[in se]

когда ты думал, что достиг дна, но потом дно постучало в тебя.
пусть дно лежит и здесь тоже.

фандом: Sonic the Hedgehog / Cоник в кино (не игоры, ребят, игор я боюсь)
размер: миди 
рейтинг: R
пейринг: Роботник/Стоун
предупреждения:

довольно много

только сегодня и только для вас, у нас есть постканон-AU, миди с содержанием пары драбблов, унылый закос под лавкрафтовщину и SCP (от лавкрафта - больше воды, чем над рльехом, где спит ктулху), уползание персонажей (вы никогда не догадаетесь, как), попытка объяснить сюжетные дыры и несостыковки канона (нет, она делает всё только ещё дырявее), офигенно непродуманный мир (ещё сильнее, чем в каноне), шаблонные тропы (ещё шаблоннее, чем в каноне), всратая логика и обоснуи (у автора могло бы быть шесть научных степеней по всратию научной матчасти), самый вялый хоррор и ангст на свете (который никому в тексте не интересен), жизнь потрепала всех участников (автора больше всех), юмор и романтика рептилоид!эдишен, хтонический ёж! не знаю, зачем вам это читать, но если рискнёте, инжой хд
дисклеймер: всё принадлежит создателям контента

Когда началась эта история с объектом СРК-38, Стоуну было двадцать девять и он был одним из лучших агентов своего департамента. Оценка была плюс-минус точна - другому бы такого задания просто не доверили. Двух заданий, если быть точным.
Тогда он считал себя достаточно взрослым и уравновешенным человеком и достаточно опытным полевым агентом, чтобы справиться с обоими. Эта оценка оказалась менее точна - но с учётом того, что он, как и весь департамент, не представлял, с чем они столкнутся, этого следовало ожидать. 
Сейчас, спустя годы после инцидента в Грин-Хиллз, Стоун слишком хорошо понимает, что ни полевого опыта, ни какого-то опыта для оценки вообще у него не было тогда не то что достаточно - и двадцати процентов необходимого не набралось бы.
Сейчас Стоун смотрит на человека, который когда-то научил его идиотской привычке выражать степень своей неудовлетворённости в процентах, и чувствует себя так, как будто ему снова двадцать девять, а этих лет просто не было.
- Как? - хрипло спрашивает он наконец.
И дело не в только в том, что взгляд, которым награждает его Роботник за этот очевидно самый тупой в мире вопрос, - не менее красноречив, чем двенадцать лет назад, когда Стоун видел его последний раз.

Стоун по-прежнему считает себя очень сдержанным и рациональным человеком. 
В конце концов, именно эти качества когда-то стали ключевым аргументом, позволившим департаменту подтвердить приказ о назначении его ассистентом этого безумца. 
Поэтому сейчас ему хватает всего каких-то четырёх с половиной минут язывительных намёков на уровень его интеллекта, чтобы принять очевидную данность. Понять он пока даже не надеется, это будет следующая ступень. Тут справиться бы с этой без человеческих жертв.
- Ещё раз, доктор, вы... Говорите, что мы двенадцать лет тремя отделами с полным оснащением пытались разобрать принцип работы колец, а вы без поддержки и доступа к элементарным ресурсам просто поняли принцип, собрали на колене стабилизатор и открыли портал?!
Роботник закатывает глаза, сидя в его рабочем кресле и всем видом изображая человека, вынужденного мучительно имитировать приятные ощущения.
- Как чудесно, что вокруг меня снова люди, способные сами объяснить себе уровень своей глупости и снять с меня эту утомительную обязанность. Я бы даже сказал, что скучал по этой твоей черте, Стоун, мне ведь так и не удалось приемлемо воспроизвести её у твоей модели, которую...
Если пребывание в изоляции от нормального мира и повлияло на его характер, то явно не в этой области.
Но даже этот факт - не главный аргумент, который заставляет Стоуна усомниться в том, какой сейчас год и сколько из прошедших ему превиделись.
Главный заключается в другом. И когда пару секунд спустя Роботник соизволяет сфокусировать на нём взгляд, он тоже вдруг замечает.
Поднимается из его кресла. Подходит ближе, снимая треснувшие по краю защитные очки, оставившие вокруг его глаз тёмные круги, - так близко, что Стоун мог бы рассмотреть, в какой зоне прилегания к коже металл окислялся за это время сильнее, воспаляя кожу, так близко, что если бы это происходило двенадцать лет назад, он не удивился бы просьбе пришпилить себя к стене за горло. 
- Скажите, агент Стоун, - вкрадчиво спрашивает Роботник, разглядывая его очень внимательно, - человечество за время моего отсутствия деградировало в достаточной степени для того, чтобы разучиться считать? 
- К сожалению, нет, доктор. 
- Тогда ты не шутил про двенадцать лет.
Стоун сжимает пересохшие губы и смотрит в лицо, которое почти не изменилось с того дня, как правительство засекретило его личные дела и перевело в разряд никогда не существовавших.
- Двенадцать лет, шестьдесят восемь дней и, - он на секунду бросает взгляд на угловой смарт-монитор, прежде чем снова посмотреть Роботнику в глаза, - четырнадцать с половиной часов. Сколько времени прошло... Там?
- Полтора года.
Он делает шаг назад, и Стоун невольно выдыхает, расслабляя плечи. Потому что он, твою мать, пока не готов ещё и к этой части. 
- Если не брать астрономический коэффициент... - Роботник нарезает круги по кабинету, игнорируя три смарт-монитора и систему управления, словно такие примитивные машины не входят в доступный ему зрительный спектр, или потому что виртуальных мониторов, которые он, возможно, видит перед своими глазами, ему более чем достаточно. - И допустить непрерывность процесса из-за сохранения массы материала... Четыре тысячи триста семьдесят шесть...
Он начинает смеяться, словно получившиеся числа кажутся ему самой весёлой шуткой, которую он слышал за последние - теперь уже непонятно, какую временную категорию назвать.
Главное Стоуну понятно и без его мгновенных рассчётов.
Но он догадывается, что полтора года - всё-таки достаточно долгий срок, в течение которого Роботнику некому было демонстрировать свой выдающийся даже в мелочах интеллект, и только поэтому, наверное, автоматически спрашивает: 
- Насколько... Медленнее, чем здесь?
Тот разворачивается всем корпусом с таким весёлым лицом, словно собирается поделиться с ним своей личной шуткой века. 
И на секунду даже кажется, будто он надеется, что её поймут.

Инцидент с объектом, получившим кодировку СРК-38 - разумеется, случайно сгенерированную, настоящий код не подлежал разглашению, как и любые коды объектов пятой категории опасности, - произошёл в Монтане, как они установили позже, в районе городка Грин-Хиллз. 
Сначала его долго не могли дислоцировать - непозволительно долго, первичная вспышка неравномерно ударила по большинству энергетических источников всего региона, и пока военные носились со своей паранойей про эмиссионные пушки, часть усилий Бюро и смежных организаций была немедленно брошена на подавление паники и распространения информации среди штатского населения. Это стоило им человеческих жертв, но что хуже - это стоило им времени. К тому моменту, как они решились подключить Роботника и его машины для расследования, по делу было засекречено всё, что только можно, но возможность реагировать на произошедшее оперативно была потеряна. 
Предельно глупая ситуация, когда ценой за безопасность становится безопасность, потому что идиоты не способны просчитать такую очевидную вероятность, правда, агент Стоун? Запишите это в свой отчёт, когда будете представлять его начальству. Возможно, с двадцать третьей попытки я смогу донести до них эту простую мысль.
Стоун обещал ему записать.
Разумеется, Роботник был психопатом - но гениальным психопатом-инженером, который умел прикинуться сумасшедшим учёным, играющим в фантастические игрушки и не способным заказать себе оправу для очков, и при этом достаточно умным в практическом смысле, чтобы о его точном диагнозе не было единого мнения даже у Бюро, которое обычно знает о тебе всё, включая предпочитаемый цвет нижнего белья в это время года. Стоуна уведомили предельно ясно обо всех рисках, на которые он идёт, становясь ассистентом этого человека. Но ситуация была, мягко говоря, критической. Просто они не представляли, насколько.
Сначала они полагали, что имеют дело с динамичной энергетической аномалией. Обрывки первых отчётов кочевали потом из папки в папку, весь его отдел и два будущих, сформированных позже, знали их наизусть. "Объект неопределённого класса, предполагаемый источник дискретного излучения неустановленного типа, воздействующего на электро- и радиоприборы в радиусе...", "Спонтанные появления зафиксированы в следующих районах...", "Свидетельства очевидцев, степень надёжности 3.2, позволяют предположить..." - те немногие конкретные данные, что у них были поначалу, всё равно давали результатом по большей части предположения, допущения, гипотезы. Роботник безжалостно правил их одну за другой, вырезая и выбрасывая целые куски файлов на своём компьютере прямо на ходу - чушь, чушь, нонсенс, необоснованное предположение, чушь, логическая ошибка, упущенный фактор, снова чушь, да какими кретинами надо быть, чтобы не заметить, - пока его мобильная лаборатория неслась по трассам северо-западного региона. 
Через четырнадцать часов после начала расследования Роботник представил Бюро первый краткий отчёт и условия, на которых согласен работать дальше, а Стоун - его подробную психологическую характеристику и запрос на доставку ингридиентов для чёртова невозможного многосоставного ядовитого варева, который Роботник называл кофе. Через пятнадцать часов комиссия Бюро обсудила полученное, прошла стадии гнева и принятия, минуя торг, и развязала ему руки.
Согласно его отчёту, объект СРК-38 был живым существом. Или как минимум - разбирая это определение на составляющие - имел форму живого существа, конкретную форму, существующую в конкретной точке пространства и времени, и судя по косвенным данным, способную к активным перемещениям на скорости, проближенной к трёмста милям в час. Его энергетический потенциал мог оказаться ещё больше, чем они предполагали изначально. Судя по предварительным рассчётам, случайная вспышка, выбившая пробки тихоокеанскому региону и повлёкшая за собой вспышку смертей в паре сотен больниц, несколько аварий на энергетических станциях и небольшую катастрофу на бирже, была далеко не пределом его возможностей. У представителей Военного министерства при этой новости загорелось больше глаз, чем было у всего присутствующего на онлайн-встрече Бюро, но это не шло ни в какое сравнение с тем, в какой неистовый восторг эта информация приводила самого Роботника. Стоуна почти пугала та целенаправленность, с которой он вцепился своими дронами в след их неизвестного объекта, словно стая охотничьих собак, - и одновременно восхищала. Он видел в своей жизни людей, способных работать, как машина, часами и сутками, видел людей, которых их пограничные расстройства толкали к демонстративным истерикам и навязчивым действиям, видел тех, кто умел это компенсировать - агрессией, интеллектуальными играми, инфантильными вспышками дикого вида для сброса напряжения. Но он едва ли видел людей, способных делать всё это с полным осознанием и таким бесстыдным удовольствием.
То, что этот удивительный опыт он вынужден получать во время выполнения секретной миссии по идентификации и взятии под контроль неизвестной науке твари, способной передвигаться со скоростью военного истребителя, за секунды лишить энергии приборы в целом регионе и стать самым мощным потенциальным источником разрушений со времён изобретения ядерной бомбы, - делало ситуацию ещё более сюрреалистичной.
За двое суток, которые длилось их расследование инцидента, Стоун узнал об этом человеке и его любимых технодетищах больше, чем мог уместить в голове, убедился, что представленный им начальству департамента отчёт не имеет ничего общего с реальностью, научился делать латте стоимостью в четверть килограмма кокаина, способный убить небольшую палату диабетиков одним глотком, и осознал в достаточной мере, что их ждёт в случаях, если тварь достанется Роботнику, если она достанется правительству, и если останется в активном состоянии без контроля. Это могла бы быть чудовищная моральная дилемма, выбор меньшего из трёх зол, каждое из которых размером с ядро галактики, - если бы Роботник сразу не исключил возможность выбора каких-то вариантов, кроме первого.
У Стоуна не было времени решать, приносит ли ему этот факт облечение.
Работать с этим человеком было порой невыносимо, но мысль о том, что решить эту безумную задачу может быть под силу только безумцу вроде Роботника, причём с его помощью, разгоняла кровь и азарт больше, чем любой стимулятор.
Он словно жил на других скоростях, и иногда казалось, что больше всего его раздражает в других именно это. Отсутствие тумблера для свободного перехода на третью, пятую, двенадцатую, в режим пред-светового разгона.
Через три часа после их знакомства он шокировал Стоуна, наорав на него на трёх языках за невовремя вставленный комментарий, а потом вдруг отступив на шаг и заявив: я хочу прибить тебя к стене за горло, но если у тебя фобия прикосновений, ты можешь сделать это для меня сам, мне не нужны здесь чьи-то истерики, кроме моих собственных.
Через пять оказалось, что Роботник, любящий свои машины больше, чем мать-одиночка из Мексики - всех семерых своих детей, читает его, как открытую книгу, и не стесняется этим пользоваться.
Через десять Стоун первый раз в жизни позволил едва знакомому человеку снять с себя пиджак, через десять и сорок две минуты - расстегнуть свою рубашку.
Через тринадцать он готовил чёртов латте прямо в химическом отсеке лаборатории, и слушал, как только что открывший глаза по сигналу таймера Роботник раздаёт унизительные указания комиссии департамента и военным так бодро, словно это не он спал за эти сутки два с половиной часа. Потому что полчаса из трёх, отведённых на отдых, пока автопилот ведёт лабораторию в сторону Сан-Франциско, был занят тестированием отнюдь не интеллектуальных качеств своего ассистента. 
Через сорок пять с небольшим часов он успел запустить несколько запасных протоколов на своих машинах, описать два прямых контакта с объектом и три опосредованных, суммировал данные о свидетелях, скинул на Стоуна набор разрозненных отчётов, завершил интеграцию нового элемента двигателя на основе полученного ими элемента биологического материала объекта СРК-38, установил окончательную дислокацию объекта, подготовил необходимые материалы для его фиксации, рванулся за ним в погоню сам на ручном управлении - и сгинул вместе с ним, оставив после себя след по половине земного шара, десятки осколков своих машин на улице в Грин-Хиллз и огромный геморрой для правительства.
Когда Стоун, сам не спавший рядом с ним почти двое суток, суммировал в голове этот набор фактов, первой его мыслью было: у меня наконец будет немного времени, чтобы осознать, что тут вообще только что произошло.
В следующую же секунду ставший уже привычным ехидный голос в его голове отозвался: ты сам догадаешься, что ошибся, или мне сделать когнитивно сложное лицо, чтобы облегчить тебе задачу?
Разумеется, голос оказался прав. 
Работа только начиналась.

