горетобер два

[azhi-dahaka]

6. одержимость или заражение иной сущностью

фандом: Злое/Malignant
персонажи: Мэдисон, Габриэль
жанр: джен
рейтинг: pg-13
предупреждения: спойлеры к сюжету, шатающаяся кукушечка, травмы, нездоровые отношения, упоминания стрёмных медицинских тем

542 слова

Её проблема в том, что она и правда не помнит.
Они нашли видеозаписи, да, и гипнотерапевт смогла вытащить из её разума несколько самых жутких воспоминаний - но кто поручится, что Габриэль не исказил эти участки её памяти так же, как искажал сцены убийств, совершённых их общими руками, которые демонстрировал ей, пока она не могла пошевелиться?
Что на самом деле было до операции и удочерения - может быть, уже не помнит даже Габриэль.

- Эмили, - звучит его голос в динамике выключенного из розетки старого радио.
Мэдисон закрывает глаза, чувствуя, как постепенно нарастает боль в затылке и тонкий треск помех в ушах.
Если ты и на этот раз вывихнешь мне суставы, думает она, имей в виду, я положу тебя под десяток самых отмороженных вышибал из ближайшего гетто. И я найду способ сделать так, чтобы ты это почувствовал.
Габриэль хрипло смеётся, словно эта мысль и правда кажется ему забавной.

Он называет её Эмили, потому что привык к этому имени с детства.
Его сестру звали Эмили Мэй, так называли её врачи клиники, и так её имя было записано в документах - вместе с именем её брата. Пока она была совсем маленькой, ей иногда казалось, что она придумала его, и кто знает, какими дьявольскими способностями дала ему достаточно сил, чтобы он стал реальным и для других.
Это было до того, как доктор Уивер и её коллеги удалили из её тела большую часть его тканей, а остальное зашили под донорскую пластину черепа, заставив его замолчать на долгие годы.

Но в глубине души Мэдисон всё ещё допускает возможность того, что это действительно так. Что Габриэль был только набором злокачественной ткани, оставшейся от её не развившегося близнеца, - до тех пор, пока она сама не придумала его и не дала ему голос. Что на самом деле его не существует - а существует лишь она сама, маленькая девочка с химерным набором клеток в теле, части которых она дала имя и разрешение делать то, чего не могла сама.
В конце концов, позже она, воспользовавшись новой семьёй и затем фамилией мужа, придумала Мэдисон Митчелл - и та стала реальной на долгие годы, и смогла добиться кое-чего в жизни, пока Габриэль Мэй не разрушил её карточный домик всего несколькими ударами тяжелого лезвия в тела их старых знакомых.
Почему бы не предположить, что и самого Габриэля не было бы, если бы она не придумала его точно так же?

- Эмили, - напоминает он снова, и она уже не различает, из какого динамика в её доме на этот раз - кажется, из всех сразу. - У нас одно тело. У нас одна и та же мозговая ткань. Правда?
Один мозг на двоих, брат, спасибо, что напоминаешь мне, почему я повела себя как идиотка и позволила тебе вернуться.
- Так откуда ты знаешь, что это не я придумал тебя тогда? Что ты существовала до этого или существуешь сейчас? Иногда я чувствую себя так, словно ты пытаешься захватить моё тело и заставить делать то, чего я не хотел бы.
Мэдисон закатывает глаза.
Может быть, если она сейчас расслабится и даст ему выговориться, он отстанет от неё до следующего раза.
- В клинике мне было не слишком хорошо, Эмили. И я помню это лучше, чем ты.
Я помню, поправляет она мысленно, а ты лишь прятал это от меня в моей голове.

Впрочем, нельзя исключать и того, что он прав.


7. самотравмирование (самоповреждение)

фандом: Американская Мэри/American Mary
персонажи: намёк на Мэри Мейсон/Билли Баркер
категория: почти гет
рейтинг: nc-17
предупреждения: самоповреждение, медфетиш, упоминания боди-модификаций, алкоголя и наркотиков

