запрос должен быть вида "(вещество) Вредные вещества в промышленности " например - этилацетат Вредные вещества в промышленности www.xumuk.ru/vvp/2/238.html
я ненавижу людей в телефонах. люди в телефонах жуют половину звука, который ты и так слабо распознаёшь в двух шагах от изученной лексики, а телефоны жуют оставшуюся половину. диалог получается позорнейший. пусть пишут смски, блин! впрочем, и сам себе табурет, конечно.
содержательность записей становится всё содержательнее, я смотрю) потерпите, кому печаль. отработаю этот кусок кармы, и тогда снова заебу вас чем-нибудь привычным.
два невротика, блин. один сидит на никотине и энергетиках, другой на кофеине и валидоле, иногда всё это хором полируется дозой глутамата натрия, плюс диффузия неизбежна. занимательная химия, угу. спросите меня при этом, что люди едят на завтрак, и я буду три часа вспоминать, когда он был и зачем был ли вообще. с нарастающим интересом жду, когда дойдёт до успокоительных, и что за компенсацию потребует организм по такому поводу.
4 дня, полёт нормальный. по-моему, это финишная прямая.
зато у них есть охренительный подвал, с арками, замками, деревянными решётками и поворотами во тьму. прямо в доме есть, с персональной частью. очень здорово, я потом обязательно обфотаю и изучу. работать там нельзя, потому что вентиляции никакой, и оставлять надолго что-то тоже не следует, всё пожирается сыростью и плесенью. но может быть, решаемо. когда я там ходил, одна из стен посыпалась и попыталась меня погрести.
так, на фанфик про БАС я пока так и не раскачался. зато у меня есть про другое, и тоже слегка тематичное. ахтунги про афторский стиль - все в курсе. драббл (читай: ориджинал), POV, джен, дурацкая система аллюзий, почти попытка мифологизации.
- История болезни, - говорит он, помахивая стопкой скрепленных пыльных листков бумаги, усеянных пометками и закладками-вклейками. - Твоя, что ли? - Угу, - говорю. - Тонковата, - замечает он, с бодрым шорохом пролистывая её ловкими пальцами. Облако мелкой пыли разлетается вокруг и начинает оседать на его колени. Серые джинсы изношены настолько, что глазом этого и не заметишь потом. В них, наверное, уже скопилась пыль из тысячи таких папок и въелась намертво. Я думаю, дурак болтливый. А с чего ей быть толстой, чего они там напишут? Кто были мои предки до седьмого колена? Сколько у меня незащищённых контактов в анамнезе, какие женщины мне нравятся, почему? Да кто же о таком треплется. Мы о деле тут, не о чём-нибудь. Он спрашивает, повернувшись на стуле: - И что пишут? Читать даже столько новых слов ему лень, конечно. Я пожимаю плечами, свешиваю ноги с кушетки. Вообще-то он по-своему прав - довольно скучное чтиво эти наши истории. Наверное, если видишь их каждый день новые, а то и сам правишь, на что-то новое уже не надеешься. Ну, так я и не обещал. - Родился в 67 году, тут где-то, пишут, - перечисляю я, постукивая ещё старого образца термометром по краю кушетки. - У ввезённых в страну мигрантов из Африки, чуть ли не мартышек. О происхождении прямых данных нет, лепили из того, что было. Зарегистрирован... - Правда? - ухмыляется он, покачиваясь на стуле. - Про дату - враньё, конечно. Раньше гораздо. Но информации-то нет, так что где зафиксировали, там и прописали. Сам понимаешь, как это делается. - А про мартышек? Я усмехаюсь в ответ и протягиваю ему руки ладонями вверх. - Ну посмотри, похож я на африканского мигранта? - Да вы у меня все на кого только ни похожи, хрен разберёшь, кто откуда, - смеётся он, даже не взглянув. - Думаешь, один ты такой загадочный. Было бы о чём гадать. Назовите мне точно происхождение или возраст половины жителей земного шара. Даже с учётом того, что большая часть хотя бы родителей своих знает - бесперспективно.
Он снова пролистывает историю, кивает сам себе, словно пытаясь ненавязчиво меня проверить. Очевидно же, что уяснить что-то из этого, с позволения сказать, документа без меня не получится. Когда я сам первый раз это читал, у меня возникло желание проверить, точно ли у меня нет хвоста. - Ну, подумаешь, Африка, - пожимаю я плечами. Оказалось, кстати, что всё-таки нет, и на том спасибо. - Потом зарегистрирован по разным клиникам, везде с похожей картинкой. Сперва Франкфурт, Белград, Мариди в Судане, потом дальше по ЮАР. - Это - верю, - хмыкнув, он отмечает в истории какую-то строчку, отчеркнув её ногтем. - К родственникам потянуло? - Иди нафиг, - отмахиваюсь я термометром. - Дальше что. Код присвоили мне в какой-то момент, естественно, как и всем... А, забыл снова. Там он есть, посмотришь в личной информации в начале. - Угу. - Ну и вот. История с датами и цифрами там есть, она в общем верная. Просто не про всё. - Подумав, я снова пожимаю плечами. В конце концов, никакого великого секрета из дополнительной информации я никогда не делал, да и нет там ничего особо нового. - Я тебе могу рассказать ещё столько же про те моменты, которые никем не регистрировались. Но там примерно то же самое. Картинка та же, методы у меня одни, результат различается незначительно. Сам смотри, если тебе надо. - Если так, вряд ли... Задумавшись, он пару раз прокручивается на стуле. Полы халата слегка развеваются, как у студентов-медиков, с которыми я как-то оказался в одной экспедиции. С джинсов опадает, кружась в воздухе, мелкая пыль. Нет, это точно не только моя. В моей истории болезни просто не было столько. Может, он до того общался с кем-то куда старше меня.
- Слушай, - говорит он наконец, поглядев на меня, и покачивает перед лицом историей. - А ты, выходит, только с обезьянами и людьми работал всё это время? Или?.. - Пока - да, - отвечаю спокойно, глядя ему прямо в глаза. Потом уточняю на всякий случай: - По отдельности. Немного разного подхода требуют, от этого результат смазывается и выходит чёрт знает что. С людьми больше. - С людьми - зарегистрировано больше больше информации, - уточняет он, приподняв бровь. - Ну, да, - снова пожимаю я плечами. - Ты понял, что я имею в виду. - Точно. - Ещё вопросы? Он пожимает плечами и отворачивается, положив локти на стол и соизволив таки уйти в изучение пыльного документа. Я сползаю с кушетки, набрасываю на плечи куртку, кладу термометр на место. Старый, ещё ртутный, они меня всегда раздражали тем, что нормальные люди умеют сбивать столбик ртути внутри с температурной отметки, а я так и не научился - или не получается, или они разбиваются случайно в мелкие противные осколки. Я полчаса стукал им по кушетке, а он так и держится напротив цельсиевых 40,5. - Где мне тебя искать в следующий раз, интересно? - окликает он меня, не поднимая головы. Я задумываюсь. - Не знаю пока. Сейчас я много куда могу. Где будут внятные условия, там попробую остаться надолго. Но в любом случае, в Африке мне всегда найдётся чем заняться. Да и здесь... Знаком. Найдёшь как-нибудь, - заключаю я. - Понятно. Найду, - соглашается он.
