотские. Это я осознаю, если уж на то пошло. - Он поворачивает голову, встречаясь с ним взглядом. - А теперь скажи, ты бы рассказал мне что-то ещё, если бы я прижал тебя к стенке?
Анри отводит глаза, сам не до конца понимая, почему.
- Нет, - признаётся он.
Впрочем, понимая. Просто без особой радости.
Но лучше о таких вещах вообще не думать, пока есть возможность.
- Тогда этот разговор закончен. Я полагаю, что ты достаточно надёжно организовал дома систему охраны и прочие мелочи, если уж решился меня сопровождать.
- Не обижай меня, ага? - Анри тут же скрещивает руки на груди, делая оскорблённое лицо. - Приземлимся - и я тебе отчёт выдам, кто уже попытался проникнуть в твоё убежище, как только мы свалили.
- Чего? - спрашивает Матьяс ровным голосом.
Он взмахивает рукой.
- Ладно, ладно, извини. Тупая шутка. Я не думаю, что кто-то и правда так быстро что-то заметит или, тем более, рискнёт. Священники твои тоже всё-таки не зря там сидят... Но отчёт всё равно выдам.
Матьяс смотрит на него и очень выразительно кивает.
Ещё несколько минут проходит почти в тишине - если не считать всё того же гула на фоне, уже почти совсем привычного, почти спокойного.
Может быть, за себя как раз особо переживать и не стоило. В конце концов, разве договорённость тогда не была чёткой и внятной? Он, во всяком случае, со своей стороны выполнил всё, что на что соглашался. Слово, данное собрату, нарушать не принято. Да и остальная часть того последнего... Разговора, если это можно было так назвать - не то чтобы совсем не звучала как угроза. Но не как прямая угроза, и уж точно никого из них из секты не изгоняли и официальных обвинений в публичном виде не предъявляли.
Если это действительно можно провернуть так, чтобы по всем правилам постучаться, пережить пару формальных ритуалов, где никто никому из вежливости не смотрит в глаза, выдать информацию, заверить в своём радении о деле Шабаша, получить такой же формальный ответ - и спустя ночь со взаимными реверансами расстаться уже, можно надеяться, навсегда...
Может, Матьяс прав и вот такое формальное завершение - и есть то, что нужно, чтобы закрыть эту страницу. И для него самого, и для Анри - по крайней мере, можно будет посмотреть, как это делают мудрые анциллы, подающие пример новым поколениям своей духовной стойкостью, и всё такое.
По-хорошему, его сиру сейчас должно было быть немного труднее - с учётом предполагаемой задачи и всего, что когда-то к ней привело.
Неудобные, ещё старого образца панели на стенах показывают всё ту же ровную температуру в отсеке, отмечают стабильность и прочие показатели, на которые здесь всё равно некому смотреть во время полёта. Интересно, зачем в грузовом отделении остаются включенными эти штуки, если их проверяют только перед взлётом? Или в нормальных грузовых рейсах, которыми не летают по личным делам ужаленные в душу каиниты, по-другому?
На нижней части ближайшей панели постепенно сменяются цифры, обозначающие оставшееся время полёта.
- Матьяс, - говорит Анри вкрадчиво.
- М?
Архиепископ, ушедший в свои мысли, поворачивает голову и смотрит на него не слишком довольно.
- Слушай, а может... "Поцелуй" покажешь? Ты же наверняка довёл до ума эту штуку, пока мы не виделись.
- В смысле? - Матьяс ухмыляется, кажется, с недоумением, но на этот раз искренне. - На тебе, что ли, показать?
- Эй-эй! - Он на всякий случай отодвигается на полшага, взмахивая руками, но потом тоже фыркает. - Ещё чего. На нём вон, например, ему всё равно только до Штатов жить. А так заодно... Мне вроде как не придётся.
Он кивает на лежащее рядом тело с дырявой ярёмной веной, грудь которого едва заметно вздымается под драной боксёрской майкой.
- Не покажу. - Матьяс отмахивается от него, потом поднимается на ноги. - Сам добьёшь.
- Да ладно тебе. Мне же интересно. Я бы такую жесть не разработал, ты знаешь.
- Если бы лепкой плоти больше занимался, может, и не такое бы разработал.
- А я, значит, по-твоему, всё это время пасьянсы раскладывал? - Анри скрещивает руки на груди, но потом тоже неохотно встаёт. - Ну, один раз покажи. Мы, может, нормально общаемся последний раз. Так и закончусь, не поглядев.
- Анри, тебе лет сколько? Я не буду изводить весь запас сейчас на этот кусок... Стада.