Первым делом Стоун нарушает все возможные протоколы и везёт его не в лаборатории департамента или медчасть для проверки, а в свою квартиру.
Это требует некоторых телодвижений - стандартные автопилоты в машинах записывают не только перемещения водителя, но и идентификаторы присутствующих пассажиров, чтобы система подтвердила их право на нахождение в транспортной сети и пользовательский статус - но при его должности часть следящих устройств можно перевести в инкогнито-режим, не вызвав сигнального резонанса по всей внутренней сети.
Роботник изучает смарт-экраны в окнах и систему идентификации с таким доброжелательным интересом, словно ещё не решил, хочет умилённо покормить машину с ладони или вскрыть её интерфейс без анестезии.
- Неужели за то время, что меня здесь не было, вы смогли продвинуться до уровня моих школьных проектов первого года? Я потрясён.
- Вы переоцениваете интеллектуальный потенциал человечества, доктор.
Роботник широко улыбается и делает головой какое-то совершенно механическое движение, издавая вместо смеха звук, пародирующий скрип классической лазерной призмы.
Улыбка резко пропадает так же резко, как появилась, уступая на его лице место презрительной усталости.
- Ты ведь не надеялся, что жизнь среди грибов свела меня с ума настолько, чтобы я смеялся над твоими шутками?
Стоун прячет неуместную улыбку, кончиком пальца прочерчивая на управляющем экране маршрут через ту часть города, где регулярно бывает именно в эти дни недели.
- Если честно, я надеялся, что вы - единственный человек в мире, разуму которого такая жизнь не страшна. Разве вас не окружали всю жизнь люди, интеллект которых сравним разве что с интеллектом... - Его рука замирает над дисплеем. - Стоп. Грибов?
- Гри-бов, - выразительно, как идиоту, повторяет Роботник. Взмахивает рукой, делая около своего лица жест, похожий на сворачивание чьей-нибудь шеи. - Представителей царства живых организмов, считавшихся низшими растениями до того, как люди изобрели поклонение псилоцибину. Ах, нет, всё-таки после. Будем честны, людям никогда не мешали предрассудки видового характера, ведь достоверно известно, что если бы псилоцибин можно было добыть из растений или других людей, это никоим образом не стало бы препятствием... Стоун, твоё лицо напоминает мне ту статичную модель, что я создал, пока жил там, от скуки. Ты действительно собирался перебить меня эмоциональной вспышкой, но теперь терпеливо ждёшь, пока я закончу? Не разочаровывай меня. 
- Грибы, - Стоун держит руку над экраном, напряжённо глядя перед собой, - были отмечены на той карте. Наша гипотеза была верна. Она действительно нужна была для ориентирования или навигации, косвенный инструмент управления кольцевыми порталами... Но это не точно. Чёрт. Прошу прощения. Мы расследовали инцидент после вашего... Исчезновения, и в какой-то момент нам удалось добыть артефакт. Карту с набором символов, автономную. Мы исследовали её вдоль и поперёк, предполагая, что она должна быть связана с работой пространственных колец. 
Роботник мгновенно понимает, о чём он говорит.
- Если и так, это не единственный инструмент навигации. Объект либо его присутствие активировали точки перехода без прямого контакта с артефактом во время нашей последней встречи. 
- И позже вы смогли активировать переход без неё, - добавляет Стоун, энергично кивая. - Но карта могла указать нам направление, в котором нужно копать. Чёрт! Вы были правы, у нас интеллект, сопоставимый с грибным. Три моих отдела - самая дорогая грибная поляна за всю историю департамента...
- Я всегда прав. И что, позволь спросить, вы так долго и бесплодно мечтали выкопать?
Стоун молчит, надеясь, что эта неловкая пауза достаточно ублажит его чувство собственной важности, чтобы он отвлёкся от этой темы на какую-нибудь вполне неожиданную из списка тех, которыми ему некого было пугать всё это время. 
Разумеется, это не срабатывает.
Роботник с усмешкой нажимает несколько экранных клавиш, затемняющих окно - он распознал систему управления параметрами за несколько ленивых тычков пальцами так беззаботно, словно эта технология и правда была из тех, что он от скуки придумывал в младшей школе ещё до того, как человечество додумалось до полноценной сотовой связи, - и говорит:
- Разверни своё лицо ко мне, как если бы я тебя допрашивал своими руками, будь добр.
Стоун смотрит на него, нахмурившись.
- Они не дали бы тебе даже одного отдела только ради того, чтобы попытаться найти мои останки после вашей трагической утраты, чтобы похоронить с честью в очаровательном свинцовом саркофаге, - едко замечает Роботник, глядя ему в глаза. - Не говоря уже о трёх отделах. Пропустим стадию подробных рассуждений, которые мне пришлось бы объяснять тебе дольше, чем формулировать, и перейдём к выводам. Я вижу не так уж много причин для того, чтобы Бюро продолжало возиться с артефактами, которые бесполезны для них спустя столько лет в силу их скудоумия и ограниченности методов. И поскольку одна из этих причин только что вернулась из продолжительного отпуска, ты наверняка уже начал догадываться о том риторическом вопросе, который эта причина тебе сейчас задаст. Эта тварь всё ещё на Земле?
- Да, - секунду спустя говорит Стоун.
- И вы за все эти годы не смогли взять его под контроль.
- Это... Не совсем так. Всё немного сложнее. До сих пор мы могли с переменным успехом ограничить зону его воздействия. Но судя по тенденции, это ненадолго.
Роботник улыбается так, что у него по спине проходит холод, а в голове возникает вопрос, не сделал ли он большую ошибку, когда не сообщил о его появлении департаменту.
- Вот теперь я чувствую, как ты рад меня видеть.