Я киваю и поднимаю с пола сумку, лежавшую всё это время у двери. Вроде нам больше нечего друг другу сказать. Пока - точно. - А фамилию, - задумчиво тянет он, продолжая изучать историю, лежащую у него на коленях, - они тебе не сразу присвоили, что ли? - Она там значится во вкладыше. Он листает бумаги с пылью от начала к концу, потом обратно. - Нет ничего. - Значит, снова выпал, - пожимаю я плечами. - Надо будет потом вставить ещё раз. Дурацкие вкладыши никто не вклеивает, по-моему. - Так чего там с фамилией? - Как обычно. Когда родственников так и не нашли, кто их находит за такое время и откуда бы, тогда и приписали фамилию по названию места, где регистрировали. Ну то есть, где формально родился. Он продолжает с любопытством смотреть на меня, и я почему-то не могу удержаться от улыбки, когда произношу это слово: - Марбург.
божибожи, как страшно жить. я разгребаю полки (видимо, это одна из моих кармических задач - раздраконивать установленные через жопу структуры, которым слишком много лет и веков, чтобы в них был смысл) и нахожу там куски какой-то косметеги и флаконы со сроками годности: 2009, 2004, 2000... как они так умеют, жить в помещении и годами не помнить, что ещё там живёт с ними? как у них это получается? ыыы.
кагбе я считаю себя довольно адекватным человеком хоть и гоблином на всю голову однако же читать дальшесмущение мыслей и научно обоснованные (тм) сомне в жопу. пойду ник менять, и отъебитесь от меня, злые тараканы.
не успеваю с этой учёбой ничего важного почти. учёбу тоже успеваю недостаточно, но тут я могу ошибаться, у меня нет внутреннего критерия для оценки, а внешний мне будет не раньше 18 июня. а результаты и вовсе через чёрт знает... как писать, как что-то делать или кому-то отписываться. чёто я не то пока организовал, надо переделывать.
для политкорректности можно говорить про афанасьевскую фейспалм-функцию: 3л-положительный, или 3в-положительный, и так далее. ну, вы поняли.
почему не придумают духи или какой-нибудь одеколон, который пахнет травяным соком, или металлом, или гуашью. или мокрой землёй или песком, или вот креозотом. или даже какие-нибудь специфичные сочетания с сероводором, чёрт с вами разнообразие той дряни, которой брызгаются люди, было бы куда интереснее и живее. общий же уровень приятности их - как минимум бы не изменился.
оно ещё толком не началось, а уже хочется тег в духе "учебля".
вот это оч интересное и чёткое описание механизма, тоже тырю.
почти энергуйствоО подселении, подселенцах, сращивании с дервишем Хастуром и проч. Недолго фраер танцевал, как говорится. Существование без этой милой жежешечки оказалось вредным для здоровья: не сцеженный вовремя яд начинает травить меня саму. Так што ай эм бэк, и держитесь теперь все!
Странная тенденция среди юных (и не очень) магуенышей пошла: призвать себе "второго", который на самом деле Большая Жрущая Хуйня, чтобэ он учил его уму разуму, дал силу и знания, а взамен магуеныш предоставит свою тушку в качестве временной квартиры. Казалось бы, выгодный обмен! На самом деле - выгодная наебка )))) Все нижеперечисленное написано с собственного опыта, ибо с 12 до 19 лет я жила в своем теле не одна
Во-первых, с момента подселения еще одного жильца в ваше тело, появляется необходимость "жрать как не в себя", ибо кормить теперь надо двоих. Так што сначала идет потеря веса (о модницы, не набрасывайтесь сразу на эту "диету": вес не обязательно потеряется красиво! вполне возможно, что внешний вид будет из разряда "несвежий полутруп").
ВО-вторых, начинают меняться ориентиры, цели, средства достижения и прочее. Теперь дома хозяин не вы, а эта БЖХ. Теперь похуй, что вы там хотели и что вам нравился вася из второго подъезда. Если цель хуйни - мировое господство, то придется "забыть о личной жизни" (ц). Правда, в утешение вам хочу сказать, что если хуйня умная, то это будет сделано нежно и мягко: потеря интереса к личной жизни ("это не мое, мне не надо это, да я тока рукой махну - они набегут, хотя че-та рукой так и не машем"), подмена (как это было у меня: мне был выдан муж, которого положено любить и уважать. И теперь крутись как хочешь, пока дитя играется, дело делается) и тому подобное. Следствием этого "во-вторых" будет то, что свою жизнь вы уже не проживете. А проживете ту жизнь, которую хочет БЖХ. И да, при этом вы еще и повизгивать от удовольствия будете.
В-третьих, коррекция характера и личной воли. Хуйня, живущая внутри, начинает потихоньку вытеснять хозяина квартиры. Во-первых, такое сожительство обязательно ведет к подавлению воли бывшей "доминирующей" персоны. ВО-вторых, идет яростное надрачивание тех черт личности, которые выгодны хуйне: гордыня (а я так теперь могу, и вот так могу, и все секреты нашего ведьмического рода у меня в кармане!), гнев на что-то внешнее (вместе мы ударим по врагу как чип и дейл, как черный плащ и заг-заг маккряк итд), ну и прочие качества, которые сами по себе не особо полезны лично вам, но дико выгодны хуйне.
В-четвертых, резкое падение личной силы и возможностей владельца тела. Теперь мы работаем по методике и силе хуйни, собственные магические мускулы не прокачиваются совершенно. Но т.к. хуйня в теле - все-таки чужеродное существо, то никогда не получится колдануть что-то так, как мог бы сделать это человек, единый телом и духом. Никада. при этом на фоне остальных криворуких магуенышей мы можем выглядеть как магистр, гуру и экстрасекс, но... все мы понимаем, в общем )
Самое смешное, что человек внутри, уже потерявший и право голоса, и вообще самого себя, до самого конца остается жив. Не может хуйня заселиться в пустое тело, поэтому поддерживать остатки жизни в бывшей личности обязательно. После смерти физического тела хуйня улетает, забрав с собой жизненные запасы. И остается только то, что все эти годы лежало в сомнамбуле: маленькая девочка или мальчик, который решил поиграть в мага и позвать себе на помощь большую хуйню. И он не может уйти, т.к. не выполнил программу-минимум. В общем, печально все это.