915 слов

Смешно звучит, но Билли Баркер не слишком любит женщин.
В принципе, это не мешает ему неплохо к ним относиться - ко многим из тех, кто приходит работать в его клуб, трахать их в рамках рабочих отношений - куда реже, а некоторых искренне считать не только сексуальными, но и красивыми - ещё реже, впрочем. Женщины возбуждают его - иногда только если постараются, - но не сказать, чтобы секс или простой отсос в кабинете за сценой сильно отличались для него от дрочки, особенно если добавить к последней стакан холодной водки или хорошей дури.
Когда у Билли нет времени или желания говорить с ними, а сбросить напряжение нужно, он ломает ноги мудакам, портящим бизнес, или дрочит. Да, по идее, для этого есть тренированные вышибалы или девки, честно готовые лечь в койку с молодым владельцем полулегального стрипклуба, - но некоторые проблемы приятнее решать самому, чем терпеть бесящих участников.
Раньше Билли закидывался половиной дозы и представлял себе в койке тех из своих стриптизерш, которых такая жизнь ещё не превратила в усталых чучел с мешками под глазами. Можно было брать лицо от одной, тело от другой и ещё татуировку с задницы - от третьей, за мысленную расчлененку сроков не дают. Он представлял себе, как они извиваются перед ним, изображая похоть, которую считают уместной в этих обстоятельствах, а потом представлял себе вещи, которых никогда бы с ними не сделал в жизни, но которые хоть иногда способны всколыхнуть пресыщенное воображание.

С некоторых пор в такие моменты Билли отправляет своих воображаемых любовниц прочь, потому что когда перед его мысленным взглядом возникает скальпель в руках Мэри Мейсон - они рассыпаются, как старые поломанные куклы, сброшенные с полки.

Мэри - его друг, более того, она в каком-то смысле его деловой партнёр.
Если Мэри нужна помощь его ребят или решение проблемы с клиентами, или просто хочется молча посидеть в полутьме с выпивкой, наблюдая за танцами, она приходит в клуб, и охрана следит, чтобы её не побеспокоили. Половина изменений, которые носят на себе его стриптизёрши - её работа, и даже самые пугающие из них - по-своему совершенны. Билли может переломать половину костей любому говнюку в городе, прострелить десяток черепов и, может быть, даже отмазаться от полиции и отмазать часть своих ребят. Но его приводит в трепет та власть над человеческим телом, которую держит в своих тонких прохладных пальцах Кровавая Мэри.
Он ни разу не спал с ней, даже ни разу не дотронулся так, как дотрагиваются до женщины, которую собираешься трахнуть, чтобы решить, сможет ли она работать, как нужно.
Когда Мэри пришла в его клуб первый раз - девчонка с медфакультета, которой срочно нужны были деньги, снимающая с себя блядский плащ, как покрывало с трупа в прозекторской, - они не успели дойти до части с сексом. Придурок из своих, который попал в лапы конкурентам, казалось, сбил Билли все планы, когда его притащили подыхать в подвал клуба. Но перепуганная девочка, которая за отмороженной мордой скрывала страх и отвращение, приставленная к столу с бутылкой спирта, нитками и обещанием пяти кусков за его спасённую задницу и за молчание, - уже через несколько минут словно проснулась, и руки у неё перестали дрожать.
Идиот выжил, Мэри отправили домой с деньгами, а Билли запомнил её тонкое лицо и окровавленные руки чётче, чем размер сисек своей последней любовницы.
Билли долго не знал, что успело случиться за то время, пока они не виделись, но когда Мэри пришла к нему второй раз, страха в ней больше не было.

То, что она делает с людьми, иногда способно вызывть тошноту. Фетишисты и просто больные придурки, желающие себе что-то рассечь, отрезать, пришить, перетянуть, проткнуть и наполнить металлом, фанатки экстремальной пластической хирургии, любители прочих модификаций - Билли не осуждает чужие больные фантазии, у него просто не стоит на игры с мясом.
Но когда он представляет себе Мэри, руки которой с ювелирной точностью вырезают кусок кожи со спины очередного любителя чересчур обнажиться, или перешивают кому-то половые органы, меняя их форму и смысл - он понимает, что для неё это искусство. И она в нём безупречна.
Когда Билли представляет себе Мэри, в том давнем корсете и чёрном белье на высоких каблуках, медленно поводящую бёдрами рядом с его пахом, высокую и тонкую, как скальпель, Мэри, ведущую прохладными пальцами по его животу и расстёгивающую его ремень, - в следующую секунду прикосновение её пальцев сменяется таким же холодным прикосновением острой медицинской стали, рывком входящей в его тело, прорезающей мышцы и неожиданно быстро и грубо, - словно она теряет контроль, чего никогда не происходит с ней в жизни, - разворачивает ему кишки, чтобы, может быть, потом зашить их своими руками.