- Ох, ну да пожалуйста. Тогда я не буду тебя спрашивать, для кого ты этот запас бережёшь.
- Опять?
Анри взмахивает руками.
- Всё, всё!.. - Он подцепляет мыском крышку от короба с землёй. - Мне стрёмно, ясно? По куче объективных причин. И я знаю, что сам сюда залез и даже не могу жаловаться, что это ты меня потащил. Давай сделаем вид, что этой части разговора не было, и вообще забудем, чтобы не позориться?
Подумав ещё пару мгновений, Матьяс кивает.
- Эту дисциплину мы с тобой, кажется, неплохо освоили.
Когда он делает шаг в сторону своего ящика, самолёт сотрясается, ухнув во что-то, наверное, вроде воздушной ямы. Но потом, конечно, снова выравнивает ход.
@темы: черновое, блядские гены прабабушки, wtf vtm, обрывки
-
-
15.06.2019 в 14:05Хм, то есть, насколько я понял, не успели они толком попасть туда, куда собирались, и тут же кто-то подсуетился - причём связано это не с текущим квестом, а с каким-то весельем в точке отсчёта. Или? Типа, а вдруг кто-то узнал, куда и зачем они летят???!!11расрас
И вот ещё: Анри же отправился "сюрпризом", так? не для самого себя ли? Он был против этой поездки, потом всё организовывал, а потом... ну, я его понимаю, оставшись при таких раскладах можно куда больше известись, чем если полезть с Матьясом и хотя бы некоторое время почувствовать тень контроля над ситуацией (как бы смешно это ни звучало, учитывая контекст).
Почему у меня смутное предчувствие, что пока они слетают туда-назад, на месте может произойти мощный ахтунг? прямо-таки непредсказуемо мощный. Ну, может, и нет, но почему бы удаче не предстать в таком раскладе.))
Турбулентность как отдельный персонаж, ахаха!
Есть что-то невыразимо трогательное в том, как Анри воспринимает Матьяса. Все эти неощущаемые обычными органами чувств оттенки - охохо, между ними что-то очень непростое, ну хотя и так об этом догадываешься, но отдельно эти моменты доставляют))
- Звали? - Понимает, конечно, о чём речь. Не издевается вроде, просто спрашивает. - Больше не зовут?
- Не знаю. - Анри пожимает плечами, подпирает голову кулаком. - Ты сам видел ответ. Он официальнее, чем сводка из похоронного бюро. Я вообще сначала решил, что тебя всё-таки пошлют к Каину и всем праотцам. Подпись у неё автоматическая. Да и...
- Понятно, - снова говорит Матьяс, и в это мгновение его голос звучит почти мягко.
О да, совсем-совсем понятно, ясно как божий день!
(нет)
Надеюсь на продолжение))
-
-
15.06.2019 в 17:46с одной стороны это уиии и прочие такие звуки, потому что мимими же и кому-то ещё эта трава вроде ничотак, кроме меня. а с другой мне по-прежнему немного стыдновато, что я выбрасываю кусочки, которые даже не всегда сшиты достаточно чётко, и ойойой я бы уже послал такого афтора нафиг наверно.
я
не афтар, прост поиграть взялне знаю, насколько упрт и плохой тон трепаться в пояснениях о каких-то кусочках, которые не вычитаваются из записанного в тексте напрямую о.о попробую тормозить, наверно. ну, хотя бы в тех областях, которые входят в список предполагаемой спойлер-программы хдМатьяс эффектный чувак. Я такого ещё не видел. Не скажу, что видел так уж много, скорее нет, но мне понравилось)) И маскировать удобно. Мне аж прям интересно, у него только одна эта модификация, или что-то ещё? Просто товарищ явно с фантазией, и мало ли...
он, кстати, довольно скромный чувак для цимисха, которого с самого становления натаскивали на Путь Метаморфоз. то есть, по моим прикидкам, даже Очень Скромный)) но иногда может случайно спалиться на темы выебнуться, конечно, никто не святой.
и блин. ну кто-то должен был это сделать. я имею в виду, целый клан таких красавцев - однажды кто-то просто обязан был придумать боевые тентакли!)) при том, что я как представлю, сколько он с ними морочился... хд
Анри же отправился "сюрпризом", так? не для самого себя ли?