Но еще печальнее изгнание подселенца. Т.е. изгнать-то его можно, хотя и сложно. А вот что делать потом с пьяным мастросом, т.е. с оставшимся телом? Внутри сидит жутко избалованное существо, замершее в развитии на том возрасте, в котором хуйня в тело притараканилась. При этом существо привыкло, что правой ручкой махнул - озеро, левой - лебеди полетели. Счас - хуй. Маши-не-маши, а уже ни знаний, ни умений нет. Есть только надроченные хуйней вышеперечисленные качества. Вставать с колен очень трудно. Снова вытачивать волю. Снова расти, при этом не туда, где были раньше, и куда хочется по привычке, нет. Это не наш путь был. А в своем направлении, которое неизвестно какое, ведь там нас еще не было Самый часто задаваемый вопрос у переживших экзорцизм: что мне делать? Они не привыкли принимать решения и отвечать за поступки. В общем, за таким человеком надо месяц ходить, как за маленьким, убирая его пальчики от розетки, говоря "не надо" ласковым голосом и выдавать леденец за любую мало-мальски правильно сделанную херь, пусть даже элементарную. А если так не сделать - то сто процентов вся ваша работа на смарку, ибо тело призовет себе нового "сильного" хозяина. (с) oiri-kata.livejournal.com/76784.html
трёп на тему, имхи и диагнозы, бонус-экспаоно на вид про "подселенцев", "магуёнышей" (дивное словечко, выражает, ггг) и прочую прелесть, но по сути - здорово описывает технику, об которую хренова туча товарищей имеет себе неслабый внутренний конфликт. фишка в том, что если внутренний конфликт не разрешить куда-нибудь, он и вовне будет отлично проецироваться, и куда только не будет, держись за крышу. особенно когда к процессу относятся вот так значимо и чувствительно, как в сабже автор и подопытные. н.б. - в определённом возрасте/состоянии кто угодно именно так и будет воспринимать подобную дырку внутри, это нормальная реакция, по-моему.
имхо, если отбросить варианты оформления, речь идёт о чудесном баге с принятием не, не так про имху. про имху надо по-другому, наверно.
позвольте представиться - Большая Жрущая Хуйня. во плоти, так сказать. оч приятно) переводя - угу, я там тоже был, хотя слегка другими способами и словами, и об описанном в посте механизме я имею сказать следующее.
во-первых, призвать себе скиллов, разрешений на действие и внутреннего ресурса в той или иной форме, когда у человека по какой-то причине не получается его взять и использовать напрямую - дело эффективное, и делать это стоит. если не получается напрямую - то и окольным путём, "призывая", "находя" и прочее себе каких угодно подселенцев, духов-хранителей, тотемных жывотных, мёртвую прабабушку и прочие архетипно сильные образы, которые способны олицетворить искомое.
во-вторых, большинство людей в какой-то момент сталкиваются с тем, что нужен какой-то внешний источник силы, свободы или какого-то ещё ресурса, когда его не хватает. для этого - ритуалы, часто молитвы, огромные кучи вот этой мистики, общечеловеческой и личной, что угодно, вариантов и должна быть масса, потому что человеков много, и они таки во многом разные.
в-третьих, источник этого ресурса в большинстве случаев - ты сам. ресурс, силу, всячески можности и прочие ништяки, ради которых затевается камлание - тебе их элементарно неоткуда взять, кроме своего организма/мозга/души, как хочешь обозначай, но именно этим ты работаешь, это - твой инструментарий. и хренова туча техник, которые дают образ и форму некоторому "второму", которого ты запускаешь владеть своей жизнью, поведением и прочим - это техники-ключи к кускам тебя же. соблазн конечн мощная штука) но по большей части, внутри твоей головы и твоего поведения никто и ничто сильнее тебя самого технически оказаться не может.
поэтому получается, что большая часть одерживающих подселенцев, БЖХ (тм), прочего песца - это такие же куски тебя, над которыми ты в какой-то момент утратил контроль. скорее всего, потому что утратил с ними контакт. и вот этот неконтакт - неприятие взаимное - того "я", которое маленькое, не могущее, не хотящее, не-ещё-что-угодно тех штук, которые хочется и нужно делать, и того "я", которое Пришло, Подселилось, Выгоняет, Чужое, Ненастоящее. конфликт же. оба же на самом деле, скорее всего, куски одного и того же тебя.
(иногда второе реально может оказаться реально чуждой надстройкой, когда ты зачем-то правда попытался пришить себе тот набор качеств, желаний и прочего, который к тебе никаким местом не относится. но имхо, в этом случае оно никогда не прирастёт к тебе до уровня "вытесняет меня маленького, очень поселилось". поселилось - значит, были рецепторы, которыми ты с этом провзаимодействовал, значит, база в тебе была и есть, вопрос в том, как опознать и что с ней делать).
жопы начинаются именно из-за конфликта. когда между кусками тебя проходит такая трещина, которая не позволяет их даже назвать одним и тем же собой. или когда один кусок так боится/стыдится/прочее другого, что пусть лучше тот другой кусок... или уходит нафиг-нафиг, потому что он большая страшная чужая хуйня. или сидит вот там в застенке, не трогаясь с места, потому что маленькое деточко, застрявшее в возрасте 5-10-15 лет, когда было ни на что не способно само и "призвало себе подселенца", чтобы он спас.
и вот то, о чём говорит девочка в посте - ущербность того и другого, и как они друг на друга давят - это оно и есть. пока ты не в состоянии принять другой кусок себя (а раз уж решил дать ему форму "другого" и так опосредованно действовать им, то и обратно это сшивать и сращивать потом тебе), ты полноценно и действительно свободно работать не сможешь, ты сам от себя будешь отжирать тот ресурс, ради которого и начинал это дело. какой бы из кусков ты не считал единственным хорошим "собой".
есчестно, я не очень представляю, как именно работает тот экзорцизм (меня в своё время не очень охотно ловили, ггг). но думаю, что два основных варианта результата там должно быть - или каким-то способом снимается часть напряжения и вот этой раздвоенности, чтобы человек дальше мог воспринять куски себя и собрать себя плюс-минус внятно. или совсем отчаянно человечие пытается "чужого" изгнать и отрезать, и тогда рано или поздно вернётся тем или иным способом к тому же месту - может быть, с большим опытом, чтобы пройти его не так жопно. может, нет.
но, наверное, в обоих случаях вот это состояние "что мне делать дальше?" так или иначе будет какое-то время. потому что время разобраться с новыми настройками большинству людей всё-таки нужно, а кусок работы с вот такой игрушкой - в результате даёт обновление системы, и, если цель достигнута, новый неслабый кусок настоящей силы и свободы. но чтобы его получить, всё равно нужно так или иначе упереться в необходимость признать себя в целой куче отражений и теней, с которыми камлал в поисках высшего, ололо. потому что скорее всего, какой бы стрёмной хуйнёй они ни оказались - они тоже ты. которые нет - у тех никогда не будет ни такой силы, ни такой способности прорасти в тебя, которую извне никто никогда не даст.
зы. в принципе, я не исключаю возможности великой прокачки мозга и реально использования его для контакта с чем-то действительно внешним. но не на этом левеле и не на таком ресурсе, мои хорошие. это вообще отдельная тема, и к конфликтам такого уровня она - я честно очень, очень надеюсь, - отношения не имеет.
а мне нравится эта идея с дайровой перезагрузкой. резкий выпад из нормального блого-функционирования, переосмысление формулировок, всякое такое. где подведения итогов и прочие затаённые дыхания в моих френд-лентах? отличный же повод, если подумать.
1. люди, а у кого какие плееры работали из европ, если музыку постить? у меня простоплеер.ком в России работал прекрасно, а тут мёртвый чуть более, чем полностью, и общественность уверяет, что так и должно быть. чем можно ещё постить музыку в бложег, у кого есть ссылки? делитесь.
читать дальше2. вряд ли оно кому-то надо, но если что, жж-архив для текстов и фотог: schlangenfarm.livejournal.com/ фиков там не водится, но на крайняк через там гоблинов можно достать.