Может быть, дело не только в Мэри, но и в подавленной, мать её, агрессии, в сочетании выпивки и дури. Может, это выпивка и дурь виноваты в том, что Билли тратит часы своей жизни, пытаясь осторожно, чтобы не обидеть, выяснить, нет ли у Мэри проблем и не может ли он решить их по-тихому, чтобы потом всё-таки попробовать позвать её с собой в Лос-Анджелес, потому что она выглядит усталой и её явно достало слишком многое в этом городишке, - а потом, оставшись в своей спальне один, сжимает в руке вместо члена хирургический скальпель, и слишком поздно замечает, что лезвие, гладившее его кожу, снова пропороло её до крови и на этот раз вошло глубже, может быть, даже не один раз, прежде чем он всё-таки кончил, закрывая глаза и роняя косяк из сведённых судорогой пальцев второй руки.

Может быть, однажды Мэри спросит у него, откуда взялись эти нелепые шрамы, и когда он скажет, что это её работа, посмотрит на него с презрением и сотворит на их месте что-нибудь, что сама считает красивым, без анестезии.
А может быть, слова им даже не понадобятся.


8. истечение кровью, перерезанная глотка

фандом: Dragon Age
персонажи: косвенно Зевран/Сурана
категория: джен
жанр: посткканон-киберпанк-АУ
рейтинг: pg-13
предупреждения: упомнания убийств, кровищи, государственных репрессий, я смог написать почти семейную милоту на тему горетобера в рамках, прст гспд, постканон!киберпанк!АУ по драгонаге, куда ещё-то страшнее...

1 112 слов

- Плавнее. Ты чертишь грубо, боишься ошибиться, поэтому и погрешность выходит такая дикая, - говорит Сурана терпеливо. - Представь себе, что рисуешь кистью. Это как каллиграфия.
- Это чего? - спрашивает девочка настороженно.
Она не нападает, просто она так привыкла - что любая незнакомая ей ерунда может оказаться опасной, особенно если её предлагают бесплатно. Когда растёшь на улицах трущоб, где даже примитивная сетка не протянута толком, зато каждый второй толкает палёные чипы, которые ничего не дают - привыкаешь не расслабляться.
- Это, - объясняет Сурана так же медленно, - когда ты рисуешь кистью и какой-нибудь тушью, и от того, под каким углом и как плавно ты поставишь движение, зависит, получится ли у тебя то, что ты пытаешься изобразить. Недостаточно просто нарисовать то, что ты хочешь - чтобы это было настоящее и это узнали те, кому ты это покажешь, движение должно быть точным - иначе будет видно, что ты схалтурила, и всё. Ничего не работает. Вот здесь так же.
Зевран, наблюдающий за ними со своей кушетки, недоверчиво хмыкает, с сомнением прислушиваясь к его словам.
- Да какая разница, каким там углом? - спрашивает девочка. - Если я нарисую круг, это будет круг. Какая разница, как?
Разумеется, кисти она никогда и в руках не держала.

На самом деле, девочка и правда небесталанная.
Более того - никем не обученная, она ухитрилась сама научиться подключаться к Тени и даже не попасться тамошним программам-"духам". Во всяком случае, до того дня, когда на дом Аранаи обрушилась не слишком хорошо спланированная атака - но пока обученные птенцы Зеврана крошили незванных гостей в лапшу, Сурана заметил, как колеблятся показатели сетевой безопасности, сигналя о том, что одновременно их пытаются взломать через Тень. Чёрт знает, кого они наняли для этого - но точно кого-то не уровня Сураны, потому что его подгрузки в Тень двое умников поначалу даже не заметили, а дальше было поздно. Вместе с двумя псайкерами, атаковавшими Завесу в опасной близости от Зеврана и его людей, Суране попались под руку несколько простых алгоритмов, пара голодных "духов" - и вовремя замеченная ими девчонка, которую, как потом выяснилось, затянуло через прорванную Завесу в другом месте вообще случайно.