На предполагаемой гибели Роботника их проблемы не закончились.
Бюро и военные только облегчённо выдохнули, прежде чем подписать приказ о присвоении последней степени секретности всей информации, связанной с его работой и существованием. Из разговоров в закрытых кабинетах было понятно, что недовольные тоже были - в конце концов, несмотря на всю свою невыносимость, этот человек был невероятно одарён и умел решать поставленные задачи, не смущаясь любыми методами. А его разработки, которые правительственными дронами не ограничивались, приносили достаточно пользы, чтобы стерпеть от него и не такое. 
Но недовольство едва ли могло что-то изменить. 
Патенты на часть его технических разработок перешли к Бюро, остальную часть, признанную не реализуемой в полевых условиях, заморозили и отправили в архив, которого официально не существует - как и всю информацию о деятельности и все данные об официальной истории существования человека с таким оперативным позывным в принципе. Эти вещи Бюро всегда умело делать очень хорошо. 
Зачистить следы самого инцидента оказалось сложнее. 
Более-менее ясным был прослеженный ареал нанесённых объектом СРК-38 разрушений - от окрестностей Грин-Хиллз до пригородов Сан-Франциско, плюс ответвления от этого маршрута в разные стороны длиной до нескольких десятков миль. Характер свидетельств выглядел предсказуемым и классифицируемым, но только на первый взгляд. Разрушенные здания и магистрали, выведенные из строя электроприборы и станции оказались лишь частью эффектов, которые объект оказывал на материю, вступавшую с ним в контакт, причём частью самой очевидной и легко фиксируемой. Помимо этого, в некоторых зонах наблюдались следы предположительно теплового воздействия - оплавленные пластиковые рамы в окнах без единого следа на соседних стенах, лопнувшие от перепада температур стёкла рядом с вполне живыми растениями. Какие-то предметы или участки были просто искажены таким образом, что изымавшие их эксперты разводили руками. Где-то подвергшееся его воздействию пространство выглядело так, словно его кусок просто исчез или сдвинулся по проведённой сквозь него плоскости. Принцип установить не удалось. Не было никакой системы или алгоритма, по которому можно было бы понять, какие именно объекты подвергались конкретному типу воздействия, в какой момент и почему. Большая часть повреждённых объектов была неорганической, большая часть располагалась в зонах, где свидетели подтверждали недавнюю встречу с объектом, - но даже из этих двух правил были исключения.
Стоун носился из одной части пострадавшей зоны в другую, консультируя группы зачистки, собирая данные и строча отчёты, все несколько недель, что шла активная работа. Благодаря заметкам Роботника в его личных файлах им удалось найти ещё несколько типов следов и результатов контакта объекта с материей - вроде неожиданного отпечатка на уровне радиочастот и изменения углеродного рисунка почвы около оставленных им следов. Это не облегчало работу, это не объясняло примерно ничего - кроме того, что взаимодействие объекта СРК-38 с физикой этого мира выходит за рамки всех известных им вариантов. Но это позволяло Стоуну, сцепив зубы, сосредоточиться на актуальных задачах.
Со свидетелями всё было ещё хуже. 
Сначала они работали по стандартной программе - найти тех, кто вступал в контакт, собрать досье и допросить, после чего действовать, исходя из привычных вариантов: взять подписку о неразглашении, добавить абсурдных деталей и косвенно обнародовать диагноз свидетеля, либо забрать его с собой для дальнейшей работы. Стандартные процедуры, выбору которых департамент учит полевых агентов ещё в первом блоке основных навыков. Ситуация была, мягко говоря, не самой стандартной - но Стоун и его люди имели на руках инструменты, чтобы взять её под контроль. У них была информация об охваченных зонах контакта, гипотезы о том, что именно они ищут в качестве следов и свидетельств. В конце концов, если Роботник ещё в начале расследования ставил на то, что они имели дело с чем-то, соответствующим параметрам живого существа - я никогда не ошибаюсь, агент Стоун, запишите эту фразу в свой шпионский чёрный блокнот, чтобы учить перед сном, - скорее всего, так оно и было. Конкретика всегда упрощает задачу. Они знали, что искать.
До того, как странности начались ещё и здесь.
Суммируя первые сборные отчёты, департамент заметил, что показания свидетелей с каждым новым описанием имеют всё меньше общих черт. Большинство тех, кто вступал в прямой контакт с объектом СРК-38, описывали разные формы свечения, бело-голубого спектра либо цвета и интенсивности, которые они затруднялись описать. Другие не упоминали свечения вообще. Полтора десятка жителей Грин-Хиллз, первой зоны контакта, описывали существо, похожее на небольшое животное с крупными глазами. Официантка и несколько проезжих байкеров в придорожном мотеле, где произошёл следующий контакт, уверенно говорили о невероятно уродливом ребёнке. Религиозно настроенный городской сумасшедший в ужасе лепетал про синего дьявола, и деталей не смогли добиться три специалиста в отделе работы со свидетелями, где его держали пять суток. Кто-то упоминал крупный шар с размытыми контурами, двигавшийся с огромной скоростью и звуком, от которого ломило виски. И это всё - не считая огромного количества людей, которые находились рядом в момент его активных действий - и не видели либо не помнили ничего вообще. Свидетельство за свидетельством рушили каждую сформированную версию без всякой жалости.
То, что Стоун помнил, как выглядел единственный физический элемент, который они смогли обнаружить в доме Ваковски, ни черта не проясняло. 
Тем более, что тот исчез в последнем предполагаемом взрыве, вместе с частью обломков машины, в которую Роботник интегрировал этот элемент в качестве источника энергии, в ту ночь, когда они потеряли след объекта.
Роботник с самого начала предполагал, что СРК-38 влияет на человеческий мозг, возможно, дополнительным типом излучения подавляя или изменяя активность некоторых зон, поэтому свидетельские показания нельзя интерпретировать как прямые данные. Это могло объяснить галлюцинации свидетелей, разницу в показаниях, даже то, что записи с камер в тех немногих местах, где те могли бы что-то сказать, были повреждены или просто отсутствовали - если его излучение было активно в эти моменты, то на камеры оно могло действовать так же, как на что угодно в регионе. 
Это едва ли могло объяснить, почему физические следы, первый из которых был обнаружен в лесах рядом с Грин-Хиллз, в разных местах имели разную форму и параметры.
Почему маршрут между точками активных действий иногда выглядел так, словно он двигался со скоростью, приближенной к скорости звука, а иногда - так, словно он возникал в этих точках почти одновременно.
Почему через трое суток свидетельства похожих явлений начали сыпаться через засекреченные каналы если бы просто из других стран - с другого континента.
Когда Стоун услышал о последнем, он схватился за голову и в три часа ночи затребовал себе расширение рабочей группы до временного отдела и доступ к файлам третьей степени секретности. С учётом того, с кем он работал в ходе инцидента, ему дали сразу четвёртый. 
Это не принесло почти ничего.
Сотни отчётов, закрытие мест контакта под правительственную изоляцию, задним числом оформленный отдел, посвящённый исключительно инциденту - и они по-прежнему не знали, что представляет собой объект СРК-38, какова его реальная зона воздействия, какие ещё эффекты он может выдать. 
Они не понимали даже, действует ли он целенаправленно, реагирует на что-то во внешней среде или выполняет какую-то внутреннюю программу.
Поддаётся ли его описание, действия и возможности хоть какой-то человеческой логике.
На что он способен ещё и в каких масштабах.
В какой момент этого ждать.
Ни о каком "сдерживании возможной угрозы" не шло и речи, хотя в отчётах раз за разом проходила именно эта формулировка, и Стоун со своим первым отделом изо всех сил подгоняли свои мизерные успехи под этот шаблон, понимая, что другие отделы департамента, которые наверняка занимаются тем же самым так же секретно, делают ровно то же - и наверняка точно так же понимают, что следующий шаг похерит им все предыдущие.
Каждый новый клочок информации, который им удавалось получить, разрушал десятки прошлых и без того хрупких предположений, словно нарочно ломал их представления о том, с чем они столкнулись и каковы его возможные масштабы.
Через три недели расследования они смогли идентифицировать несколько артефактов в форме небольших колец из неизвестного вещества золотистого цвета.
Через три с половиной разработали теорию об их связи с искажениями пространства, позволявшими объекту перемещаться между максимально удалёнными точками, и продолжили работу.
А через четырнадцать поступило первое подозрение, что СРК-38 снова активен.
Конечно же, в Грин-Хиллз.