С Персефоной часто делают большую ошибку, видя ее только Корой. В малом виде она действительно выглядит не самым вдохновляющим образом. Создание слабое, неопределенное такое, зависимое, выращенная безвольной, привыкшей полностью полагаться на других. Погруженная в себя, послушная, отражающая чужие запросы хорошая девочка. Кора. Просто "девушка" с древнегреческого. У нее даже не было имени. Идеальная анима, вечная жертва, светлое невинное создание с цепкими коготками и острыми зубками. Она отнюдь не проста и это в каждом ее вздохе, каждом ненарочном взгляде. За хрупкой фигуркой и рефлексивной мечтательностью скрывается огромный потенциал. До поры до времени (которое иногда растягивается и на всю жизнь) остающийся непробужденным и незаметным. А потом с Корой случается Гадес, человек или ситуация - не важно. Резкое изменение, вырывающее из привычного мира, ставящее в требующие радикальных изменений условия, дающие для этого возможности и/или сверхвысокую мотивацию. Правда, это еще не гарантирует, что Кора вырастет в Персефону. Конечным катализатором выступает не Гадес, а первый самостоятельный выбор, решение Персефоны. Пусть в гадесе она оказалась и не по своей воле, только ей решать, проглотит ли она гранатовое зернышко. Конечно, выглядит это не так явно-прямолинейно, как принятие решений у тех же Артемид, Афин... Но на деле этот скромный жест - символическое завершение принятия Персефоной Гадеса. Этим она отступает от роли безвольной жертвы и, наконец, принимает непосредственное участие в решении своей дальнейшей судьбы. И вот с этого момента... Персефона-Царица равна Гадесу. И хозяйка в их царстве не меньше, чем он хозяин. Хозяйка теней и цербера, с доступом ко всем богатствам подземного мира, интуитивная и чувствительная, эмоциональная, довольно нестабильная и хрупкая рядом с Гадесом, зато и способная свободно ходить меж мирами Проводница. Она прекрасна. Жаль, что редкая Кора дорастает до такой Персефоны.
вот это очень точный хороший кусок, угу. зохавал в тайник.
круче того - если я хоть что-то в чём-то понимаю, нормальный Гадес (который той нормальной Персефоне не то чтобы дуальчег, но по-любому мощно завязан в один кусок сценария) будет закономерно искать в Персефоне именно вот этого потенциально равного. не сразу, думаю - жёсткое ощущение того, что ты много старше, а это дитя хрупкое, и нефиг тут, оно будет и оно никуда не денется, скорее всего. но Персефона покрадена в Аид не для того, чтобы молча там сидеть и кивать, когда скажут. подозреваю, что это скорее какому-нибудь Посейдону такое могло бы быть по нраву
я думаю, что при столкновении этих трындецов сценарий так или иначе должен выполняться - и либо Кора, оказавшаяся рядом с Гадесом (на секундочку - для него это означает ещё и - подпущенная к себе близко, получившая доступ к закрытому, уникальная позиция, между прочим) таки "проснётся", раскроется и начнёт расти как Персефона, либо основных варианта развития немного. один - Кора будет возвращена матушке силами традиционно посылаемого во все тяжкие Гермеса, или какими угодно ещё силами, чтобы нюхать цветочки на полянах до следующего ушлёпкаГадеса раза. второй - когда возвращена не будет. но тут я не очень верю в жизнеспособность этого варианта и, есчестно, не очень представляю, что там с ней будет. как минимум, для Гадеса она пропадёт/сольётся с теми же тенями, которых рядом с ним толпы, это по большей части одно и то же. тени не представляют собой ничего более значимого, чем... ну, другие тени, вероятно. однохренственно, вас тут таких стопицот было и будет, следующий (тм). как-то так с моей колокольни это пока выглядит.
и ещё штука от кэпа. ситуативный ролевой Аид, в который впадают те, кто кажется особо буйными Гадесами/Персефонами - это, скорее всего, серьёзное депрессивное расстройство с набором неврозов. а Дионисы - что-нибудь биполярное, МДП, например. а Посейдоны-Аресы - тупо вспышки неконтролируемой агрессии и, например, повреждения тех лобных долей, которые генерят волевой импульс на контроль своего плюща. и всякое такое, ога. изначальный, импринтингом впечатанный в структуру личности базовый сценарий мейд-ин-Аид - это очень похожие фишки, которыми человек работает, ну потому что растут они из него. их можно компенсировать, можно проработать, но - насколько я понимаю - выкорчевать окончательно и бесследно нереально, поскольку личность развивалась под влиянием базового сценария, и он сформировал костяк (не только он, разумеется, но во многом).
подумать про то, как красиво вписывается в аидовский сценарий собственничество и контроль-фричество. потому что вписывается очень красиво и естественно, аха.
вводная, общее и немного частноенаработки для нарутной АУшечки копятся, нервное известно-что по обстоятельствам тоже, поэтому начну-ка я их собирать в кучу и выкладывать. вынужденный ахтунг: я не знаю, с какой скоростью буду это вычитывать и сшивать (отмазка-про-обстоятельства-но-дюцу), и не гарантирую, что вообще скоро закончу. ну, кто курит гоблинские тексты, те в курсе, как это работает.
ахтунг стандартный: фандом-Наруто, сильно АУ, много занудной наукообразности, мало обоснуя, юмор условный и , возможно, местами ООС. рейтинг предполагается не особо страшный, пейринги и прочее я буду вывешивать по мере обновлений, если понадобится, а про ОТП все и так в курсе. саммари: попытка создания объединённого научно-исследовательского комплекса и международного сотрудничества, фап на траву, недофап на мозготрах, проч. кишимоте - кишимотино. спасибо отечественной науке за наше счастливое деццтво!