Стихийный псайкер, которого ещё никто не засёк, не заперло в тюремном "круге" государство, а Церковь не обвешала протоколами безопасности, - это огромная удача. И для неё, и для нас - так сказал Зевран, когда Сурана показал ему девчонку и они убедились, что она не шпионка от других домов Воронов или ещё кого-нибудь заинтересованного. И Сурана, подумав, с ним согласился.
Там, где он вырос, людей, генетически способных подключаться к Тени напрямую, без использования сетки и мониторов, боялись. Любой из них, кто не жил в одном из официальных "кругов" под полным контролем, считался отступником и подлежал ряду воздействий от отправки в "круг" до лоботомии или казни. В принципе, боялись отчасти не зря - талантливые и умные псайкеры способны взламывать Завесу и пользоваться элементами виртуальных алгоритмов в физической реальности, именно таких когда-то называли магами и жгли на кострах. Талантливые же и не слишком умные могут представлять ещё большую опасность - они склонны шляться по Тени без мер предосторожности и попадать под контроль вредоносных "духов", которые через их мозги могут принести куда больше разрушений простым людям, общающимся с Тенью только посредством закодированных картинок на прострнственном мониторе. Государство и Церковь могут спорить о чём угодно, но в вопросах контроля за псайкерами и пропаганды они на редкость единодушны.
В Антиве, куда он отправился вместе с Зевраном, с этим чуть легче - Вороны контролируют слишком многое, и с ними предпочитает не враждовать в открытую ни правительство, ни храмовники. Именно поэтому Зеврану показалась отличной идея собрать под своё крыло несколько молодых незарегистрированных псайкеров и отдать на воспитание Суране. Видите ли, немного несправедливо, что он, глава воронского дома, тут возится с птенцами и учит их искусству убивать, как собственных детей - а его личный псайкер им только коленки бинтует и сказки на ночь читает с ферелденским акцентом, а всю работу в Тени вынужден делать сам, если они не нанимают для миссий кого-то со стороны.
Сурана тогда согласился - некоторые вещи Зеврану проще дать, чем объяснить, почему это дурацкая затея, - но кто же знал, что они правда наткнутся на псайкера-отступника без всяких поисков?
И теперь эта девочка пытается понять, что делает не так.

- Чтобы пользоваться твоими способностямми, мало запоминать формулы. С ними у тебя проблем нет. Но в Тени у тебя не будет клавиатуры с кодами или простого динамика, куда ты будешь вводить команды голосом. Твой мозг должен направлять их напрямую, и направлять точно. Его импульсы преобразуются в сигнал нужной частоты не автоматически, его нужно этому научить, понимаеешь? Жесты нужны именно для этого. Если ты рукой не можешь чётко очертить путь для ледяной короны или огненного залпа, он может просто сжечь тебе половину нейронов.
Сурана смотрит на неё несколько секунд, и она снова делает несколько взмахов рукой.
Два первых могли бы размазжить ей голову, если бы она добавила к ним импульс.
- Может, и правда кисть с тушью тебе купить?..
- Погоди-ка, - говорит вдруг Зевран, поднимаясь и подходя к ним. - Оставь эту сложную гимнастику и прочие ваши ферелденские штучки. Это очень мило, но она выросла здесь.
- Каллиграфия - это не фере...
- Знаю, знаю. - Зевран гладит его по руке, прося помолчать, а потом опускается на одно колено и смотрит девочке в глаза. - Ты видела, как я перерезал глотки тем дядькам, которые нападали на нас, когда мы тебя нашли? Помнишь, как?
Она неуверенно кивает.
- Они хотели убить твоего друга, и ты сделал вот так.
- Верно, - улыбается Зевран, и на пике жеста ловит её тонкую руку и мягко разворачивает пальцы. - Представь, что перерезаешь глотки плохим дядькам... Или вот тем "духам", которые хотели тебя сожрать. Ну, таким, небольшим, с тебя ростом.
Она пару секунд думает, а потом отступает на шаг и делает следующую сериую жестов, словно держа в руках маленькие невидимые ножи.
Зевран поднимает голову и победоносно смотрит на Сурану.
- Я думаю, вы справитесь без кистей.