я думаю, он до последнего всё-таки сомневался и вообще не хотел. да и дальше, по ходу, сомневается и не хочет, просто уже по пути. ну и там правда пока получается так, что Матьяс к нему достаточно хорошо относится, чтобы не давить на мозг и реально не заставлять, ему вон и без детки есть о чём переживать. хотя я не думаю, что он прям так удивился, когда услышал, что кто-то получает по шапке хддд
Почему у меня смутное предчувствие, что пока они слетают туда-назад, на месте может произойти мощный ахтунг? прямо-таки непредсказуемо мощный. Ну, может, и нет, но почему бы удаче не предстать в таком раскладе.))
при условии, что этот несчастный Йобург как точка заинтересует кого-то достаточно сильно.)
но вообще, у него по жизни статус такой, что это явно давно и однозначно шабашитский город, ящетаю. а уж что они там на месте устраивают, кто бы у них епископами/архиепископами ни сидел...
Есть что-то невыразимо трогательное в том, как Анри воспринимает Матьяса. Все эти неощущаемые обычными органами чувств оттенки - охохо, между ними что-то очень непростое, ну хотя и так об этом догадываешься, но отдельно эти моменты доставляют))
есть такой мимимишный стереотип, что цимисховые отношения между сирами и мелкими потомками вообще очень близкие и трепетные
до первой джихадной размолвки, если сравнивать с другими кланами.) хотя мне кажется, что эта дурость может в любом клане вырасти.а эти просто реально наворотили всякого веирд щита в какой-то момент, а теперь стараются удержаться в рамках программы "мы все тут нормальные, как по учебнику". ну, искренне стараются, котики.
О да, совсем-совсем понятно, ясно как божий день! (нет)
а вот что ты сам дальше не пишешь - кстати, ту самую вещь, которая у тебя нормальный продуманный текст, - вот это вот печально, я считаю
-
-
15.06.2019 в 20:47я выбрасываю кусочки, которые даже не всегда сшиты достаточно чётко
Если и так, это пока не заметно: всё вроде идёт своим чередом - ну или я
такой наивныйчего-то не знаю, ггг.однажды кто-то просто обязан был придумать боевые тентакли!)) при том, что я как представлю, сколько он с ними морочился... хд
Меня особенно впечатлили зазубренные кхм наконечники, это вот красота.
но вообще, у него по жизни статус такой, что это явно давно и однозначно шабашитский город, ящетаю.
Ещё бы. Там вся Южная Африка такая. По крайней мере, последние лет 50.
а эти просто реально наворотили всякого веирд щита в какой-то момент, а теперь стараются удержаться в рамках программы "мы все тут нормальные, как по учебнику". ну, искренне стараются, котики.
...но то и дело какие-то странные дела выпячиваются из-под кровати, и приходится запинывать их ногами обратно, делая нормальное лиццо.
возможно, "понятно" - это вариант стоп-слова.
Блин, если бы я не успел допить чай - трындец был бы клавиатуре)))) внесу это в особо ржачные мемы)))
а вот что ты сам дальше не пишешь - кстати, ту самую вещь, которая у тебя нормальный продуманный текст, - вот это вот печально, я считаю
*немедленно устыдился*
Я вообще пишу, просто медленно...
*тут идёт пачка оправданий*
*а вот ещё одна*
но да, ты прав, пора допилить очередную главу, а то чего это я.
-
-
15.06.2019 в 21:43всё вроде идёт своим чередом - ну или я такой наивный чего-то не знаю, ггг.
по крайней мере, я условно пока остаюсь в рамках выкладывания согласно хронологии хоть какой-то. если справлюсь с соблазнами половину будущей упртсти покидать драбллами как попало, буду считать квест пройденным. а если из этих кусочков даже будет читаться какая-то условная последовательность событий, это будет прям ваще хд
Меня особенно впечатлили зазубренные кхм наконечники, это вот красота.
ну,
они не на всех такие, ты не думайесли бы у боевых тентаклей не было какой-нибудь травматичной суровости, они бы годились только для романтических заигрываний) а так - не только. потому что многофункциональность....но то и дело какие-то странные дела выпячиваются из-под кровати, и приходится запинывать их ногами обратно, делая нормальное лиццо.
даже не совсем из-под кровати, я боюсь хддд ну или не в том смысле кровати. почти. ой ладно всё хдд
но в целом да, ты выразился даже точнее, чем я до того формулировал.
Блин, если бы я не успел допить чай - трындец был бы клавиатуре)))) внесу это в особо ржачные мемы)))
теперь я буду знать, в какие моменты его говорить.))))
*немедленно устыдился* Я вообще пишу, просто медленно... *тут идёт пачка оправданий* *а вот ещё одна* но да, ты прав, пора допилить очередную главу, а то чего это я.
там у тебя вон всякие чуваки, за которых я несколько переживаю, между прочим.)))