Шизуне мягким, осторожным движением кладёт на стол ещё одну папку - совсем тонкую, буквально в несколько страниц - и вопросительно смотрит на Хокаге. Темень, сгустившаяся за открытыми окнами кабинета, дышит жаром и духотой. Сколько ни открывай окна и двери, едва заметные прохладные сквозняки начнут робко пробираться в здание только под утро, если повезёт. Цунаде очень не хочется и сегодня оставаться тут до утра. Покачивая карандашом в пальцах, она оглядывает помощницу с ног до головы и отмечает про себя, что одежда на ней висит куда свободнее, чем раньше, а осунувшееся лицо не выражает ничего, кроме лёгкой усталой задумчивости. Пора заканчивать. И сегодня, и с этим отчётным периодом вообще. У Хокаге и её ближайших помощников всегда много работы, по определению. Но с открытием чёртова объединённого научного комплекса к обычному бедламу добавилось от месяца до бесконечности отдельного ада, наступающие каждые полгода. Неотвратимые, словно ещё один сезон, опухолью вклинившийся среди нормальных времён года. Теперешний ад длится уже третью неделю. Непрекращающаяся летняя жара успешно способствует их незаметному и неумолимому превращению в куда более печальный срок. - Шизуне, что это? Цунаде постукивает алыми, чуть облупившимися по краям ногтями по папке, но открывать её не торопится. Разбор всех документов и отчётов по всем отделам конохского крыла комплекса - это только полдела. Самое смешное начнётся, она хорошо помнит, когда придётся заниматься распределением денег и направлений на основе того, что сейчас лежит грудами, кипами и отдельными бумагами по всему её кабинету. Когда придётся сначала советоваться и консультироваться со старейшинами, а потом им же и отчитываться. Передоверить эту часть своих обязанностей Цунаде пока некому. - Шизуне!.. - Извините, Хокаге-сама. - Девушка, дёрнув головой, быстро отирает лоб тыльной стороной ладони и поясняет: - Это из отчётов по отдельным проектам. Они запрашивают финансовую программу на следующий этап. Насколько я помню, оборудование их оранжереи... - Хорошо, я поняла. Цунаде хмурится и пытается вспомнить, санкционировала ли в прошлом году какие-нибудь исследования в области селекции или растительных материалов, кроме уже запущенных. По всему выходит, что нет. Затевать разбор возможных нарушений то ли прямого приказа руководства деревни, то ли собственной памяти под конец дня безумно не хочется. Пятая массирует кончиками пальцев влажные виски и морщится. Шиноби, разумеется, учат выдерживать и не такие условия. Но извращенцев, которые бы учились ко всему прочему получать от этого удовольствие, среди них немного, и Цунаде себя к ним точно не относит. - Нам нужен кондиционер, - задумчиво произносит она, опустив голову на скрещенные на столе ладони. Шизуне поднимает усталые глаза. - Сегодня? Смету править? Хокаге мрачно смотрит на помощницу. - Я шучу. - Я поняла, Цунаде-сама. Я тоже, - блёклым голосом отвечает та. Цунаде приподнимает бровь. Потом вздыхает и отмахивается рукой, так и не дождавшись внятной реакции. Да что там говорить, они обе одинаково вымотались за эти дни. Штат помощников Хокаге - прекрасная идея, которая большую часть времени не просто себя оправдывает, а по-настоящему спасает ситуацию, в который раз думает Пятая. Но работа Комплекса - другое дело. Слишком важное и слишком - вынуждена признать она - непривычное и неорганизованное, чтобы доверить его тем, в ком сомневаешься хоть немного больше, чем в самом себе. Всё ещё - слишком.
*
Она снова вздыхает и проводит подушечками пальцев по тонкому канцелярскому шнуру, скрепляющему папку на столе перед ней. Невольно усмехается про себя - будь кожа на пальцах чуть мягче и моложе, можно было бы посадить занозу от жёсткого шершавого волокна. Шизуне возвращается за соседний стол, откидывает со лба влажные короткие волосы, достаёт салфетку. В отличие от того самого штата помощников, девушка пользуется практически неограниченным доверием Хокаге, а потому последние недели находится рядом почти неотлучно. Не спрашивает ни о чём и пощады не просит. Цунаде не первый раз ловит себя на мысли, что давно уже не столько гордится ученицей, сколько испытывает к ней благодарность. - Заканчиваем, - наконец решает она, хмуро глядя то на кипы неразобранной бумаги, то в остекленевшие глаза помощницы. - Так мы больше ничего сегодня не добьёмся. - Да? - очнувшись, Шизуне вскидывает тонкие брови, но тут же снова хмурится, словно о чём-то вспомнив. - Да. Отдохнёшь до завтра и приведёшь себя в порядок. Скорее всего, старейшины попросят предварительного обзора, так что ты мне понадобишься. - А вы, Цунаде-сама? - Я не настолько устала. Часть материалов я как раз успею подготовить сегодня. - Цунаде молчит, потом чуть заметно улыбается: - Может, за это время спадёт чёртова жара. Ради такого удовольствия не жаль прирасти ещё на пару часов к этому столу. Шизуне медлит. Часто моргая глубоко запавшими глазами, чуть заметно покусывая нижнюю губу, она смотрит уже даже не на Хокаге, а куда-то в глубину помещения. Хмурится, словно подбирая слова для чего-то важного. Но Цунаде, проследив её взгляд, чуть заметно качает головой и ободряюще улыбается. И Шизуне со вздохом опускает голову. В той части помещения, куда они обе больше не смотрят, в стене на уровне груди темнеет запертая дверца, издалека похожая на сейф. На замке лежит едва заметный слой пыли. Шизуне молча уходит, и в кабинете Пятой Хокаге становится совсем тихо.
*
Тёплый свет заходящего солнца пронизывает огромное помещение насквозь, свободно проходит сквозь стеклянные стены, прореживается в некоторых участках зелёными ветвями и стеблями, играет бликами на металлических рамах. Оранжерея кажется просторной и наполовину опустевшей. Отдельные группы живых и не очень растений, запечатанные мешки и ёмкости с номерами, пара приборных стоек - словно впопыхах разбросаны по помещению, где попало. Длинный стол в середине, около которого сиротливо притулилась пара узких ящиков, почти пуст - не считая тонкой стопки исчерканных листков бумаги и кюветы, из которой торчит несколько тонких ручек и лезвий. Возле одной из прозрачных, больше похожих на сплошные окна стен стоит очередная ёмкость из материала, напоминающего мутное стекло. Сквозь прозрачные стенки видно, что сосуд наполнен тёмной землёй, которую кое-где прорезают тонкие белые корешки. Склонившийся над сосудом человек внимательно изучает розетку тёмно-зелёных листьев, проводит затянутыми в перчатки пальцами по бугристым основаниям. Розетка похожа на застывшую вздыбленную пену, готовую выплеснуться из сосуда. Нахмурившись, человек выпрямляется, качает головой, разгоняя кровь по затёкшим мышцам, не обращая внимания на отсветы, задумчиво оглядывает помещение. Когда солнце светит ему в глаза прямо, становится видно, что радужка у него на свет песочно-зеленоватая, почти жёлтая, и только зрачки сужаются не полностью - не в точку, а в узкую нить. Свет падает на листья, чуть блестящие ближе к центру розетки. Человек поднимается, проходит к столу, долго перебирает тихо позвякивающие инструменты. Время от времени он оборачивается и разглядывает растение, потом снова смотрит на стол, хмурясь и обводя губы кончиком языка. На столе растянута полоска чистого белого полотна, на которой уже красуются несколько тонких лезвий, тампонов, с трудом узнаваемое подобие то ли многоканальной пипетки, то ли шприца. Несколько флаконов с едва различимыми пометками стоять тут же, чуть поодаль, плотно закрытые. Закончив подготовку инструментов, человек делает шаг назад, усаживается на голый дощатый пол, скрестив ноги, откидывает волосы с лица, глубоко вздыхает и прикрывает глаза. Солнечные лучи скользят по доскам пола, по растениям вокруг, по играющим бликами инструментам на столе, по чёрным, почти не отражающим бликов волосам. По замершей на вершине сосуда розетке жёстких листьев. Стоящую в оранжерее хрупкую тишину не нарушает ни единый шорох.