Сурана действительно тогда протормозил - слишком отвлёкся на работу на самой границе Завесы, попытался одновременно контролировать и возможную атаку из Тени, и вывод девчонки, поэтому не заметил троих убийц, оказавшихся слишком близко. Хорош помощник, нечего сказать. Боевой псайкер, спаситель мира, как есть.
Он успел увидеть только, как между ними вихрем проносится быстрая тень с двумя серебристыми мечами, мерцающими в воздухе, как голограмма. Вот они танцуют в возхдухе, с тонким свистом рассекая его, а уже секунду спустя - касаются почти одновременно каждой шеи, словно взмах длинной кисти, и на каждой распускается по багровом штриху, разлетается в воздухе и закрывает их кожу шёлковым тёмным полотном, срастающимся с одеждой и лёгким полимерным доспехом.
Если эта девочка научится работать в Тени и за её пределами так же красиво и точно, как Зевран убивает тех, кому выпала такая судьба, и так же быстро и уверенно, как сам Сурана пользуется "магией" Тени - дому Аранаи будет что сказать не только теперешним конкурентам. А если она будет не последней...
Судя по улыбке Зеврана, он думает о том же.


9. пытки

фандом: Dangeoneer: The Beautiful Escape
персонажи: Вёрдж/Дейли/Белад, случайные жертвы
категория: джен в каком-то смысле
жанр: дарк, ангст, постканон-АУ с уездом в Лондон
рейтинг: nc-21
предупреждения: пытки, маньячество, каноничное гендерное непонятно что, у всех больная кукушечка

1 715 слов

Каждый подземельщик знает, что для действительно хорошего видео недостаточно просто заманить к себе недоумевающую жертву и снять серию тупых пыток. Будь так, искусство не было бы искусством, а самыми важными приспособлениями были бы тупые мясорубки разного формата. Конечно, в сообществе встречаются те, кто именно так и считает, но они никогда не поднимутся выше уровня бездарных бракоделов и чаще всего - случайных убийц. Очень низкая планка.
Есть достаточно очевидные способы сделать пытку дольше, глубже и многослойнее. Физическое воздействие должно быть разнообразным, сменяться моральным, с обязательными паузами в нужном ритме. Никакая дрель в суставы и никакие бритвенные лезвия по губам не раскрывают страдание человека так же полно, как дрель и бритвы вместе с чувством унижения, стыда и отчаяния.
Можно работать и тоньше. Человек, который готов пойти с тобой в твой дом, порой становится тебе близок, позволяет заглянуть в свою душу, показать те трещинки, которые делают её такой хрупкой. И тогда к твоим инструментам добавляется знание о том, чего твоя сегодняшняя жертва боится больше всего, что окажется для неё лёгким испытанием, а что - сбросит на дно собственной души, надломит тело, разум и волю, и может быть - приблизит ещё на шаг к Побегу, красоту которого оценят и мастера, и поклонники.
Ножи, электричество, огонь и вода, металлические спицы и грубые дробилки для костей, страх, возбуждение, надежда на спасение и шрамы, остающиеся в душе после того, как эту надежду, успевшую прорасти и окрепнуть, выдирают из человека с корнем, - набор инструментов может быть бесконечным.
Вёрдж разбирается в них, по его меркам, очень и очень неплохо. Не так, как Дейли и некоторые лондонские подземельщики, конечно, но он учится дальше. Никогда не зазорно учиться тому, что обязательно тебе пригодится.