- Кольца были обнаружены прямо в городе, в зоне разлёта осколков. Там, где вас и объект предположительно видели последний раз, - говорит Стоун, сидя прямо на полу и опираясь на бортик ванной спиной. - Их не сразу занесли в список артефактов. Это прозвучит бесконечно глупо для вас, но... В общем, сначала наши спецы сочли их частью обломков вашей машины. И отправили в соответствующее отделение под нужным грифом, вместе с остальными деталями.
Льющаяся вода за перегородкой позади и выше его головы становится чуть тише. 
Стоун не уверен - слышит он сквозь этот плеск его смех или звук выворачиваемой из душа микросхемы.
- Серьёзно, агент Стоун? Даже не представляю, где в это время были вы. - Всё-таки скорее смех. Просто похожий на старую микросхему, хрустящую в пальцах. - Ты позволил кому-то из ваших экспертов решить, что я был похож на человека, держащего в запасном отделении ракетницы пару десятков золотых колец? Что? Я не слышу. Я разве не говорил тебе, что такие вещи не входят в мои жизненные планы? 
Стоун медленно вдыхает и выдыхает, глядя перед собой.
Потом качает головой и заворачивает рукава рубашки, потому что влажный тёплый пар всё равно проникает сквозь душевую перегородку.
- Итак? - напоминает Роботник из-за плеска воды, снова явно сменившей угол. 
Стоун встряхивает головой. 
- Да. Так вот, кольца изучили только через три недели, после того как разгребли самые критичные последствия инцидента и изолировали основные зоны и свидетелей. Поняли, что они - артефакты, когда просканировали их угле...
- Углеродный след, бла-бла-бла, - скучающе перебивает Роботник, судя по звуку, прямо рукояткой душа включая панель управления температурой. - Можно подумать, у вас были другие надёжные способы установить их происхождение. Вы отнесли кольца к артефактам, как и ещё пару найденных там игрушек, связанных с объектом, но так и не нашли способа их активировать или понять их принцип работы. Потом перетряхнули свидетелей, перебрали моих малюток, растащили по патентам то, что смогли воспроизвести достаточно дёшево для массового производства, а остальное заморозили по архивам и стёрли данные о моём существовании из системы. Ох, умоляю, - резко бросает он. - Скажи мне наконец что-нибудь, чего я не знаю.
Стоун молчит несколько секунд, разбирая в голове эту просьбу на составляющие и анализируя по слоям.
Потом бросает это бесполезное занятие и просто говорит:
- "Оптикал Иллюженс" закрылись три года назад. Теперь оправы для ваших любимых очков придётся печатать через сателлиты. Мне жаль, доктор.
Спустя пару секунд Роботник холодно сообщает:
- Ты разбил мне сердце.
Усмехнувшись, Стоун поднимается с пола и забирает с тумбы свой свёрнутый пиджак. Звук льющейся воды становится ощутимо тише как раз в этот момент.
- Я посмотрю, что тут можно сделать. Чувствуйте себя как дома.
Он выходит из душевой, аккуратно прикрывая за собой дверь.
Первым делом проходит по квартире, проверяя двери, окно и систему безопасности.
Выкладывает пару стволов, проверяет ещё магазины и тепловой генератор в корпусе ручного "Сокола", на всякий случай ещё контролирует те, что рассованы по точкам в доме, которые невооружённым - смешная шутка, но слишком простая, - глазом не заметны, но можно добраться в любой момент. Думает, закурить ли прямо под кухонной вытяжкой.
Стоун курил почти полгода после инцидента и его официальной гибели, много, как чёртова дампф-машина, наплевав на все нормативы Бюро, до тех пор, пока начальство не намекнуло ему либо переходить на электронку, либо сдавать отделы и менять пункты личного дела под кабинетные с рассчётом ещё лет на семь. 
Нет, чушь. Не до этого сейчас.
Он прислушивается к звуку воды из душевой и ещё к какому-то - едва заметному, почти металлически звонкому, напоминающему что-то очень знакомое.
Что творится в голове у этого человека? Последний контакт с СРК-38 закончился для него взрывом нового прототипа летательной боевой машины и вылетом в какую-то пространственную дыру вместе с грудой осколков. Он провёл, по его словам, не меньше полутора лет в изолированном пространстве, без внятных ресурсов, людей или связи с нормальным миром, среди образований, похожих на гигантские грибы. Не просто выжил, а получил какие-то результаты. Ухитрился неведомо какими усилиями оттуда выбраться, поняв принцип работы артефакта из тех, над которыми они бились здесь годами. Это всё разве не должно было возыметь над ним хоть какой-то эффект, кроме очевидного косметического?
Но Роботник ведёт себя так, словно с их последней встречи прошла всего пара дней. Не успел Стоун расчехлить полевую аптечку, чтобы проверить его основные жизенные показатели и заодно убедиться, что имеет дело не с какой-нибудь имитацией из антиматерии, - тот уже ворковал с кодовым замком и сканером на входе. Прошёл в его квартиру, небрежно осмотрев основные точки контроля и выдав пару комментариев, за минуту разобрался с системами управления - хотя чему здесь удивляться, не его ли разработки лежали в основе немалой части этих систем, да и не так уж сильно по сути изменился мир за это время, как любили воображать киноделы-фантасты, - наорал на свои треснувшие разбитые очки, которые сам же секунду назад сжал в руке, демонстрируя презрение к силовым методам решения проблем, после чего с учтивым достоинством поблагодарил за гостеприимство и исчез в душе, заявив, что экскурсии по чьей-то личной жизни - последнее, по чему он мог бы скучать. А через несколько минут через две закрытые двери и плеск воды потребовал отчёта по тому, чего они успели достигнуть за эти годы, разумеется, если достигли хоть чего-нибудь.
Стоун колебался ровно шесть секунд, прежде чем решительно взять в руки запасную бритву и запасную щётку с одноразовой мочалкой, решительно войти, не глядя в сторону матовой перегородки, решительно сунуть гигиенический набор на душевую полку перед кабинкой, решительно повернуться к нему спиной и опуститься прямо на пол ванной комнаты, а потом начать говорить.
Будем считать, что пока Роботник услышал достаточно интересного, чтобы ему было о чём глубоко поразмыслить следующие, скажем, минут пять.
На большее Стоун не надеется.
Поколебавшись, он отказывается от мысли заказать одежду нужного формата и размера прямо через системную точку, как хотел сначала. 
Инкогнито-режим, конечно, хорошая штука, но Стоун не строит иллюзий насчёт проницаемости систем, которыми пользуется для доставки чего угодно, от еды до мелких бытовых приборов, каждый первый в этом городе. Информация о личной жизни сотрудников такого уровня при любом раскладе имеет все шансы оказаться в Бюро. Это правило работало и год назад, и двенадцать, и сорок, просто методы менялись. Не то чтобы это мог быть первый раз, когда агент Стоун без всяких комментариев заказывает среди ночи набор мужской одежды отличного от своего размера или ещё что-нибудь подобное, и не то чтобы умники из отдела персонала интересовались самим фактом - но неофициально пробить объект его возможной связи по базам на благонадёжность они будут обязаны. Не стоит давать им поводы насторожиться раньше времени.
Покопавшись в шкафу, Стоун находит набор безликих чёрных вещей достаточно свободного кроя и материала, чтобы с относительным комфортом село на человека с плечами шире, чем у него самого, ростом выше и всем остальным... И всем остальным. Предельно чёткое определение. 
Пока они ехали по проложенному маршруту от испытательного полигона департамента, Стоун краем глаза разглядывал его изодранный и потерявший большую часть цветов термокостюм для управления летательным аппаратом, - тот самый, в котором Роботник тогда и увязался в погоню за объектом, - треснувшие защитные очки, в которых почти не осталось стёкол - но, впрочем, остались неплохие рамки от окуляров, способные отчасти защитить глаза от механических повреждений, - и не мог отделаться от мысли, что выжить в том мире ему помогли отнюдь не только мозги. Роботник, несмотря на образ истеричной капризной лабораторной фиалки, хрупким или слабым не был никогда, это было видно с первого взгляда, а если у вас плохое зрение - то с первого взятия за ворот под самое горло, когда вы закономерно сделали достаточную глупость, чтобы он решил, что аргументировать нет смысла. Тогда, при одном из их первых допросов свидетелей инцидента, когда шестифутовый агрессивный мордоворот из компании байкеров полез на рожон прямо во время разговора в придорожной забегаловке - через десять секунд он пробил головой новую дверь на месте окна, и отнюдь с лёгкой руки Стоуна. Если до этого у Стоуна и были какие-то сомнения в физической крепости человека, с которым он работал, то после он окончательно уверился, что половину своих машин тот собирал сам, вот этими холёными руками в вечных перчатках, и в ящике для любимых инструментов у него рядом с пилкой для ногтей и средством для укладки лежит набор дрелей и разводных ключей широкого спектра действия, о которых просто никто не знает.
Время, проведённое в диком изолированном пространстве, куда забросил его взрыв, не прошло даром. Стоун украдкой бросал взгляды на его обветренную сухую кожу, на высохшие жилистые мышцы, проступающие под болтающимся изодранным термокостюмом, на ставшие ещё более резкими и механическими движения, на выгоревшие до рыжины и кое-где откровенно подпаленные сединой волосы и усы, явно намекающие на то, что он ухитрился смастерить себе в этих местах приличную замену бритве, но не элементарным ножницам, - и всё равно думал о том, что если он сам в свои за пятьдесят сможет сохранить хотя бы часть такой прочности и функциональности, это будет сродни чуду. 
А ещё о том, как Роботника должна была достать по горло эта вынужденная дикарская аскеза.
Собственно, исходя из этого Стоун предполагает себе час или даже чуть больше времени, чтобы обдумать, что может сделать дальше. Разумеется, он ошибается. Ровно через полчаса, отмеченные тихим щелчком дурацкого логотипа в углу монитора, шум воды в ванной прекращается совсем. Несколько секунд Стоун стоит, ощущая наступившую тишу кожей, а потом берёт собранные вещи, подходит к двери в ванную и осторожно стучит по косяку. Приоткрывает дверь и, не глядя, на вытянутой руке передаёт вещи.
Дверь снова закрывается, обдав его напоследок тёплым влажным воздухом.
Стоун почему-то снова хочет закурить.
Вместо этого он идёт в кабинет и загружает программную оболочку для связи с архивом. Он бы не удивился, если бы через минуту оказалось, что Роботник воспользовался моментом возвращения к цивилизации, чтобы на радостях вскрыть его системную панель прямо в душе и прибрать к рукам контоль над домашним программным обеспечением - но пока вроде не похоже. Можно ли считать это хорошим знаком?
- Вот почему всем казалось, что оно движется быстрее, чем позволяют физические возможности, - вдруг говорит Роботник из-за его спины.
Стоун вздрагивает и оборачивается, поднимаясь из кресла перед экраном.
- Туда же - смена скорости без всякого триггерного фактора. Невозможные физические эффекты без явного принципа. Неровный углеродный след в почве.
- Двенадцать лет здесь и полтора года там, - добавляет Стоун тише. - Потому что у вас был с собой элемент той материи, из которой состоит СРК-38.
Роботник кивает, проходя в кабинет и движением пальцев предлагая освободить для себя рабочий стол.
Теперь, когда он привёл в относительный порядок лицо, убрал начисто остатки выгоревших волос и даже попытался смыть с лица въевшиеся в загрубевшую кожу следы от сломанных окуляров, - Стоуну снова кажется, что ему двадцать девять лет и он понятия не имеет, во что ввязывается. 
На лице Роботника отчаянно не хватает узких чёрных очков с оправой, которую уже три года как не делают.
- Оно действует не только на пространство рядом с собой. Оно искажает время.
Стоун только кивает в ответ.
Роботник устраивается в его кресле, с ленивым интересом проводит пальцами по виртуальному экрану, изучая, как открываются первые несколько окон. Закидывает ногу на ногу, заводя руки за голову и глядя на него почти весело.
- И как быстро до вас дошло? 
- Когда мы заметили, - так же негромко говорит Стоун, сцепляя пальцы в замок, - что Грин-Хиллз не меняется. Вообще.
Роботник смеётся, на этот раз не скрывая раздражения, а потом разворачивается вместе с креслом, дирижёрским жестом сворачивая экран и открывая новый.
- Мне нужен доступ к вашему архиву и отчётам по инциденту. В хронологической последовательности, начиная с моих последних записей. Давай, моя радость, покажи мне, с какого места нам начать... Стоун, поздравляю, - он перебирает ещё несколько открывшихся файлов, - ваш департамент достиг почти абсолютных показателей по параметру антиэффективности структуризации отчётов. Если бы мне понадобилась модель, я сказал бы, что вы сложили двенадцать лет своей возни с проявлениями объекта в чемодан, прокрученный сквозь гусеницы танка! Ты хоть понимаешь, какая бездна времени у меня уйдёт на то, чтобы разобрать весь этот детский лепет и сличить с моими данными? Возможно, около двух часов. - Он поднимает бровь и бросает на Стоуна выразительный взгляд. - Возможно, два с половиной, при учёте погрешности!
Стоун думает, что способность сохранить невыносимый характер в его обстоятельствах - это тоже своего рода талант, граничащий с гениальностью.
И ещё, что теперь у него есть точное представление о времени, раньше которого этот кабинет точно не начнёт снова принадлежать ему.
Поэтому он молча разворачивается и направляется к двери, попутно снова заворачивая рукава рубашки, - и только у самого выхода оборачивается и спрашивает:
- С сахаром?
Это самый тупой вопрос, какой можно было сейчас задать в пределах этой вселенной.
Он знает это точнее, чем последнюю директиву департамента, и Роботник знает, что он знает, и вскидывает руки, окидывая взглядом его стол и, очевидно, выбирая, чем в него запустить так точно, чтобы отбить всё, чем он складывает слова в предложения, но оставить нетронутым всё, что ему понадобится, чтобы сварить тот несчастный латте.
Стоун улыбается и выходит из кабинета за секунду до того, как он сделает выбор. Но дверь всё-таки оставляет приоткрытой.
И почему-то сквозь неё ничего не летит ему вслед.

