*рукалицо*

[in se]

блеать, такой облом с акцией этического троллинга получился)
а я уже готовился морально, всячески схемки придумывал. а тут такой облом, такой.
что я аж драбблег дурной наваял на тему. ничего не могу поделать, трава в голове оч выборочно реагирует, и в основном не в ноты вообще.
унылый мандрагорий юмор детектед.

про мандрагорчегов, паранойю немного про лженауки

Два плюс два

Несчастное и безжалостное существо, пытающееся манипулировать миром.
(с) народно-соционическое так, к слову пришлось

- Входи, - говорит Клайнфельдер из-за полок с приборами. Даже не проверяет на этот раз, запер ли я дверь (иногда от нас сбоит автоматика, особенно в некоторых состояниях). - Всё прошло нормально?
- Да, - я мотаю головой, и стены слегка плывут вокруг.
Стул мягкий и неподвижный, в него хочется врасти спиной.
Воздух позвякивает тонко, пока я устраиваюсь и ищу точки опоры. Хорошо бы найти такую, с которой не нужно будет двигаться.
- Отлично.
Они взяли очень много материала, с учётом всех последних проверок, и процесс занял несколько часов.
От этого ноют сгибы локтей и почему-то запястья.
Это нормально.
Отлично.
- У нас проблемы, - тем же ровным голосом добавляет Клайнфельдер.
Я открываю глаза, смотрю, как перед моим лицом мерцает белая тканевая маска, как чёрные впалые глаза фокусируются на моих.
Быстрые пальцы сквозь тонкую ткань перчаток проверяют мой пульс. Судя по их движениям, с первого раза не прощупывается.
- Внеочередная комиссия, завтра, половина состава. Не лучшая половина, если тебе интересно.
- Это - тоже нормально? - уточняю я.
Внезапные комиссии и проверки работы в военно-исследовательском комплексе могут раздосадовать кого угодно. Но удивить или встревожить?
- Да. Не считая того факта, что на этот раз заседание инициировал отдел биоэтики. Их интересуете вы оба, но ты - на один порядковый номер старше. Делай вывод.
Моя рука повисает в воздухе, а Клайнфельдер снова скрывается за полками, откуда доносятся неясные звуки, напоминающие шорох застрявшей в приборах бумаги.
Я потираю виски большими пальцами.
- Задание?
- Задание. Внеплановый эксперимент. Отработка метода на полигоне. Ин виво, разумеется. - Из-за полок слышится треск, словно бумага наконец порвалась по всем сгибам сразу. - Называй, как хочешь. Мне нужен от тебя конкретный результат.
- Какой?
- Будешь им доказывать, что ты не человек.

Шорохи прекращаются.
Звон в воздухе затихает, тонет в наступившей тишине, и дышать после этого становится заметно легче.
Клайнфельдер возвращается, держа в руках стопку распечаток, часть которых явно побывала в пасти шреддера, а часть листков в середине пачки обожжены с краёв по нескольким точкам. Кое-где виднеются следы пепла.
Два плюс два равно четыре.
В отделе биоэтики курят больше, чем во всём остальном корпусе вместе взятом.
- Если они докажут комиссии обратное, - Клайнфельдер брезгливым жестом отодвигает бумагу по столу подальше от себя, опускается в кресло напротив, - это даст им возможность поднять вопрос о правомерности опытов над вами. Не говоря уж об использовании на практике. Что означает контроль со стороны, доступ к нашей закрытой информации и ещё немало вещей, которые нам точно ни к чему.
Нельзя делать с людьми такого, как с нами.
Странно звучит.
Правильнее будет сказать, что с людьми такое делать в большей части случаев - невозможно.
Я - человек. Два плюс два равно шесть.
Или два с половиной, как ни посмотри.
- Чушь, - говорю я, осторожно качая головой. Стены не шатаются уже так явно. - Они ведь в курсе проекта. Им должно быть известно, почему...
- У вас в составе генома есть последовательности, идентичные человеческим. Для биоэтиков этого достаточно.
- А для комиссии?
- Зависит от тебя.
Тогда я говорю:
- Зачем?
- Я полагаю, - медленно произносит Клайнфельдер, невесело усмехаясь под маской, - что это очередная проверка. Либо перехват контроля, либо мы отобъёмся и какое-то время проекту не будет угрожать ещё и некомпетентность военных.
- Чушь, - повторяю я, закрывая глаза. Я так уже не думаю, но мне нравится это слово - оно не требует напрягать связки, которые тоже слегка болят от усталости, потому что во время анализа от нас жёстко требуется не произносить ни звука. - Что за результат хочет комиссия? Они будут задавать вопросы? Психологические тесты? Мы проходили их, у меня есть протоколы. Схемы такие же?
Клайнфельдер вздыхает и снова двигает стопку листов по столу. На этот раз - в мою сторону.
- Изучишь до завтра.
- Это то, чего от нас ждут?
- Я надеюсь.

От листков пахнет сигаретным дымом, растворимым кофе, тальком, сладковатой краской, ещё чем-то, что сложно различить.
Иногда мне начинает казаться, что именно так в нашем корпусе пахнет загадочная и непонятная биоэтика.
- Клайнфельдер, это совершенно несвязные фрагменты описаний. У них есть система? Мне нужно отработать их применение?
Два плюс два равно.
Картинка не складывается, я не могу понять, что от меня нужно в этой ситуации. Скорее всего, мне всё-таки необходима ещё пара часов на восстановление после сегодняшнего.
Клайнфельдер вздыхает ещё тише, потом как-то обречённо, словно через силу выдавливая слова, спрашивает:
- Ты знаешь, что такое... соционика?
Два плюс два равно ноль.
Однажды со мной попыталась заговорить одна из аспиранток отдела прикладной биоэтики, и я помню это слово.
Два плюс два равно минус корень из бесконечности.
Я не умею оперировать тем, что они называют абстрактными понятиями.
Два плюс минус.
- А нужно? - на всякий случай уточняю я.
- Только попробуй им завтра ответить так же. Только попробуй...

@темы: черновое, фик: мандрагорье, чесног!, обрывки