Ричард держался очень долго. По его внутренним часам - почти вечность, но на самом деле, наверное, несколько часов или несколько дней.
Коридор кажется нескончаемым, и некоторые тупики, заканчивающиеся слепыми комнатками с влажными стенами и сырым полом, ему уже будто бы знакомы. Может, он и правда был там раньше, это должен быть какой-то хитрый лабиринт, ведь не может быть так, чтобы прямо посреди города был какой-то долбаный пыточный подвал размером с половину подземки? Раздробленная нога уже даже не болит, боль словно застыла чашкой горячего свинца и теперь плещется в нём каждый раз, когда он криво опирается на металлическую палку, которую оторвал от той дьявольской машины.
Ничего. Ничего. Он уже научился проверять место каждые три шага, на случай ещё какой-нибудь спрятанной ловушки или инструмента. Пару раз, правда, утратил бдительность - это стоило ему двух пальцев правой руки и тонкого срезанного слоя кожи со щеки, но ведь могли быть и глаза, а? а? - но пока ещё может передвигаться, наверное, есть шанс. Есть же?..
Коридор заканчивается очередной дверью в тёмном углу, и Ричард сначала прислушивается. Вроде что-то шевелится там, или показалось? Ему становится страшно и почему-то холодно, а боль, как назло, снова просачивается в отупевший мозг.
Он неловко бросает какой-то мелкий винтик из кармана на пол перед дверью, но ничего не происходит. Винтик остаётся лежать на полу неподвижно. Ручка двери, которую Ричард сперва трогает дрожащим тычком, замотав палец в обрывок изодранной рубашки, издаёт щелчок, и он невольно отшатывается назад и задерживает дыхание.
Ничего.
Можно пройти?..
За одной из предыдущих дверей оказался подарок в виде едкого какого-то газа, поэтому глаза у Ричарда теперь слезятся, а из запахов он чувствует только железо, пропитавшее его череп. Но другого пути нет, потому что дорога назад его точно убьёт.
Когда голова начинает кружиться от неподвижной позы, а к горлу подкатывает очередной комок, он делает вдох и засталяет себя навалиться на ручку двери. В то, что хотя бы за этой дверью окажется выход или хоть что-нибудь, кроме очередного поворота с новыми ловушками, он уже почти не верит, но вдруг... Может быть, это подходящий момент, чтобы первый раз в жизни обратиться к мудаку-Господу искренне, раскаявшись во всех грехах.
Дверь поддаётся с мерзким скрипом, как в фильмах категории Б, и Ричард вваливается в комнату, тыча своей тростью вперёд и удерживаясь за косяк.
- Пригнись...
Хриплый шёпот, доносящийся до его ушей, заставляет его вздрогнуть и резко обернуться.
- Нет... Пригнись, идиот!..
Он опускает голову, и в ту же секунду в стену на уровне его лица влетает стопка тонких длинных гвоздей.
Часть со звоном осыпается на каменный пол, и Ричард, пытаясь унять сердцебиение, ошарашенно смотрит на тощую истерзанную девушку, забившуюся в угол комнаты.
Правая рука её покрыта свежими порезами, но большие глаза в чёрных кругах растёкшегося макияжа смотрят на него с такой надеждой, что ему становится жутко.

Вёрдж смотрит на монитор, покачивая чашкой кофе в пальцах.
В принципе, это может стать неплохим материалом, но поработать придётся. Юноша оказался крепче, чем они предполагали, и возможно, он немного приврал о тех местах и людях, рядом с которыми вырос. С другой стороны, это давало возможность отснять больше часов, которые могли в конце концов собраться во что-то достойное, хотя и не слишком оригинальное.
К тому же, он в любом случае принесёт им пользу.
- Вёрдж? Можно тебя отвлечь?
Он поводит плечом, но потом настраивает вторую камеру на отдаление и поворачивается.
Белад слегка хмурися, подперев кулаком тяжёлое лицо, и смотрит мимо него, в сторону мониторов.
- Мне кажется, с Дейли последнее время что-то не так. Ты не замечал?
Белад не привык к некоторым вещам.
Насколько Вёрдж знает, они познакомились вживую незадолго до той истории, после которой они уже второём всё-таки уехали в Лондон. Даже будь он нормальным человеком без всяких диагнозов, странно было бы, если бы его не беспокоили отдельные моменты.
- Это же Дейли, - замечает Вёрдж, дёрнув краем губ, чтобы показать ему усмешку. - Что, по-твоему, с этим человеком может быть так?
- Многое. Разве ты сам не говорил...
- Это разные вещи, Белад. - Они об этом уже говорили, но, возможно, некоторые вещи он не записывал, переводя на свой язык, так тщательно, чтобы они отложились у него в голове как факты, не требующие оценки. - Мы оба знаем, что Дейли - гениальный художник. Я сам практически вырос на тех фильмах, да и ты... Ты ведь летел сюда из Австралии не ради меня. Я помню. И хорошо тебя понимаю.
- Быший гениальный художник, - сумрачно поправляет Белад.
- Не обязательно. Всем время от времени нужна перезагрузка. От любой работы можно устать и выгореть, а у Дейли есть... Свои особенности восприятия. К тому же, Лондон... Дай нам всем время. Я тебя уверяю, когда его пройдёт достаточно, ты заметишь. Хотя я благодарен тебе за заботу. И я знаю, что Дейли тоже.
- Если ты так говоришь.
Вёрдж снова разворачивается к монитору. Он искренен, когда говорит о благодарности, но порой хорошо, что Беладу не слишком интересны нюансы проявляемых эмоций, которые он всё равно почти не распознаёт.
- Убедишься. Поверь, я занимаюсь этим немного дольше, чем ты.