Первые несколько недель они действительно думали, что инцидент закончился.
Это было наивно и в принципе бесконечно глупо. 
Но, во-первых, поводов исходить из другого варианта у них не было - с момента его официальной гибели и исчезновения объекта активных проявлений не видели больше нигде, да и странные эффекты в непредсказуемых местах зоны контакта больше не фиксировались. А во-вторых, финансовый отдел, скрипящий зубами от внезапного перераспределения бюджета за квартал в пользу нового образования внутри департамента, очень хотел хоть какой-то стабильности. 
Стоун и его выросший из группы отдел были главными кураторами инцидента, через них проходила вся основная работа. Они скрупулёзно выискивали каждую мелочь, найденную другими группами, работали со свидетелями. Искали и изымали любой след, который можно было изъять, документировали и уничтожали то, что изъять нельзя, подгоняли для общественности объяснения и теории для того, что невозможно и уничтожить тоже. Следы серии боёв и изрешечённые дронами здания превращались в панораму попыток террористической атаки или бандитских разборок, колеи и повреждённые строения вне городов списывали на пошедшие не по плану учения и мелкие технологические катастрофы. Что-то скидывали на скандальных экоактивистов - Стоун лично сочинял историю про группу активных сторонников глобального потепления, буянивших в Монтане последние три года, сочинял откровенно халтурно, но уже через двое суток СМИ сами придумали список подвигов и нашли тех, кто якобы был возмущён их действиями уже не первый год. Они справлялись. Стоун не думал о том, что скоро будет готов положить свою личную жизнь, нервы и пару десятков трупов на то, чтобы гибель этого больного на голову не оказалась напрасной - он просто делал, что мог. Они готовились к тому, что по завершении этапа зачистки основные сложности начнутся с тем, чтобы классифицировать последствия активности СРК-38, разделить собранные ими материальные свидетельства на следовые объекты и артефакты, начать полноценное изучение, отработку теорий, попытки понять, что это было и как этим можно воспользоваться в будущем. Военное министерство, скрипя зубами, выделило бюджет, департамент почти не сопротивлялся расширению штата, понимая, что перед ними лежит огромная куча будущих бюрократических проблем, разгребание которых только началось. Но они, мать вашу, справлялись.
А потом одна из лаборанток сличила те снимки со спутника.
Сначала департамент решил, что проблема в сдохшем программном обеспечении, транслирующем одну и ту же картинку этой зоны неделями. Проверили ещё по нескольким спутникам - и решили, что несколько разом сломаться одинаково не могли, значит, возможна хакерская атака. Новая проверка отмела и эту версию - тогда кто-то наконец дал добро на то, чтобы применить какую-то раннюю версию дронов, оставшуюся в наследство после Роботника. Конечно, эту модель было не сравнить с теми, которыми пользовался на последнем задании он сам, но ею хотя бы можно было управлять, и в ней не было заложено сюрприза вроде маленькой бомбы с ипритом, которая активируется на сочетание слов, казавшихся её создателю слишком глупыми. 
Они потеряли три таких машины, прежде чем смогли установить минимальную высоту, с которой можно было получать данные о Грин-Хиллз. Всё, что спускалось ниже, больше не возвращалось, и на снимках и сканах, которые они получали после этого, не оставалось ни следа предыдущих попыток.
На снимках и сканах вообще не было следов того, что что-то происходило здесь после той ночи.
Больше всего это шокировало тех, кто работал в Грин-Хиллз в первые дни после инцидента. Они опрашивали свидетелей, проверяли жителей и участиков, разделяя их на группы - тех, для кого хватит подписки о неразглашении правительственных мер, тех, кто должен будеь "уехать" из города, остальных категорий для работы. Именно эти люди, ходившие тогда по городку и его окрестностям, видевшие деревья и камни, разнесённые в куски вспышками активности объекта, видевшие своими глазами ту колею с оплавленной землёй на бейсбольном стадионе и бравшие замеры в каждой выбоинке, - недели спустя пялились на экраны с живой съёмкой города с высоты птичьего полёта и деревянными голосами уточняли: почему там не сменился сезон? Какого хрена вот те кусты, начавшие облетать ещё тогда, выглядят точно так же? Какого хрена не меняется ни примитивный рельеф, ни погодные условия, ни рассыпанные на перекрёстке продукты из сумки той домохозяйки, которые должны были растащить еноты уже следующим вечером? Погоди, вот там - это же... Они что, как-то воспроизводят то, как всё выглядело в те дни, когда на них свалилась эта чертовщина? Зачем, вашу мать?!
Департамент снова грыз локти и требовал данных и отчётов.
Стоун помнил, что первые две недели они держали Грин-Хиллз в изоляции. Ненавязчиво контролировали, чтобы в город и из города не шастали неучтённые гражданские, продолжали работать с участниками инцидента, потом постепенно сворачивали свои полевые лаборатории и штаб. Департамент пытался продавить идею о том, чтобы основать там постоянный рабочий пункт и продолжить изучение возможных последствий деятельности объекта на месте, - но руководство выше решило, что это нецелесообразно и привлечёт слишком много внимания к истории, которую они с таким трудом пытаются прикрыть. Тем более, что прямых поводов перестраховываться не было - работа с артефактами и следами шла плюс-минус ровно, люди Стоуна постепенно подчищали материальные и человеческие свидетельства, все оставшиеся им для изучения эффекты чётко классифицировались как вторичные... Стоун подозревал в решении тяжёлую руку финансового отдела. 
Грин-Хиллз в конце концов остался под формальным наблюдением. Последнее заключалось преимущественно в том, чтобы следить за активностью оставшихся свидетелей и за тем, чтобы никто из покинувших город позже не занялся распространением ненужных слухов или дилетантскими "расследованиями". Впрочем, вскоре стало понятно, что нужды в этом нет - небольшой городок в монтанской глубинке интересовал разве что местную администрацию раз в год, во время отчётной горячки, туристам там делать было нечего, оживлённость шоссе, проходившего через город, даже в сезон стремилась к отрицательной - и в то же время сами жители не показывали желания разбегаться из него в любых направлениях, наоборот. После того, как департамент замял историю с объектом и поработал с самыми активными свидетелями, остальные словно попытались забыть об этих двух странных днях и окунуться в свою тихую стабильную жизнь, не желая высовываться дальше, чем на пару десятков ярдов от городской границы. Даже Томас Ваковски, местный шериф, личное досье на которого пестрило пометками о попытках перевестись в полицейский департамент Сан-Франциско, без всяких объяснений предпочёл остаться с семьёй в Грин-Хиллз. На всякий случай департамент какое-то время тратился на то, чтобы контролировать и телефонные разговоры жителей городка, даже приписал пару ребят со стороны, чтобы написали несколько алгоритмов, позволяющих отслеживать по ключевым словам их общение через интернет, но всё было тихо. Издалека жители просто казались счастливыми от того, что непонятная угроза миновала, почти никого не зацепив, и правительство со своими секретами от них отстало. 
После истории со странными данными спутников и дронов Бюро распорядилось снова взять Грин-Хиллз под колпак и начать прицельное наблюдение.
В город были отправлены несколько агентов в штатском, количество дронов для наблюдения резко увеличили, департамент снова включил паранойю и кто-то из военных впервые начал предлагать перевести город в разряд мест, никогда не существовавших в истории страны. Стоун и его люди наблюдали и собирали данные, перемежая это вялыми попытками хоть как-то объяснить происходящее и отписками начальству. И те данные, что они успели получить до того, как город ответил на их активность повышением своей, до того, как связь с ними начала прерываться, а зона, недоступная для видеонаблюдения, теплового и углеродного сканирования, увеличилась сразу на пару миль, - не говорили ничего хорошего.
Даже если объект СРК-38 неведомым образом повлиял на твой мозг и теперь тот вынуждает тебя раз за разом воспроизводить каждую деталь того момента, когда случилась вся эта история, - это можно с грехом пополам объяснить. Даже если он повлиял на целый город, и теперь люди в нём сидят, не высовываясь, притворяясь, что ничего не меняется, - это выглядит жутко, но укладывается в рамки той дикости, что творилась вокруг объекта до сих пор. Ты можешь день за днём парковать машину в одном месте, следя за тем, чтобы она не заржавела, можешь какое-то время рассыпать одно и то же количество слив одним и тем же движением, идя с бумажным пакетом из магазина за углом дома, можешь брить лицо одним и тем же способом каждое утро или одевать ребёнка в одинаковую панаму с одним и тем же пятном на краю, можешь не менять стекло в случайно выбитом во время инцидента окне. Но ты вряд ли можешь заставить сплетённую тогда в окне сарая на окраине паутину остаться нетронутой, новорождённого телёнка на ферме - остаться криво стоящим на ногах детёнышем, а едва проклюнувшуюся азалию в саду перед двухэтажной ратушей - так и остаться с теми же тремя бутонами, к которым примеривается выводок гусей из ближайшего леса, да ещё закрыть один из них обратно, чтобы было не как две недели спустя, а точно как тогда. 
Первые несколько отчётов от полевых агентов подтверждали теорию, которую мог счесть бредом кто угодно, кроме людей, которые уже три месяца пытались засекретить и одновременно разобраться с аномалией, у которой список необъяснимых эффектов стремился к бесконечности.
Люди в городе не имитировали тот летний день, который наступил после того как объект СРК-38 выдал новую предельную вспышку мощности и исчез с радаров, унеся с собой последнюю боевую разработку Роботника и заодно его самого. 
Дело было не только в их мозге и том, как они воспринимают мир.
Просто для них этот день - вернувшийся или воспроизведённый искусственно после недель работы департамента - всё ещё длился.

Стоун лежит в темноте, глядя в потолок своей спальни, и по-прежнему не может договориться с самим собой.
Насколько адекватно он поступал сейчас? Когда Роботник вывалился ему чуть ли не на голову посреди испытательного полигона из... Портала? Точки перехода? У Стоуна не было названия, потому что за всё это время ни один из его отделов не смог разобрать принцип работы колец, и карта-артефакт не помогала. Но в тот момент по всем правилам первым, что он должен был сделать, было: поднять тревогу, изолировать полигон и сдать его на руки медикам и спецам по артефактам, чтобы те проверили его физическую целостность, адекватность и то, насколько это вообще тот же человек, а не очередной побочный эффект активности СРК-38, о которой они теперь знали так много и не понимали почти ничего.
Стоун этого не сделал.
Он убеждает себя, что хорошо понимает, почему не сделал этого - и сейчас это действительно правда. 
Потому что - чего они смогли добиться за двенадцать лет работы? Изолировали Грин-Хиллз, сделали так, что для остального мира он перестал существовать (и никогда не существовал), но сами смогли прорваться туда дольше, чем на несколько часов - один раз. Первая группа агентов проскочила с большой удачей и вынесла немало данных, карту обнаружили и смогли изъять именно они. Последующим повезло меньше - из троих, пошедших на вторую миссию, вернулись двое, одна сошла с ума, второй умер спустя две недели от неоперабельной опухоли мозга. Добровольцы, отправленные после этого, уже не возвращались. Грин-Хиллз всё меньше поддавался прямому контакту, зона, в пределах которой работали дроны и другие устройства слежения, в ответ на каждое действие увеличивалась. В конце концов Бюро запретило попытки любого активного вторжения, а на предложение разбомбить эту зону к чертям, поступившее от военных, директор лично чуть не открутила головы десятку генералов. Они понятия не имели, что сделает СРК-38, контролирующий город, в ответ на прямую агрессию, и насколько это будет сильнее тех вспышек, что они уже получали раньше. 
Двенадцать чёртовых лет, они описали сотни мелких эффектов, которых не замечали раньше, соотнесли кучу отчётов и математических моделей, но не поняли про объект ровным счётом ни хрена. И когда два года назад зона его влияния начала понемногу увеличиваться, без всяких видимых причин, все три его отдела, вцепившиеся в бесполезные кольца и полученные десять лет назад оплавленные образцы почвы, не смогли это предсказать или что-то сделать.
Иллюзия контроля, и без того шаткая, уже два года трещит по швам.
Если эту безумную задачу и возможно решить в принципе - то слабый шанс преуспеть может быть только у единственного безумца, который когда-то за два дня смог продвинуться в этом дальше, чем все они за двенадцать лет после него.
Стоун знает, что не сдал его, а без колебаний поверил ему и взялся помогать снова именно поэтому.
Ещё он знает, что в тот момент, когда растерянно смотрел ему в глаза сквозь разбитые стёкла защитных очков, - ни одной из этих разумных мыслей в его голове не было. 
Но сейчас это, разумеется, правда.