*
Наконец человек открывает глаза и, ровно спокойно дыша, слегка шевелит кончиками пальцев. Листья растущего в кадке неподалёку колючего кустарника едва заметно покачиваются, словно от сквозняка. Он чуть сжимает пальцы, разводит руки в стороны, замирает на несколько мгновений полностью. Воздух, сухой и прозрачный, словно концентрируется вокруг его ладоней, едва заметно потрескивая. Сторонний наблюдатель мог бы заметить, что такое обычно происходит при исполнении некоторых техник шиноби, прежде всего тех, которые требуют неравномерной концентрации чакры. Ещё наблюдатель заметил бы, что рукава халата у человека, пришедшего в оранжерею, очень короткие, не достают и до локтей, а закатанные рукава простой тёмной водолазки сейчас обнажают свободные запястья, обвитые только ровным узором татуировки. Легко поднимаясь на ноги, он одновременно складывает несколько печатей, последняя из которых - "змея" - оставляет сжатыми пальцы его левой руки. Второй рукой он быстро выхватывает со стола один из крупных зажимов и склоняется над застывшей гроздью листьев в сосуде перед ним. Солнце отражается в блестящих стенах и потолке, словно стекая по ровному стеклу, скапливается в тонких металлических рамах, мягкий рыжий свет просачивается сквозь оранжерею, заполняя собой воздух снаружи и внутри неё. Жары не чувствуется, но по виску человека стекает прозрачная капля, медленно ползёт вдоль бьющейся под кожей вены. Он проводит кончиками сомкнутых пальцев по самым краям листьев, почти не касаясь, потом снова, словно пытается их разгладить. С явным усилием отодвигает несколько мощных побегов, пробивающихся в прорехи между листьями, обнажает иссушенную серую землю, в которую уходит широкое основание растения, переходящее в деревянистый корень. Не ослабляя потока чакры, - настолько концентрированного, что кажется, нити бледных корней начинают матово светиться и пульсировать сквозь тонкое стекло, - он медленно, внимательно вымеряя каждое движение, отодвигает зажимом нижние листья, закрепляет его у основания, отводит вторую руку. Затаив дыхание, напряжённо вглядывается в переплетение показавшихся из земли корней, наклоняется ещё ниже. Прядь волос выбивается из-за уха, повисает свободно, но он уже не обращает на неё внимания. В тот момент, когда он делает следующее движение, оранжерею вдруг прорезает дикий, невыносимо громкий, выходящий за пределы человеческого диапазона крик. Почти одновременно со всех сторон взрывается стекло.
*
"...С учётом стоимости особо прочного стекла и установки системы сигнализации на основе Печатей земли..." - Шизуне, чья это лаборатория? Забывшись, Пятая резко поднимает голову, хмурясь, взмахивает очередной папкой в воздухе, - и только тут вспоминает, что отправила помощницу спать. Полчаса назад, час, пять часов назад - уже не поймёшь, неподвижная жара, усталость и однообразие делают своё дело. Цунаде поднимается из-за стола, потягивается до хруста, морщится от боли в затёкшей спине. Проходит вокруг, поглядывая в темноте за окном, но взгляд то и дело возвращается к лежащей на столе тонкой стопке листков, жёстко переплетённых канцелярским шнуром. Текст очередного отчёта - ровный, официальный, почти лишённый конкретных формулировок, - цепляет чем-то, не позволяет отложить в сторону. Печать со знаком деревни в уголке каждой страницы, текст сплошной, не разбитый толком на отдельные части, из-за этого мешается в гудящей голове. Она пытается вспомнить, кому и когда давала санкцию на закупку таких материалов. Потом - под какие исследования и под чьим руководством. Потом - просто воскресить в памяти начало отчёта, или хотя бы название лаборатории, из которой он пришёл. Плюнув, возвращается за стол и листает отчёт к началу. Фокусирует уплывающий взгляд на чёрных значках, впечатанных в светлую бумагу. Содержание исследований, порядок запросов, полугодовой план, научное руководство... И вдруг в голове складывается картинка. - Сукин сын!.. Папка едва не разлетается в клочья в тонких руках Хокаге. Цунаде взвивается из-за стола, подлетает к окну, с ненавистью втягивает горячий сухой воздух в лёгкие. В голове раскручивается цепочка воспоминаний - так и есть, не стоило оставлять это дело без присмотра, очевидно же было, что как только она отвернётся... Она опускает голову и возвращается за стол. Вымотанность никуда не делась, но теперь к ней примешалась давняя, усталая злоба. И решимость. Больше нельзя это пускать на самотёк. Хватит, доэкспериментировались. Жаль, что Шизуне, как и ей самой, так и не придется отдохнуть в эти дни. Но кому-то - это она может пообещать хоть самому Духу Огня - будет после этого ещё хуже.
Корпуса Объединённого научно-исследовательского комплекса за пять лет вросли в леса на границе трёх стран так, словно были там всегда. Изначально комплекс замышлялся как попытка нескольких Скрытых деревень откупиться малой кровью от слишком назойливого контроля со стороны Конохи и Суны. Страна Огня в тот момент чётко демонстрировала военное и экономическое преимущество, что давало возможность если не диктовать многим свои условия откровенно - то влиять на чужую деятельность во многих областях куда сильнее, чем раньше. Благодаря крепкому союзу песочники поддерживали почти все инициативы Хокаге. Инициатива создания организации, работа которой давала бы неплохую информационную базу и доступ к исследованиям соседей, пришлась по душе не только им. Возможно, потому что возражать в тот момент не имело смысла. Или потому что жест Хокаге и старейшин страны Огня, первыми согласившихся представить союзникам списки планируемых для разработки направлений, глупо было оставлять без ответа. Или потому что не только глупо, но и опасно. Как бы то ни было, спустя 5 лет работы комплекса эти вопросы давно перестали кого-то занимать.
*
В рабочем кабинете отдела биоакустики не просто накурено - интенсивность задымления можно измерять в топорах. Кимимаро входит, быстро закрывая за собой дверь. Пожарную сигнализацию в своём отделе эти саботажники постоянно отключают, но если густой табачный дым просочится в коридоры, как уже несколько раз происходило, отвечать за переполох придётся, так или иначе, всем. Вентиляционная тяга мерно гудит и помигивает лампочками, но судя по атмосфере, включили её аккурат перед его приходом. - Привет, шеф, - доносится из угла, где расположился Кидомару. Четыре основных монитора, к каждому своя система управления, на каждый выведены графики, таблицы и ещё бог весть что. Огромные наушники вечно висят на шее, стол завален какой-то рухлядью, которая считается нужной ему для работы, - вся, включая две вычурные пепельницы. Из-под стола, помимо приборов, торчит ещё несколько узких штакетин и гриф гитары. Если бы Кидомару не справлялся с работой, никто бы ему такого не позволял - но он успевает сделать больше, чем те же Сакон с Уконом вместе взятые, и лично не подвёл руководство ни разу. - Почему тяга не работает? - вместо ответа бросает Кимимаро. Голос у него звучит равнодушно, как всегда, но они уже давно научились различать малейшие интонации. Да и напряжение, витающее в воздухе и не изгоняемое никаким дымом, даёт о себе знать, так что шутить никто не пробует. Кимимаро проходит по кабинету, ни на кого не глядя, прислушивается к тихому гулу приборов и лёгкому свисту тяги. Останавливается около неё, смотрит на стоящие под раструбом бутыли и запечатанные коробки, чуть брезгливо отодвигает вглубь чистую пепельницу. Единственную, оставшуюся здесь в таком состоянии. - Ну? - спокойно говорит он. - А чего её гонять лишний раз, - медленно произносит Джиробу, выбираясь из-за своего стола и застёгивая широкий халат. Кимимаро глядит хмуро, бирюзовые глаза устало мерцают из-под полуопущенных век. Джиробу выше его больше чем на голову. - Она не справляется, пока здесь дымит. Надымили - и включили, а так переводить... Кимимаро подходит ближе, с тем же каменным выражением заглядывает ему в лицо - тот слегка опускает голову. - Дурак жирный, - чуть слышно доносится из дальней части кабинета, где за стойкой с приборами и широким полем контрольного пункта обитают братья. Дым становится реже, тяга гудит изо всех своих немощных сил, остальная часть рабочей пятёрки молчит. Даже сопения не слышно. - Джиробу, - наконец произносит Кимимаро, и голос у него звучит куда ниже и злее, чем до того. - Я тебя лично предупреждаю. Что если. Ещё раз. Я замечу... Его прерывает негромкий хлопок двери. - Всем привет.