Она сказала, что не знает, почему они оба здесь оказались. Что по некоторым комнатам можно распознать газовую ловушку - их больше, чем Ричард думал, и по ходу дела этой девчонке повезло меньше, чем ему, - по очень плотно закрытой двери с прокладкой из какой-то резины. Ещё бормотала что-то невнятное и иногда всхлипывала, баюкая порезанную руку, но вроде совсем съехавшей не была.
И главное, когда она убедилась, что Ричард ей ничего не сделает, даже если бы захотел, - она сказала, что знает, где может быть выход.
- Я не смогу там пройти. Один человек не сможет, нужно попытаться удержать лезвия... У меня слабые руки. - Голос у неё хриплый, почти шепчущий, как у курящего подростка, и Ричард задумывается, сколько нужно было кричать здесь, чтобы так его сорвать.
Одежда на ней, когда-то явно бывшая длинным тёмным платьем, сейчас изорвана в нескольких местах. Саму её шатает, когда она идёт слишком быстро, а часть лица она прикрывает длинной чёлкой, и когда Ричард разок попытался заглянуть ей в глаза, она отпрянула, помотав головой. Не факт, что какая-нибудь здешняя дьявольская машина не лишила её одного глаза.
Но Ричард идёт рядом с ней, иногда опираясь на её холодное худое плечо, и с каждым шагом она кажется ему всё прекраснее. Она выдержала не меньше пыток, чем он, кажется, не свихнулась здесь, и она мечтает выбраться и даже почти придумала, как это можно попытаться сделать. Она смогла сохранить надежду, которую он почти потерял, когда входил в ту комнату, почти подставляясь под возможную смерть.
Может быть, если они оба выберутся живыми, потом когда-нибудь он пригласит её поужинать. Плевать, что они оба вынуждены будут провести в больницах и на реабилитации месяцы...
Только бы выбраться.

Дейли - гениальный художник, тут Белад прав.
Но ещё Дейли - человек, настолько зацикленный на себе и своём искусстве, что порой в этом искусстве не остаётся места для простого понимания людей. Они оба это понимают, и Белад поймёт тоже.
Иногда художник вынужден пользоваться инструментами, которые плохо подходят его рукам, несмотря на всю его способность видеть перспективу, - и если их не тренировать специально, время от времени напоминая себе, как именно они работают, однажды твоё искусство превратится в пародию на себя, которая уже не достигнет ничьего сердца.
- Ему это нужно, хотя бы раз в несколько лет, - задумчиво говорит Вёрдж, сохраняя очередную запись и переключаясь на последнюю камеру. - Первое подземелье, через которое он прошёл сам, научило его понимать людей, которые чувствуют боль. Первый раз в жизни, он говорил. Но последние несколько лет были... Слишком насыщенными, наверное. Может быть, ему просто снова надоело стоять по эту сторону камеры. Я не мог не помочь тогда, сам понимаешь.
Белад помнит тот разговор на крыше так хорошо, словно это было вчера, Вёрдж видит по его лицу.
- Ты намекаешь, что ему там действительно хорошо?
- Нет. - Вёрдж улыбается, снова глядя на монитор. - Да. Но, разумеется, нет.

- Здесь, - говорит она, показывая на механизм, занимающий половину комнаты. Ричарду кажется, что он видит, как из-под двери в конце комнаты пробивается дневной свет, но может, это просто слезятся глаза. - Я попробую удержать с этой стороны. Тогда ты сможешь перехватить следующий сегмент, и я пройду вперёд. Будет больно.
- Больнее, чем сейчас? - Его смех срывается на хрип, но сейчас это уже неважно. - Я готов.
- Я тоже, - почти шепчет она, отступая к зубастой конструкции из лезвий и медленно погложивая старый шрам, показавшийся в прорехе на её почти плоской груди. - Я тоже, Ричард. Давай.
- Откуда...
Он не успевает закончить вопрос, потому что лезвия срабатывают одновременно.

Надежда - один из любимых инструментов, которые Вёрдж использует в своих фильмах.
Беладу трудно научиться обращаться с этой концепцией, но он очень старается.
Вёрдж знает, что Дейли оценит их работу - когда они всё-таки дойдут до той части, где он снова пройдёт лабиринт до конца.