Он прислушивается к глубокому ровному дыханию, едва слышно доносящемуся из соседней комнаты.
Роботник провозился с их архивом все обещанные два с половиной часа, по ходу постепенно всё больше становясь похожим на то, каким был во время их последней встречи. Разбирал отчёты, носился по кабинету, требовал то уточнений, то удавить производителя молока для латте, то следующую чашку, то больше данных, фотографий и видео образцов, полученных в разные годы. Между делом чуть не сломал Стоуну рабочее кресло, стол и мозг, заодно отправил в переработку остатки своего термокостюма, перед этим достав из незаметного кармана несколько мелких побитых устройств, которые ухитрился подключить к его компьютеру и извлечь ещё ряд совершенно непонятных Стоуну данных, тут же уйдя в них с головой. По истечении рассчётного времени Стоун предложил ему уступить свою постель - он к тому времени был уже готов предложить ему хоть склад со снотворным и пару электродов в мозг, если это позволит хоть немного притормозить, - на что Роботник заявил, что единственное, в чём он реально нуждается, это качественный таймер, не похожий формой на чёртовы грибы, а потом удалился во вторую комнату, где был расстелен диван.
Стоун лежит в темноте и думает, что забыл спросить у него, через сколько часов он намерен встать, чтобы начать завоёвывать мир снова.
Впрочем, он понимает, что вряд ли пропустит этот момент.
Ещё Стоун почему-то думает о вещах, о которых точно не стоит размышлять, когда стоишь к нему слишком близко. О том, что некоторые вещи помнит про этого человека удивительно отчётливо - а других, как оказалось, не помнит вообще. О ровном длинном шраме вдоль запястья, уходящем под чёрный рукав - он выглядел старым, давно зарубцевавшимся, и вряд ли Роботник получил его за полтора года жизни в мире гигантских грибов, и хотя раньше Стоун пару раз видел его без перчаток - шрама он не замечал. О сетке морщин вокруг глаз, с одной стороны проступающей куда сильнее, жёстче, словно кожу там когда-то обожгло или повредило чем-то химическим, и теперь, с возрастом, она становится грубее и одновременно хрупче - быстрее, чем с противоположной стороны. О том, как жёстко перекатываются мышцы под выбритой и отскребённой, обработанной лосьоном, но всё ещё обветренной кожей. О силе и, твою-мать-Стоун-скажи-это, красоте функционального инструмента, которую он когда-то принимал в этом человеке как должное, и потому не умел толком рассмотреть. В те две дня, что они работали вместе двенадцать лет назад, у Стоуна было ровно две возможности увидеть больше, но оба раза, когда Роботник протягивал руку и отводил ворот его пиджака, в какой-то момент он закрывал глаза.
Ему было двадцать девять, и это очень мало для того, чтобы видеть и понимать, что видишь.
Сейчас ему сорок один, ему есть с чем сравнить, хотя едва ли тут есть какая-то нужда в сравнении.
Сейчас он бы глаз не закрыл.
Температура в комнате неощутимо меняется, хотя Стоун точно знает, что это не так - не в комнате, конечно. Он вздыхает, стягивая одеяло с плеч и продолжая смотреть в потолок. Теперь ему начинает казаться, что Роботник проявил невероятную тактичность, пощадив его и отказавшись занять место для сна в его постели. Тут одной теоретической мысли уже достаточно, чтобы выбить его из колеи. Практическая реализация показала бы его полную несостоятельность. 
Господи, Стоун, этот человек столкнулся с СРК-38 лицом к лицу и минимум полтора года провёл один в мире чёртовых грибов, чем бы тот ни был, без гарантий, что вообще когда-нибудь сможет вернуться, и он держится так, словно ему даже это нипочём, есть дела и поважнее, - а у тебя было двенадцать лет, чтобы обдумать то, что успело произойти между вами тогда, и ты всё ещё не знаешь, что с этим делать? 
Он слышит звук и успевает среагировать быстрее, чем подумать.
Выдёргивает из-под подушки "Сокол", одновременно сбрасывая одеяло, перекатывается по постели, бесшумно приземляясь рядом, пригибаясь и встряхивая разблокировку.
Бросает взгляд на автоматическую тумбу, в которой лежит запас патронов и обрез, тут же окидывает взглядом закрытое экраном окно, приоткрытую дверь.
Неслышно переводит дыхание, прислушиваясь. 
Сначала ему кажется, что в доме стоит привычная тишина. Едва слышный тихий гул на грани слуха не в счёт - домашние системы безопасности и операционка с будильниками и прочей бытовой ерундой работает в стандартном "спящем" режиме, в обычное время он её даже не слышит. Собственный пульс, натренированно спокойный, отзывается в ушах громче, чем этот знакомый фон.
А потом Стоун снова слышит звук, который заставляет его распахнуть глаза и замереть с пистолетом в руке и наверняка глупым лицом.
Потому что этот звук похож на стон.
И следующий - на короткий вскрик, переходящий в хриплое быстрое дыхание, не умещающееся в лёгких.
И Стоун точно знает, откуда это доносится.
Он сам не замечает, как оказывается в соседней комнате. Не включая света, - таймера на спящем экране уже многовато - по привычке автоматически сперва толкает дверь плечом, всё ещё удерживая пистолет, только после этого отмечает краем сознания неуместность этого действия - уже через секунду после того, как обнаруживает себя стоящим возле его дивана.
- Доктор?..
Роботник его не слышит. 
Даже в полутьме Стоун видит, как крепко зажмурены его глаза, как напряжённо искажено лицо. Одеяло наполовину сбилось на пол, спасибо оставшимся на нём стоуновым домашним штанам, сейчас можно рассматривать, что его там интересовало, сколько хочешь, почти оставаясь в рамках приличий, - но Стоун видит только, как блестит от холодного пота его кожа, как напряжённо и неровно вздымаются рёбра, а рука во сне беспомощно царапает простыню. 
Он замирает, крепче сжимая пистолет в руке и не зная, что делать.
Он видел, как выглядит ПТСР, видел последствия применения веществ, выбивающих нервную систему и химию всего организма так, что кошмары душат человека физически, отнюдь не только в его голове. Он знает основы базовой помощи во многих случаях, с которыми может столкнуть его работа. Регулярные нормативы - это не только стрелковый навык и технические алгоритмы, которые нужно обновлять и подтверждать каждые полгода. 
Но сейчас он понятия не имеет, что происходит на его глазах.
И он, твою мать, боится сделать что-то не то.
Резко вздохнув, Роботник с усилием запрокидывает голову, словно борясь с параличом, несколько секунд не дышит вообще, а потом из его горла вдруг вырывается сиплый судорожный вздох, в котором он едва выдавливает быстрый набор неразличимых слов.
- ...Стоун, ты в курсе, что наш друг содержит нейротоксин? 
Быстрый, срывающийся голос не сочетается ни с нелепостью слов, ни с тем, как жёстко и судорожно сжимаются его пальцы, словно ища управляющие дронами клавиши с тех перчаток, которые он носил во время той миссии. Несколько движений, больше похожих на судорогу - и его пальцы впиваются в ладонь с такой силой, что Стоуну кажется, он почти слышит металлический хруст в его суставах.
- ...Умеешь сделать антидот силой мысли?..
- Умею, - говорит Стоун, вдруг заметив, что склоняется над ним и разжимает его ладонь, не давая довести до автоперелома, пока вторая рука зачем-то проверяет его пульс на горле, хотя его частота более чем очевидна. - У меня в карабине половина аптечки Бюро. Хоть сейчас.
Холодные и жёсткие пальцы сжимают его руку с такой механической силой, что он еле удерживается, чтобы не вырвать её обратно.
Резким рывком, словно на него потребовались все силы в мире, Роботник открывает глаза.
Стоун смотрит на него сквозь полутьму очень близко, и одна его рука фиксирует пальцы Роботника, вторая осторожно касается его шеи над сонной артерией.
Ситуация выглядит... Немного двусмысленно.
- Хочешь довести меня до сердечного приступа? - с явным недовольством спрашивает Роботник. Голос у него всё ещё хриплый, дыхание пока не восстановилось, но пульс напоминает человеческий. - Я не привык, что ты отвечаешь! Поразительная бестактность.
Стоун пялится на него, забывая моргать, словно не был готов к такому быстрому переходу в состояние, слишком похожее на все его нормальные состояния.
Роботник это замечает. Усмехнувшись, отпускает его руку и поворачивается, кладя локоть под голову.
- Если ты сейчас делаешь одно из тех выразительно нелепых лиц, которые люди обычно делают после того, как я с ними поздороваюсь, то к твоему счастью, я не вижу его достаточно отчётливо, - сообщает он. - Поскольку у меня всё ещё нет новых очков, регулирующих линзой отсвет. С какой стати? Там, где я привык отдыхать последнее время, сутки не предусматривают времени, когда они функционально необходимы.
Стоун молчит пару секунд, а потом садится на диван рядом с ним. 
Пальцы всё ещё немного болят от этого резкого рывка, но отчётливее он чувствует оставшееся ощущение в кончиках пальцев другой руки.
Жёсткой выскобленной кожи с едва заметно проступающей щетиной. Пахнущей металлом, пробивающимся сквозь одолженный им лосьон вместе с быстрым пульсом в вене.
- Там не было ночи? - спрашивает он негромко.
Ему кажется, что он слышит, с каким звуком Роботник закатывает глаза, не поворачивая головы к нему.
- Да, перевод этой фразы в очень упрощённом виде звучит именно так, - говорит он по-прежнему негромко, но достаточно ядовито, чтобы сделать вывод, что ему и правда становится легче. - Там не было ночи. Там был кислород, питьевая вода и растительный покров, химически схожий с субтропиками. Геологическая основа, по большинству признаков соотвествующая здешней, достаточно мягкие температурные перепады, чтобы превратить мой термокостюм в клетку Фарадея для фетишистов карго-культа, как ты сам мог бы, возможно, заметить вместо того, чтобы доставать меня вопросами об очевидных вещах? Повсюду грибы, заменяющие биологическую нишу большинства высших животных, которую мне пришлось с некоторым разнообразием у них отвоёвывать. Небо, закрытое облаками, где я предполагаю как минимум два светила с самостоятельным излучением. Ах, да, благодарю за меткое уточнение вопроса насчёт этого факта, которое ты так благоразумно оставил при себе. 
Стоун почему-то верит каждому его слову. 
Он слушает со смесью восторга перед этим человеком и зябкой, тянущей в груди тревоги от мысли о том, что ещё способен сделать с массой людей объект СРК-38. Большая часть тех, кого коснулись эффекты с самого инцидента, остались для Стоуна безликими обозначениями в отчётах - свидетели, жертвы, участники, все понимали тогда и ещё припоминают сейчас, что это всё живые люди, но у департамента и Бюро не было ни времени, ни цели думать о том, каково было столкнуться с последствиями активности объекта каждому из них. Даже жители Грин-Хиллз, застрявшие в своём искажённом времени, как в мутной янтарной смоле, - он до сих пор помнит некоторые имена из постоянных отчётов и досье, но для него у них давно нет даже лиц. 
А сейчас он сидит рядом с человеком, который продолжает делать вид, что время, проведённое в изоляции от мира в каком-то диком грибном кошмаре, было для него не более чем интересной задачей, но теперь Стоун знает, что это не совсем так. И неважно, насколько тот мир, о котором говорит Роботник, был реальным отнорком пространства, другой планетой или просто образом в его мозге, который сгенерировал объект СРК-38, использовавший мозг каждого из своих контактёров, чтобы менять свою форму. Если там было достаточно погано, чтобы Роботник захотел вернуться к людям и предпринял для этого ряд усилий, и достаточно погано, чтобы Стоун начал подозревать, что воспоминания о какой-то активной живой хреновине с нейротоксином - не самое неприятное, что с ним там могло случиться... Это было очень хреновое место. 
Стоун замечает, что опирается на диван рукой, почти касаясь его спины. И думает, что если сейчас отдёрнет руку, это будет очень глупо. 
Хотя бы потому что Роботник ни одного вопроса не задал о том, где были его руки пару минут назад.
Ещё Стоун думает о том, что одна мысль в услышанном рассказе тревожит его больше, чем должна. Только он не уверен, что это подходящий момент, чтобы её обсуждать. 
С другой стороны, игра в глупые вопросы всегда работала хорошо. 
Может быть, он ошибается - и тогда вполне охотно выслушает всё, что Роботник думает об идиотах, не способных решить простую задачку в своей голове. Тот наверняка скучал по этой возможности больше, чем признаётся.
Он почему-то замечает, что волнуется перед этим вопросом больше, чем перед любым трепетным признанием.
- Как можно установить, сколько прошло времени, - негромко спрашивает Стоун, - если нет смены суток? По оставшимся целыми приборам?
Роботник молчит пару секунд, недовольно сопя в противоположную от него сторону.
- Приборы не было возможности откалибровать, - наконец отзывается он. - По циркадным ритмам. Когда тебе нужно выбрать машину, которая будет главным ориентиром для эффективной работы, очевидно, что оптимально поставить на ту, которая тебя ещё ни разу не подводила. 
Так и есть.
Смена фаз сна и бодрствования. 
Он действительно рассматривает своё тело как машину, хорошую и надёжную машину. Знакомую, понятную в применении. Стоун подозревал эту логику ещё тогда, когда они впервые встретились, но только теперь понимает, в чём её уязвимость.
И это понимание накрывает его вдруг таким чувством нереальности происходящего, будто те три огромных стакана кофе он пускал себе сразу по вене, а не вручал ему.
- Айво, - говорит он тихо, - я... Читал отчёты тех, кто с тобой работал до меня. - Он делает ещё одну паузу, сам не зная, зачем. - Там было много подробностей. Можно... Суммировать данные за долгий промежуток времени.
- Как мило. - Роботник поворачивается к нему и складывает руки на груди, рассматривая его с опасно снисходительным выражением. - Хоть кто-то додумался познакомиться со мной поближе, не растрачивая моё собственное время на этот скучный процесс. Я начинаю верить в то, что эволюция доступна не только машинам.
Стоун почему-то смотрит в сторону.
- Твои естественные циркадные ритмы отличаются от тех, что у нормальных людей, минимум часов на десять. Даже если не учитывать тенденцию к удлинению внутренних суток... Ты провёл там больше, чем полтора года. Гораздо больше.
Вообще-то он очень надеется, что сейчас получит отповедь по поводу своих мозгов, не способных учесть элементарный фактор, который делает его рассуждение несостоятельным или вообще оскорбительным. Это было бы так уместно, что ему почти хочется ощутить тычок под рёбра и вопрос, какого хрена он всё ещё работает в Бюро, а не записан в книгу мировых рекордов как самый беспомощный спецагент за два последних века.
Конечно, этого не происходит.
Потому что, как оказалось, доктор Роботник тоже может ошибаться.
И ещё неизвестно, кого из них двоих этот факт шокирует сильнее.