*
Кабуто улыбается, по очереди оглядывая собравшихся в кабинете. Халата на нём нет, обычная форма, и Кимимаро оборачивается к нему с лицом, ещё более окаменевшим, чем до того с подчинёнными. Формально Кагуя Кимимаро считается старшим лаборантом и руководителем Отдела биоакустических исследований и разработок. Чуть менее формально - главой рабочей пятёрки лично отобранных и натасканных Орочимару ребят, которые при всех своих диагнозах (иногда доходящих до неадекватности) - стоят оказанного доверия. Совсем отступая от формальной версии - они, вероятно, стоят для него куда большего. Однако, это не отменяет того факта, что руководителя лаборатории никто из них не видел уже несколько дней, никаких инструкций Кимимаро на этот счёт не имеет, а единственный человек, который может что-то знать, смотрит сейчас на него, улыбается спокойно - и взгляд у него из-под очков, как холодная вода под ледяной коркой. У Кимимаро едва заметно сводит скулы. И ведь - знает, иначе бы зачем ему лично являться сейчас в отдел. Формально или нет - неважно, потому что есть пятёрка наиболее приближенных к главе лаборатории сотрудников, а есть - Кабуто. - Я хотел бы поговорить, - дружелюбно произносит он, так и не дождавшись ответа на приветствие. И Кимимаро без слов кивает остальным, чтобы занимались своими делами, после чего выходит вслед за ним, плотно закрыв за собой дверь. Через полторы минуты Кидомару поднимает голову, прислушиваясь к сигналам в наушниках, бросает взгляд на один из своих мониторов, и громко щёлкает пальцами. Усмехнувшись, Сакон вальяжно подходит к тяге, несколько мгновений наблюдает, как уходят в вентиляционную шахту тонкие ленты сигаретного дыма - и c резким выдохом взмахивает сложенными в печать пальцами в воздухе. Тяга замолкает.
*
Кабуто смотрит в окно на то, как верхушки деревьев постепенно поглощают садящееся солнце. Вспыхивают по краям, как подожжённая бумага, и медленно темнеют. Он поворачивается к Кимимаро - тот стоит у стены, глядит на него всё так же без выражения. Но яркий свет коридора безжалостно подчёркивает его узкие кости, невысокий рост, какую-то юношескую угловатость. И тускло-бирюзовые, слегка запавшие глаза, вокруг которых залегла отнюдь не юношеская тень. - Ты понял главное, да? - негромко говорит Кабуто. - Режим оставляешь прежним и ничего не пытаешься использовать, пока не будет результатов. Решать, что назначать дальше, не нам с тобой. - Да, я понял, - отвечает Кимимаро, и в его голосе не слышно уже ни капли той тяжести, которая висела в воздухе между ними в рабочем помещении. Вообще ничего не слышно, кроме внимания и лёгкой тревоги, которой, судя по выражению лица, он сам старательно не слышит. - Это - что касается тебя. Ещё... - Кабуто-сенсей. Вежливый, но настойчивый голос почти не перебивает, скорее - аккуратно пытается перехватить речь. Биоакустики не всегда мастерски владеют интонацией, но то, что знают о ней, не могут не пытаться применить. У Кимимаро, кажется, это выходит наиболее явно из всей пятёрки. Однако - выходит же. - Орочимару-сама сказал вам, когда он вернётся? Кабуто качает головой. Тогда Кимимаро кивает и чуть заметно опускает голову. - Но он передал для отдела ещё одно задание, - добавляет Кабуто. Ждёт пару секунд, глядя в распахнувшиеся на него глаза, потом мягко, почти с сочувствием улыбается. - Извини, Кимимаро-кун. Ты можешь помочь пока только в одном. Кимимаро слушает, не делая попытки догадаться. - Ты знаешь, чем сейчас занимается Таюя?
*
Тонкая трель пролетает по помещению и быстро, без отзвука, тает в полумраке. Три ноты - и тишина. Приборы оживают. С треском включается измерительная аппаратура, чувствительные стрелки вычёркивают на бумажной ленте два быстрых графика. Крупная мембрана над ними улавливает неслышные колебания воздуха, едва заметно подрагивает, передавая сигнал на основной блок. Графики змеятся по бумаге с негромким шорохом и, кажется, не собираются останавливаться. Невысокая девушка с флейтой разворачивается на стуле, снова подносит инструмент к губам. На графики и приборы она не смотрит. За ними, отделённое от рабочего пространства сеткой проводов, переходников и разъёмов, проходит толстое стекло. Мембраны и динамики – на стенах, на полу, несколько под потолком – аркой окружают «окно» в другую половину комнаты. За стеклом, тускло освещённые неоновым стержнем в углу, зафиксированы три вертикальные стойки из хромированного металла. То, что примотано к каждой из них толстыми кожаными ремнями (средний для верности закреплен вставленным под тупым углом металлическим штырём, прямо под плечо), при жизни должно было сильно напоминать людей. Крупные, массивные мужские тела, все как на подбор с разросшейся, словно опухоли, мускулатурой. Шрамы и швы идут по бугристой коже сплошным потоком. Глаза у среднего плотно затянуты толстым жгутом. Если присмотреться, можно различить , что у одного из тел не хватает головы – на её месте торчит замотанный тряпьём и перетянутый жгутами уродливый обрубок толстой шеи. Впрочем, принципиальным это отличие от остальных не является. Именно у него вздрагивают руки, когда девушка снова подносит флейту к губам и выпускает почти неслышную трель. Мембрана снова подрагивает, тонкие графики бегут быстрее. На лбу девушки выступает лёгкая испарина. Она сидит на своём стуле ровно, почти не двигаясь, даже не пытаясь скосить глаз на скользящие из-под самописцев бумажные ленты. Изредка её флейта издаёт едва заметный звук, и характер движений уже всех трёх зафиксированных за стеклом конструкций слегка меняется – дрожь, судорожные толчки какой-нибудь мышцы, словно вялые, бездумные попытки освободиться от ремней и штырей – и одновременно с ними меняется ритм и сложность узора, которые вычерчивают приборы на графиках, которые отмечает своими колебаниями центральная мембрана, ловят вспомогательные динамики, переводят сквозь непроницаемое стекло в нечто, способное заставить перепаханную пародию на человеческие тела реагировать… А потом голова центрального «тела» - с перетянутыми жгутом глазами – вдруг разлетается на части. Звук обрывается. Несколько секунд девушка сидит на том же стуле, глядя расширившимися глазами на своё творение. Потом с размаху швыряет флейту на пол. Слышится звон металла о дерево, из пола вылетает пара щепок, а туши за стеклом судорожно вздрагивают от колебания мембраны и бессильно повисают на ремнях. - Да блядь же, - сквозь зубы бросает девушка и, спрыгнув со стула, рывком опускает рычаг на приборной панели у стены. Самописцы умирают без единого щелчка.
