statistically speaking, your genitals are weird
про графоманство: эмоции, личное, персонажье.
к прочтению не обязательно. много нутра. правда много.настоящая беда - моя собственная, вечная, непроработанная - в том, что для огромного куска работы над текстом нужно именно что взяться и работать. вложить огромный кусок времени и сил (по моим меркам - я отдаю себе отчёт в том, что не успеваю жить всё, что живу, но объективно - у меня этого времени и сил не так чтобы валялось тоннами в каждом углу) - и я вложу, я в состоянии так или иначе сделать как минимум очень много, если не всё, чтобы оно стало текстом.
но кроет-то уже теперь. и это жесть.
потому что пока ты думаешь историю - одну, две, несколько, как они разворачиваются по твоей нервной сетке - они все, кто в них живёт, непонятные друг другу и неизвестные, и сцепленные руками или словами друг с другом, друг через друга, или никогда друг друга не видевшие, или такой след оставляющие в других, что не заживёт больше, все эти ушлёпки дурацкие, старше и мудрее тебя, младше и глупее, злее или наоборот, они все живые уже сейчас.
ты их любишь, ты их ненавидишь, ты им думаешь руку забинтовать или глаза вырвать - как живым людям.
я подозреваю, что мудрые дяди и тёти писатели (а не графоманы лютые, как мы с вами, дорогие дети), прошедшие психотерапию или не страдающие эскапизмом и сливом своих тараканов в текстики - умеют делать это по-взрослому. абстрагироваться, осознавать разницу между нерассказанной историей и реальностью, как-то вести этот процесс за руку, куда нужно, плыть на такой красивой функциональной белой лодке по этому штормовому морю, а не захлёбываться в нём и чуять его воду вместо крови в своих венах.
мне всегда кажется (давно), что эти люди умеют последовательно то, что никак не научусь делать я. брать себя в руки, а эмоцию - за горло, тащить, куда нужно, использовать то, как кроет, и создавать работу. продумать - написать план - сделать себе доп материалов - сесть и последовательно, главу за главой, написать то, что будет структурированной, законченной вещью.
и я этому учусь, и сделаю обязательно.
но сейчас главная жесть в том, что это над планом я тот чувак, который последовательно делает работу с текстом. этому учатся, и это нужно, чтобы оно могло жить, я знаю.
но сейчас - именно сейчас, пока план в другом файле, а у меня кофе никак не подействует, потому что домашнее задание и завтра работу тоже никто не отменял - сейчас у меня нет последовательности, и есть то, что я убираю под план, когда беру хоть как-то себя за горло.
и я каждый раз не знаю, что мне с ними делать, потому что всё, что я могу для того, чтобы как-то выразить всё вот то, что им, что для них, придурков, у меня только и есть - мне до боли хочется говорить.
у меня они есть не меньше, чем реальные люди из плоти и крови, которых я могу потрогать руками - за плечом, рядом со всем, в чём я живу, их следы, их слова и куски жизней, настоящие, уж всяко более настоящие, чем многие вещи в моих учебниках или моей должностной инструкции. и - я всё ещё помню про план и я работаю, а куда бы я делся - и при всём этим, больно и хорошо мне сейчас. и я сейчас и всегда хочу говорить о том, что у меня есть.
это не настоящее "у меня", на самом деле, потому что пока так, для меня это - просто есть.
я хочу говорить о том и о тех, кто есть.
сейчас есть Кель - человек, созданный когда-то в мои 15 лет для символизма и красоты из лесных трав, лютого милосердия и бездумной витальности этой, бесстыдная и бесчеловечная тварь и хранитель живого, чуть его сдуру не уничтоживший и ещё более, кажется, сдуру, ухитрившийся почти спасти. есть века его жизни, и жизни мира вокруг него, и дороги, дороги и живые люди вокруг. есть история его народа, которую он жил вместе с этими дурными аилу, бегая от них по миру при первой же возможности, и у меня есть история о том, где эта жизнь закончилась и почему закончиться она не может никогда.
есть детёныши-бестии, у которых не осталось ни истории, ни открытых дорог, которые стали для Келя первым за века примером и поводом нарушить данные себе обещания и заново послать всех духов тёмным лесом, одному из которых потом, когда-нибудь, учиться и учить других тому, что такое война. их с братом жизнь - отдельная сказка, и далеко не вся она прошла в том лесу, где их в своё время рискнул вытащить на свет никому не известный травник.
есть Инквизиция и её безымянный наёмник, правая рука верховного судьи, честное, прозрачное дитя и предатель, про которого я до сих пор не знаю, какого труда ему стоило научиться выбору, который изначально дан тем, кто больше человек, чем он - и получилось ли. есть сказка о том, как и для чего призвала его Инквизиция, за что этот человек отказался продавать свою душу и за что её отдал просто так, и куда на самом деле вели его знаки, которых людям и Инквизиции не положено.