- Знаешь, что... - Роботник поднимается с дивана рывком, и в его голосе Стоун явно слышит угрозу.
Не холодную, механическую угрозу равнодушной машины - наоборот, с таким звуком набирает скорость заряда нагревающася катушка, которая через минуту выбьет тебе все пробки.
- Когда я предлагал тебе рассказать мне что-нибудь, чего я не знаю, я не предполагал, что тебе понадобится добрых проклятых пять часов, чтобы...
Он вздрагивает, покачнувшись, когда по правой части его тела от бедра проходит резкая судорога, заставляя его зашипеть и стиснуть зубы.
Стоун тут же оказывается рядом, поддерживая его, на всякий случай следя за локтем, оттаскивает обратно на диван.
Это он умеет делать лучше, чем думал.
- Нейротоксин, значит?
Роботник выдыхает, запрокидывая голову, и Стоун отсчитывает ровно четыре секунды.
Откуда он помнит про четыре секунды?
- Похож на белковые игрушки вроде гамма-бунгаротоксина, - устало говорит Роботник наконец. - Но для особо заинтересованных предлагаю смилостивиться и назвать это просто смертоносным нейротоксином, способным убить человека, не имеющего с собой приличной аптечки, за несколько часов, если тот не додумается, из каких подножных средств можно попробовать сделать антидот. Если я когда-нибудь решу использовать такой в системе безопасности своей зловещей технической лаборатории, увеличим концентрацию и обойдёмся термином "смертоносный нейротоксин".
Стоун замечает свою руку, которая по-прежнему придерживает его за пояс.
- Почему ты мне не сказал?
- И что бы ты сделал иначе? - Роботник бросает на него косой взгляд, полный искреннего любопытства. - Может, добавил бы в латте ещё немного транквилизаторов, чтобы компенсировать эффект? У меня большие сомнения в том, что на этот раз от них был бы толк. Раньше у тебя с этим было куда лучше.
Стоун молчит ещё пару секунд.
- Ты знал?..
Он тихо смеётся, даже не пытаясь воспользоваться моментом и заехать Стоуну в солнечное сплетение, хотя тот сейчас открыт, как никогда.
- Что ты должен был, помимо основного задания, контролировать меня, собирать данные и следить, чтобы мы с моими малютками не перешагнули черту? Или что у тебя была специализация по токсикологии, и она была настолько ничтожной, что ты своими руками добавлял в мой кофе компоненты, которые нейтрализовали весь ваш коктейль для вечеринок, развязывая мне руки? Я похож на имбецила, Стоун?
Стоун осторожно поворчивает голову и смотрит ему в глаза, совсем близко. Ему полутьма в комнате не мешает.
- А я похож на человека, который не понимал, зачем тебе такие длинные списки конкретных компонентов?
Роботник смотрит на него в ответ меньше двух секунд. 
И то - наверняка не для того, чтобы понять, понял он сразу, а чтобы до Стоуна тоже дошло.
И Стоун осторожно улыбается, кивая и думая, что наверняка Роботник соврал про то, что отвык видеть при слабом свете.
- Иронично, - произносит тот, не отводя взгляда, словно ничего двусмысленного не происходит прямо сейчас, - что именно теперь в том наборе, который ты тогда для меня готовил, было бы куда больше смысла. Ваши компоненты должны были действовать как раз на сброс нервного импульса. 
Стоун сидит к нему вплотную и ощущает, как лёгкий запах лосьона и металла от его жёсткой кожи сбрасывает ему каждый нервный импульс, который пытается заставить его мозг работать.
Он пытается думать о том, глупо ли будет просто предложить ему альтернативный способ снять напряжение, проверенный тысячами экспериментов за историю человечества.
Или о том, что после тех двух суток двенадцать лет назад изменилось слишком много, чтобы вот так просто продолжить с того же места.
Или о том, что на самом деле не изменилось почти ничего.
Но он сейчас не очень хорошо умеет думать. Во всяком случае, больше, чем на шаг вперёд.
Поэтому он осторожно касается ладонью его бедра и спрашивает:
- Это больно?
Роботник смотрит ему в глаза, и если Стоун ожидал, что он удивится, то явно зря.
- Это и есть главный вопрос, который тебя интересует сейчас?
Он переводит дыхание и качает головой.
Потому что Роботник не считает нужным даже сделать вид, что он против, и у Стоуна тысяча вопросов технического характера, но ни один не главный. Потому что Роботник касается его груди жёсткой ладонью, без перчаток и без застёгнутой рубашки с галстуком, и Стоун окончательно делегирует ему функцию думать о том, какого чёрта происходит, и какого чёрта это происходит только теперь. Он подаётся вперёд, сдвигая ладонь внизу от его бедра к паху, почему-то утыкаясь лицом в прохладую кожу на его шее и упиваясь тем, какая она жёсткая и одновременно - какой кажется неожиданно хрупкой. 
- Я надеюсь, ты в состоянии поддерживать стабильную частоту и амплитуду? 
Стоун вскидывает голову и чуть не отдёргивает руку.
- Ты хочешь, чтобы я соревновался с твоими машинами? - уточняет он. - В этом?!
- Стоун, Бюро часом не отменило психотесты для сотрудников департамента? - вкрадчиво интересуется Роботник, поворачиваясь всем телом и внимательно глядя на него. - Как тебе про них вообще такое в голову пришло? Они же мне как дети.
Стоун думает, что будь он нормальным в соответствии с результатами психотестов, он бы не продержался тогда даже тех двух суток.
И уж точно он бы не делал сейчас того, что делает.
Не взял бы его руку и не положил на своё горло под кадыком, прижимая ею себя к стене за низкой спинкой дивана.
Не прогнул бы спину, чтобы сжать коленями его бёдра, потому что к дьяволу глупые вопросы, если ему хоть что-нибудь не понравится - он даст Стоуну это понять, и так, что мало не покажется, и может, останется только прикладывать лёд к гудящей голове, растоптанному чувству собственного достоинства и выбитым суставам в плечах.
Но пока его суставы остаются на месте.
И когда Роботник кладёт ладонь на один из них, словно на рычаг, которым можно направить движение его руки, - Стоун больше не закрывает глаза.