*
Дверь с тихим скрипом приоткрывается, пропуская вошедшего, и так же негромко, словно извиняясь за беспокойство, встаёт на место. Становится тихо. Он стоит какое-то время у двери, дожидаясь, пока глаза привыкнут к полумраку, потом делает несколько шагов вперёд. На столе впереди горит единственная свеча, рассеивая темноту неровными тёплыми всполохами, а окон или других источников света в помещении не видно. Когда он приближается, вместо приветствия из неудобного кресла у стола наконец доносится вкрадчивое: - Ты долго. Голос звучит слегка хрипло, но на это он не обращает внимания. Кабуто обходит кресло, опускает на стол закрытый контейнер аптечки и спокойно возражает: - Официально я сейчас замещаю главу лаборатории по всем вопросам. Интересно, глава лаборатории в курсе, сколько у нас сотрудников и чем они заняты? Человек в кресле поводит плечами, расправляя свиток на коленях, и усмехается: - Я обычно не останавливаюсь потрепаться с каждым встреченным, знаешь ли. Из-за повязки, закрывающей часть его лица, усмешка выходит слегка кривоватой. - Я не трепался, - с достоинством отвечает Кабуто, открывая аптечку. - Но если бы ты знал, сколько вопросов у них возникает в твоё отсутствие. Сами на меня набрасываются, можно сказать. - И много человек сегодня интересовались такими вещами, из-за которых ты никак не мог явиться раньше? Кабуто наконец поворачивается и смотрит ему в глаза. Свиток на его коленях сделан из старой бумаги, тускло-сероватой, и записи на ней едва можно различить в таком освещении. Свеча чуть вспыхивает, роняя искру, но пламя тут же выравнивается. Кабуто придвигает раскрытую аптечку ближе, сам подходит вплотную, протягивает руки и осторожно касается чужих висков. Отводит с них повисшие чёрные пряди, нащупывает край бинта с одной стороны. - Орочимару-сама, - произносит он, продолжая смотреть с тем же выражением. - Вам совсем не нужны глаза, раз вы не удосужились даже зажечь свет, прежде чем хвататься за свитки? - Болят от яркого света. - Со свечой он смотрит не морщась и даже, кажется, почти не моргая. - На восстановление нужно ещё сутки, потом можешь комментировать мои привычки. - Думаю, больше, - Кабуто качает головой, потом протягивает руку за тонким скальпелем - лезвие, сверкнув у самого виска Орочимару, надрезает бинт, и лёгкие пальцы начинают осторожно снимать его, слой за слоем. Орочимару едва заметно морщится, пока засохшие куски бинта отделяются от кожи, чуть заметно стискивает зубы, когда Кабуто прикладывает тампон к первому глубокому порезу под скулой. Тот действует быстро, привычно, не обращая внимания на выражение его лица. Или делая вид, что не обращает. - Так сколько? - Два человека слышали взрыв и точно знали, что это была оранжерея. Ты привлекал их к работе, насколько я понял. Ещё несколько - посмотрим, но вряд ли могут сказать что-то конкретное. Больше интересовались тем, сколько у них времени до того, как ты вернёшься. - Те двое? Кабуто мягко обхватывает его за плечи, заставляя слегка наклониться вперёд, убирает длинные волосы, сворачивая из них небрежный узел у затылка. Прокалывает его острым карандашом со стола, закрепляя, и коротко произносит: - В карантине. Поговоришь с ними сам, когда будешь в состоянии? И обнажает следующий участок его кожи, снимая бинты с шеи. Орочимару, не поднимая головы, медленно и едва заметно кивает. Ненужные обрывки бинтов падают прямо на пол, словно сухая шкурка или сброшенная кожа.
*
Кабуто работает быстро, привычно, окидывает взглядом всё новые открывающиеся порезы. Тишину прерывает тихий звон склянок с антисептиками, лёгкий треск срезаемых бинтов, и только изредка - чуть неровный вздох, когда тампон в пальцах Кабуто касается слишком крупной раны, не успевшей затянуться. Порезов - много. Кабуто представляет себе высокие окна оранжереи, отстроенной не так уж давно за дальним полигоном, потом вспоминает, что увидел среди её обломков. - Кстати, ты мне так и не собрался рассказать... Увиденное в тот момент каким-то чудом сохраняло способность сопротивляться попыткам вынести его оттуда чуть ли не на руках. А вот от способности стоять самостоятельно или поведать, каким образом от защищённого печатями помещения осталась груда обломков и осколков особо прочного стекла - открестилось виртуозно. - Я помню, - мягко произносит Орочимару. Поднимает голову, глядя ему в глаза, и предостерегающе сощуренные тускло-жёлтые щели никак не вяжутся с негромким голосом. - И как только я разберусь с некоторыми деталями, я тебе расскажу. Не заставляй меня это повторять ещё раз. Кабуто смотрит ему в глаза несколько мгновений. Потом медленно опускает голову. Поправляет очки. И начинает сворачивать оставшиеся бинты. - Всё готово, Орочимару-сама, - послушно произносит он, не поднимая глаз. Закручивает склянку с бальзамом. Не удержавшись, с той же вежливо-равнодушной интонацией добавляет: - Меня, собственно, интересует, не полезет ли из-под твоей шкуры какая-нибудь побочная гадость, о которой ты меня забыл предупредить, в самый неожиданный момент? Не люблю, знаешь ли, работать вслепую. Глаза Орочимару на секунду распахиваются шире. Но когда Кабуто оглядывается на него, захлопывая крышку аптечки, - он с улыбкой опускает голову на сцепленные руки. - Вот и проверишь. Хмыкнув, Кабуто качает головой и идёт к двери, не говоря больше ни слова. Дверь открывается почти бесшумно – можно различить лёгкий треск пламени свечи за спиной. - Таюя, - доносится ему вслед, когда между затихшим треском и его собственным выходом наступает секунда тишины. - Я велел её предупредить, - кивает он, не поворачивая головы. Тёмное дерево растрескавшегося косяка медленно теплеет под его ладонью. – Она будет у вас завтра утром, Орочимару-сама. Ещё несколько мгновений он стоит, не меняя позы. Звонкое ощущение того, как внимательно ему не смотрят в спину, жжёт эту самую спину не хуже самого красноречивого взгляда. Когда до его слуха доносится еда различимый в тишине шелест пергамента, из которого сделан свиток, - так же молча выскальзывает за дверь.
первое официальное столкновение гоблинов с этой дивной страной - фотографировал красивый куст, пойман аццкими полицаями (2 штуки, фапная форма, оба на 3-4 головы выше мелкорослых гоблинов), опрошен на предмет кто такой, чего надо, покажите паспорт, пройдёмте с коллегой, почто фотографируете. оказалось - посольство чего-то, судя по всему, арабскообразного.
заибал аццких полицаев фоточками в доказательство своей неопасности, вытребовал оценку красивости и что можно оставить, да точно можно, тока отвяжись ну я ли не прекрасен. ггг.