есть ругое, древнее и странное.
есть человек, которого я называю Таракихи, потому что настоящего его имени не помнил, может быть, даже Кель, который знал о боли и исцелении больше, чем весь Совет племени и умел служить обоим. и который со своей косицей и серпом ухитрился наломать столько дров и исправить столько ошибок, сколько его ученику в кошмарах не снилось. сть его жизнь, растущая древним корнем из глубины того, чем были тогда аилу, и каждый её перелом я знаю и помню.
есть женщина с костями в руках, которая в своё время отказала целителю племени, и благодаря которой отчасти и выжили те аилу, когда пришла война.
есть толпы их - мать Келя с её травами и терпением, Шанта, всю жизнь притворявшийся человеком, наставники и больные Таракихи, тот монстр-полукровка из торгового городка, на которого напоролся Кель по юности, девочка-спутница инквизиторского наёмника, рыжая ведунья, после которой последний целитель племени поклялся не дарить больше смерти ни одному человеку, есть столько их, прошедших друг сквозь друга, и о каждом есть хоть клок такого живого и настоящего, что ну как не, как не.
это - на самом деле есть у меня.
а ещё есть те - люди из другого мира, о которых мне и вовсе не положено бы заговаривать, но я хочу - они тоже живые, они прошли сквозь всё это и остаются, и их нельзя забывать точно так же, как кого угодно ещё. это чужой текст, но его однажды пересекло с моим, и он оставляет свои следы.
они тоже есть.
Таехэн есть, мастер, человек, сквозь которого солнце светит всю жизнь - с такой дырой внутри, которую всем лесом пришлось затягивать изо всех сил, и который так, наверное, и не осознал до конца, что он в том лесу ухитрился оставить, и что сумел унести с собой из того, что смог дать ему Кель, и как оно всё потом отрезонировало в обоих мирах.
есть вот то, невероятно сильное, болезненно живое, надломленное дитя с бездной в глазах. ядовитая гордая тварь, человек с тысячей лиц, скальпелем в руке и пистолетом в другой, человек-калейдоскоп, в котором оказалось столько любви и отравы, что только люди вроде Таехэна и способны вынести, не сломавшись и позволив не сломаться ему. до последнего. или не вынести - и всё равно не сломаться, и спасибо.
есть человек с голосом, как сухой песок, хранитель времени, и та самая женщина с руками как огонь из сказки, и есть их дом, музей, дети, ученики, нацистское золото и дурацкие домашние коты.
есть та, другая, их война, дети-киборги, которым тоже почему-то надо жить, есть люди, которые их создавали и воспитывали, есть столько их, которые вообще не мной написаны и не моё право о них что-то там текстом - но, блядь, я это вырежу потом - я их сейчас люблю так же, как тех, о ком знаю по своим текстам всю их жизнь, и я хочу говорить - потом, пусть потом, но обязательно - о них тоже.
у меня есть леса и долины, которые хранили аилу, и их северные убежища, есть людские города, где придумывают первую паровую машину и превращают прогресс в религию. у другого человека, в другой сказке, есть Анавэира - город-страна в белых скалах, не мой и не для моих, но я бы хотел, чтобы о нём тоже было рассказано, Тэвские степи и море, подступающее к глотке великой морской державе (тм) ЭннВеге, и ещё пицот всего, что я не знаю - но пусть оно тоже будет. нельзя такое забывать.
оно всё живое.
оно всё настоящее, оно переплетается и связывается друг с другом, люди и истории, как на огромной карте, как система сосудов, и связей всегда оказывается больше, чем ты видишь. оно живое. всё. все вот эти. я хочу о них говорить, что и сколько смогу.
есть ещё один человек, который наверное тоже хочет - и если он случайно дочитает до этого места, то чуваааак, пиши их всех, как сможешь, пока я не накропал тебе дурных фанфиков. ты мне соавтор или где, в конце концов? я знаю, что ты сможешь. ты не зря их таких живых нашёл, что мы всем племенем и всеми духами за них локти грызём. мне ценно. я хочу, чтобы я мог говорить про них всех твоих тоже. очень.)
*целью этого поста является я даже не знаю точно, что. повопить о наболевшем, видимо) если кому-то вдруг - в общем, на тему каррент текстоты с мной можно и нужно говорить всегда, вне остального расписания, я с неё ресурс и профит собираю. это - немного объяснение того, почему из меня иногда совершенно хаотично высыпаются черновые куски всего подряд, очень условно связанные между собой.