Он знает, что был прав, даже если ошибся.
Им не хватило двенадцати лет, чтобы разобраться с объектом СРК-38 и последствиями его активности.
Ни понять его природу, ни предсказать реальный уровень угрозы, ни создать внятной гипотезы о его происхождении, целях, возможностях, - ни одна из поставленных тогда задач не была выполнена.
Три отдела и вспомогательные силы Бюро, регулярно спутывающие им работу, целая отдельная инфрастрктура, выросшая вокруг инцидента в Монтане, получила массу возможностей для теоретических исследований и побочных миссий, но по сути они оставались там же, где оказались после его "исчезновения".
Фактически, они потеряли Грин-Хиллз вместе со всеми его жителями - те остались внутри недосягаемой зоны, в которой теперь исчезали отправленные туда люди, измерительная техника и пара вооружённых отрядов. Может быть, время там по-прежнему шло со скоростью, замедленной в триллионы раз по сравнению с жизнью снаружи. А может быть, СРК-38 продолжал менять её по никому не понятным принципам, выстраивая из людей и пространства то, что он пытался построить ещё в первую фазу своей активности, когда они ему помешали. У них всё равно не было больше возможностей подтвердить или опровергнуть любую из версий.
Последние годы департаменту каждый раз удавалось убедить военных не начинать массированное вторжение, потому что риск был слишком велик - до сих пор на их попытки активных действий СРК-38 реагировал непредсказуемым набором эффектов, который всегда заканчивался увеличением недоступной зоны. До какого-то момента им казалось, что они оказались в тупике.
Два года назад зона его влияния начала расти без внешних причин, и оказалось, что тупик способен начать сжиматься, как багажник старого Хаммера под прессом на свалке.
Стоун понятия не имеет, чего можно ожидать от СРК-38 - но он знает, что на последнем заседании комиссии по инциденту представители Военного министерства чётко обозначили свои возможности. Если зона поражения превысит радиус в три мили от Грин-Хиллз, и у них по-прежнему не будет ответа на вопрос, как это остановить, полномочия Бюро перейдут к людям с ядерными боеголовками в руках.
Разумом Стоун понимает, что, возможно, Айво Роботник - тот единственный человек в мире, в котором деликатности в подобных ситуациях ещё меньше, чем в самых отбитых генералах из Военного министерства. Возможно, этот человек - психопат, или, если не был психопатом двенадцать лет назад, то после своего путешествия точно растерял остатки человечности. Возможно, его высокомерие и невыносимый характер - это только верхушка айсберга, который покажется во всей красе, стоит провести с ним рядом больше двух дней (Стоун выяснит это очень скоро, он уверен, и некоторые разделы по токсикологии и ещё десятку междлисциплинарных направлений точно нужно будет освежить в памяти быстрее, чем Айво полностью восстановит свои данные в правительственных системах, вернёт себе контроль над своими машинами и продвинет их дальше по пути нанесения как минимум морального ущерба человечеству).
Возможно - ничего нельзя исключать, когда имеешь дело с результатами их инцидента, - он даже не человек, а какой-нибудь конструкт, восстановленная копия, форма, извлечённая из человеческих сознаний, как те формы, что принимал СРК-38 для разных людей, видевших его вживую, и не факт, что сам он это точно знает.
Стоун без колебаний послал к чёрту возможность попытаться это выяснить, когда отключал систему контроля полигона, чтобы увезти его в свою квартиру.
Потому что, при прочих равных, это не имеет значения.
Роботник достаточно похож на себя, каким был двенадцать лет назад, чтобы дать Стоуну надежду.
Потому что каким бы он ни был агрессивным, отбитым на всю голову мегаломаньяком, как бы сильно ни предпочитал машины людям и их глупости, как бы ни стремился изучить опаснейшее оружие неясной природы и использовать как материал, как бы ни плевал с борта своего боевого истребителя на сопутствующий ущерб, - этот мир с его людьми нужен ему достаточно сильно, чтобы он приложил ряд усилий, чтобы вернуться. И именно он может оказаться достаточно умён и деятелен, чтобы не позволить СРК-38 уничтожить этот мир ко всем чертям - до того, как военные похерят эту задачу на корню.
Этого минимального результата Стоуну хватит, чтобы какое-то время спать спокойно.
Впрочем, до следующего утра ему хватит и меньшего - тем более, что он догадывается, как скоро оно наступит.

Он всё-таки приоткрывает глаза и спрашивает, прежде чем воспользоваться последними несколькими часами покоя в собственном доме:
- Каким ты его видел?
Жёсткое плечо под его щекой недовольно шевелится, очевидно этим жестом предлагая ему самому ударить себя в челюсть.
- Нет, правда. Почти все свидетели описывали объект по-разному. Он вызывал у них соврешенно противоположную реакцию. И мы проверяли их на проборах во время допросов, они не лгали - они испытывали разные аффекты и явно видели разное. А ты встречался с ним лицом к лицу несколько раз. Что ты видел?..
Роботник не отвечает, и через пару секунд Стоун запоздало замечает, как медленно и ровно вздымаются его рёбра, и как наконец расслабляются плечи и спина, беспардонно придавившая его руку к дивану.
Возможно, это и к лучшему. Он подозревает, что ответ на этот вопрос ему бы не понравился. Он помнит, как при прослушивании записи первого допроса Ваковски в его доме стандартные угрозы Роботника шерифу сменились рядом помех, сквозь которые пробился испуганный вскрик, прежде чем запись оборвалась. 
Он спросит ещё раз потом, может быть, если у них ещё будет на это время. 

И с компонентами для латте надо будет, конечно, что-нибудь придумать.

@темы: фик: sonic the hedgehog, обрывки

Comments

[Аньпин]

in se, а мне понравилось. Больше всего - за то, как за счёт постепенной подачи информации я всё больше и больше проникалась царящей в тексте ситуацией, и ближе к концу меня неслабо и от ситуации, и от отдельных моментов крипануло. Вот ты упомянул в шапке про Лавкрафта - а эффект, по сути, и вышел как у него. Ну вот как в моих любимых "Хребтах безумия", где Лавкрафт дважды за повествование даёт довольно много подробной инфы, и ты просто все эти истории и описания усваиваешь, и даже думаешь, что Старцы довольно клёвые. А потом наступает момент, когда ты благодаря всей инфе узнанной кааак осознаёшь, чо это там в туннеле копошится, да кааак начинаешь в разворот орать мужикам, чтоб бежали оттуда и не оглядывались.
Тут такого прям орательного момента у меня не случилось, меня скорее просто очень холодком на отдельных фразах пробирало (например, про лаборантку, сравнившую фотографии со спутников). И ёж как хтонь хорошо подан, вот это вот "каждый видит его по-своему" и Грин-Хиллз как аномальная зона, из которой возвращаешься со стрёмными последствиями. То есть - если возвращаешься.
И в конце тревожные нехорошие ощущения, тянувшиеся у меня через весь фик, никуда не пропали, и искренне хотелось Стоуну с Роботником послать лучей удачи.
Стоун вышел очень славный, в свой сорок один чувствовался - уж не знаю, насколько точно - как уставший и не в край, но всё ж задолбавшийся. Их с Роботником линия такая... ненавязчивая и спокойная, и мне кажется, что для фика с хтоне-ежом и тревожной атмосферой так и должно быть.

[in se]

Аньпин, спасибо *помахивает сердеченьком со дна
я буду заворачиваться в этот отзыв как в одеялко :3 он очень поколыхал мне всё, что стёрлось, пока я это зачем-то писал!

на самом деле, если оно крипует хотя бы процента на два, а не заёбывает, как несчастного Стоуна на протяжении последних лет, тыщей отчётов и писка "мы ничиво не понели халп", то я счастлив и эта неделя выброшена на свалку моей жизни не зря)
надо будет наконец прочесть Хребты, это уже третий знак, что надо срочно очин

Тут такого прям орательного момента у меня не случилось, меня скорее просто очень холодком на отдельных фразах пробирало (например, про лаборантку, сравнившую фотографии со спутников). И ёж как хтонь хорошо подан, вот это вот "каждый видит его по-своему" и Грин-Хиллз как аномальная зона, из которой возвращаешься со стрёмными последствиями. То есть - если возвращаешься. 

я правда считаю, что это не противоречит канону хд
там реально ежовая часть сюжета написана так дыряво, что если ты старше трёх лет, то вопросы "какого лешего всем прохожим пофиг на эту синюю хреновину, дыры в пространстве, вот это всё", "какого лешего физика ещё сломаннее, чем у марвела" и прочие мелкие несостыковки начинают здорово подгружать мозг.
какого лешего вот этот зомбирующий людей кусок аномалии со сверхсилами вообще считается положительным персонажем - вопрос вообще на миллион хд

И в конце тревожные нехорошие ощущения, тянувшиеся у меня через весь фик, никуда не пропали, и искренне хотелось Стоуну с Роботником послать лучей удачи. 

с учётом вводных данных этого канона, я надеюсь, что лучи удачи будут хотя бы лазерными))
и я считаю, что если уж реально возвращаться к теме зеркалочки - хтонический ёж это даже в фильме самом по себе штука, которая зомбирует и подминает под себя людей, чтобы поюзать их для выполнения того, что ему надо. но Роботник - тоже та ещё хтонь, и у него в анамнезе подминание под себя нехилого куска армии и правительства. мне кажется, если его вернуть, он повторит легко и ещё сверху добавит.)
насколько это по закону жанра вообще поможет - другой вопрос.

Стоун вышел очень славный, в свой сорок один чувствовался - уж не знаю, насколько точно - как уставший и не в край, но всё ж задолбавшийся. Их с Роботником линия такая... ненавязчивая и спокойная, и мне кажется, что для фика с хтоне-ежом и тревожной атмосферой так и должно быть. 

возможно, в нём слишком много меня %)
но вообще, да, мне оч хотелось как-то обозначить, что маленький восторженный Стоун из фильма - это всё-таки чувак, который явно недавно во всём этом, ещё не осознаёт масштабов обоих своих заданий, да и Роботник по нему прошёлся как сверхскоростным атомным катком с дискотекой на борту.
но для нормального человека возня с вот этими вещами, которые Роботника бодрят как задачи (хотя наверняка не без последствий, он всё-таки тоже человек) - это ващет довольно затратный гемор, особенно на такой работе и так долго а танк с дискотекой укатился в вечность, крутись как хочешь. и как раз нормальный человек на всём этом может так задолбаться, что будет в конце концов выглядеть иногда большим рептилоидом, чем чувак, который полжизни в бешеного рептилоида играет.
и мне кажется немного смешным тот факт, что в этих условиях для Стоуна как раз наличие отбитого на всю башку чувака с мразотным характром, отсутствием эмпатии, чсв и ещё кучей пунктов +к невыносимости, - может как раз оказаться фактором, который скорее даёт опору, успокаивает и возвращает кусок сил, чтобы что-то сделать. причём в обраточку это тоже работает, просто это явно не те чуваки и не те условия, где об этом будут много говорить и рефлексировать хд 
если вот это примерно получилось - ура.

а ещё я благодаря твоему комменту глянул в текст и заметил тьмы опечаток, ааа
крч, если этот пост разнесёт тыщей пустых строк, то это я просто пытался исправить свою рукожопость