**а теперь пошол делать план, дз и спать, ленивая личинка графомана. завтра понедельник.
развлекайтесь, в общем)
к прочтению не обязательно. много нутра. правда много.настоящая беда - моя собственная, вечная, непроработанная - в том, что для огромного куска работы над текстом нужно именно что взяться и работать. вложить огромный кусок времени и сил (по моим меркам - я отдаю себе отчёт в том, что не успеваю жить всё, что живу, но объективно - у меня этого времени и сил не так чтобы валялось тоннами в каждом углу) - и я вложу, я в состоянии так или иначе сделать как минимум очень много, если не всё, чтобы оно стало текстом.
но кроет-то уже теперь. и это жесть.
потому что пока ты думаешь историю - одну, две, несколько, как они разворачиваются по твоей нервной сетке - они все, кто в них живёт, непонятные друг другу и неизвестные, и сцепленные руками или словами друг с другом, друг через друга, или никогда друг друга не видевшие, или такой след оставляющие в других, что не заживёт больше, все эти ушлёпки дурацкие, старше и мудрее тебя, младше и глупее, злее или наоборот, они все живые уже сейчас.
ты их любишь, ты их ненавидишь, ты им думаешь руку забинтовать или глаза вырвать - как живым людям.
я подозреваю, что мудрые дяди и тёти писатели (а не графоманы лютые, как мы с вами, дорогие дети), прошедшие психотерапию или не страдающие эскапизмом и сливом своих тараканов в текстики - умеют делать это по-взрослому. абстрагироваться, осознавать разницу между нерассказанной историей и реальностью, как-то вести этот процесс за руку, куда нужно, плыть на такой красивой функциональной белой лодке по этому штормовому морю, а не захлёбываться в нём и чуять его воду вместо крови в своих венах.
мне всегда кажется (давно), что эти люди умеют последовательно то, что никак не научусь делать я. брать себя в руки, а эмоцию - за горло, тащить, куда нужно, использовать то, как кроет, и создавать работу. продумать - написать план - сделать себе доп материалов - сесть и последовательно, главу за главой, написать то, что будет структурированной, законченной вещью.
и я этому учусь, и сделаю обязательно.
но сейчас главная жесть в том, что это над планом я тот чувак, который последовательно делает работу с текстом. этому учатся, и это нужно, чтобы оно могло жить, я знаю.
но сейчас - именно сейчас, пока план в другом файле, а у меня кофе никак не подействует, потому что домашнее задание и завтра работу тоже никто не отменял - сейчас у меня нет последовательности, и есть то, что я убираю под план, когда беру хоть как-то себя за горло.
и я каждый раз не знаю, что мне с ними делать, потому что всё, что я могу для того, чтобы как-то выразить всё вот то, что им, что для них, придурков, у меня только и есть - мне до боли хочется говорить.
у меня они есть не меньше, чем реальные люди из плоти и крови, которых я могу потрогать руками - за плечом, рядом со всем, в чём я живу, их следы, их слова и куски жизней, настоящие, уж всяко более настоящие, чем многие вещи в моих учебниках или моей должностной инструкции. и - я всё ещё помню про план и я работаю, а куда бы я делся - и при всём этим, больно и хорошо мне сейчас. и я сейчас и всегда хочу говорить о том, что у меня есть.
это не настоящее "у меня", на самом деле, потому что пока так, для меня это - просто есть.
я хочу говорить о том и о тех, кто есть.
сейчас есть Кель - человек, созданный когда-то в мои 15 лет для символизма и красоты из лесных трав, лютого милосердия и бездумной витальности этой, бесстыдная и бесчеловечная тварь и хранитель живого, чуть его сдуру не уничтоживший и ещё более, кажется, сдуру, ухитрившийся почти спасти. есть века его жизни, и жизни мира вокруг него, и дороги, дороги и живые люди вокруг. есть история его народа, которую он жил вместе с этими дурными аилу, бегая от них по миру при первой же возможности, и у меня есть история о том, где эта жизнь закончилась и почему закончиться она не может никогда.
есть детёныши-бестии, у которых не осталось ни истории, ни открытых дорог, которые стали для Келя первым за века примером и поводом нарушить данные себе обещания и заново послать всех духов тёмным лесом, одному из которых потом, когда-нибудь, учиться и учить других тому, что такое война. их с братом жизнь - отдельная сказка, и далеко не вся она прошла в том лесу, где их в своё время рискнул вытащить на свет никому не известный травник.
есть Инквизиция и её безымянный наёмник, правая рука верховного судьи, честное, прозрачное дитя и предатель, про которого я до сих пор не знаю, какого труда ему стоило научиться выбору, который изначально дан тем, кто больше человек, чем он - и получилось ли. есть сказка о том, как и для чего призвала его Инквизиция, за что этот человек отказался продавать свою душу и за что её отдал просто так, и куда на самом деле вели его знаки, которых людям и Инквизиции не положено.
есть ругое, древнее и странное.
есть человек, которого я называю Таракихи, потому что настоящего его имени не помнил, может быть, даже Кель, который знал о боли и исцелении больше, чем весь Совет племени и умел служить обоим. и который со своей косицей и серпом ухитрился наломать столько дров и исправить столько ошибок, сколько его ученику в кошмарах не снилось. сть его жизнь, растущая древним корнем из глубины того, чем были тогда аилу, и каждый её перелом я знаю и помню.
есть женщина с костями в руках, которая в своё время отказала целителю племени, и благодаря которой отчасти и выжили те аилу, когда пришла война.
есть толпы их - мать Келя с её травами и терпением, Шанта, всю жизнь притворявшийся человеком, наставники и больные Таракихи, тот монстр-полукровка из торгового городка, на которого напоролся Кель по юности, девочка-спутница инквизиторского наёмника, рыжая ведунья, после которой последний целитель племени поклялся не дарить больше смерти ни одному человеку, есть столько их, прошедших друг сквозь друга, и о каждом есть хоть клок такого живого и настоящего, что ну как не, как не.
это - на самом деле есть у меня.
а ещё есть те - люди из другого мира, о которых мне и вовсе не положено бы заговаривать, но я хочу - они тоже живые, они прошли сквозь всё это и остаются, и их нельзя забывать точно так же, как кого угодно ещё. это чужой текст, но его однажды пересекло с моим, и он оставляет свои следы.
они тоже есть.
Таехэн есть, мастер, человек, сквозь которого солнце светит всю жизнь - с такой дырой внутри, которую всем лесом пришлось затягивать изо всех сил, и который так, наверное, и не осознал до конца, что он в том лесу ухитрился оставить, и что сумел унести с собой из того, что смог дать ему Кель, и как оно всё потом отрезонировало в обоих мирах.
есть вот то, невероятно сильное, болезненно живое, надломленное дитя с бездной в глазах. ядовитая гордая тварь, человек с тысячей лиц, скальпелем в руке и пистолетом в другой, человек-калейдоскоп, в котором оказалось столько любви и отравы, что только люди вроде Таехэна и способны вынести, не сломавшись и позволив не сломаться ему. до последнего. или не вынести - и всё равно не сломаться, и спасибо.
есть человек с голосом, как сухой песок, хранитель времени, и та самая женщина с руками как огонь из сказки, и есть их дом, музей, дети, ученики, нацистское золото и дурацкие домашние коты.
есть та, другая, их война, дети-киборги, которым тоже почему-то надо жить, есть люди, которые их создавали и воспитывали, есть столько их, которые вообще не мной написаны и не моё право о них что-то там текстом - но, блядь, я это вырежу потом - я их сейчас люблю так же, как тех, о ком знаю по своим текстам всю их жизнь, и я хочу говорить - потом, пусть потом, но обязательно - о них тоже.
у меня есть леса и долины, которые хранили аилу, и их северные убежища, есть людские города, где придумывают первую паровую машину и превращают прогресс в религию. у другого человека, в другой сказке, есть Анавэира - город-страна в белых скалах, не мой и не для моих, но я бы хотел, чтобы о нём тоже было рассказано, Тэвские степи и море, подступающее к глотке великой морской державе (тм) ЭннВеге, и ещё пицот всего, что я не знаю - но пусть оно тоже будет. нельзя такое забывать.
оно всё живое.
оно всё настоящее, оно переплетается и связывается друг с другом, люди и истории, как на огромной карте, как система сосудов, и связей всегда оказывается больше, чем ты видишь. оно живое. всё. все вот эти. я хочу о них говорить, что и сколько смогу.
есть ещё один человек, который наверное тоже хочет - и если он случайно дочитает до этого места, то чуваааак, пиши их всех, как сможешь, пока я не накропал тебе дурных фанфиков. ты мне соавтор или где, в конце концов? я знаю, что ты сможешь. ты не зря их таких живых нашёл, что мы всем племенем и всеми духами за них локти грызём. мне ценно. я хочу, чтобы я мог говорить про них всех твоих тоже. очень.)
*целью этого поста является я даже не знаю точно, что. повопить о наболевшем, видимо) если кому-то вдруг - в общем, на тему каррент текстоты с мной можно и нужно говорить всегда, вне остального расписания, я с неё ресурс и профит собираю. это - немного объяснение того, почему из меня иногда совершенно хаотично высыпаются черновые куски всего подряд, очень условно связанные между собой.
**а теперь пошол делать план, дз и спать, ленивая личинка графомана. завтра понедельник.
развлекайтесь, в общем)
@темы: тихо сам с собою
-
-
20.01.2014 в 13:48-
-
20.01.2014 в 20:07