никак не запишу хладный сказ.
в общем, у нас на работе мужик немного растворился.
стори такова - в дневную смену после полудня поступил дядька около девяноста лет. они сначала не могли даже понять, что у него, тк он по-немецки может два слова и пальцем показать. кровь, которую у него отбирали, была гемолизована напрочь. то есть - настолько, что мерить её нашими приборами уже почти бессмысленно.
если коротко, гемолиз - это когда эритроциты повреждаются, и гемоглобин со всем своим красненьким богатством вываливается прямо в жидкость крови. и мало того, что это не позволяет собственно организму нормально работать и получать свой кислород, это ещё и затрудняет биохим анализ, а в некоторых случаях - ещё кучу анализов.
ну, вдруг кто-то не знает - кровь состоит из клеток, которых огромная часть это те самые красненькие, из-за которых она такой и выглядит, и жидкой части, в которой все эти клетки плавают (она будет называться плазма, а если ещё убрать из неё фибриноген, то сыворотка, здесь её зовут серум).
если мы хотим делать биохимический анализ, клетки нам не нужны, поэтому мы осаждаем их и откручиваем центрифугой, и получаем очищенный от клеточной части серум, чтобы его забирали пипеточками приборы (а если очень не повезло - то люди, но это редкое стечение обстоятельств).
про гемолиз, кровь и дядьку, который умер
так вот, нормальный серум - прозрачный, светло-бежевый или желтоватый.
если он красноватый, то в крови активно шёл гемолиз, эритроциты распадались и выпускали содержимое в жидкость вокруг себя, плохо. видимый глазом гемолиз - это печаль, он может быть при некоторых болезнях, воздействии каких-то веществ не самых ласковых, а ещё может случиться, если забор крови производился задницей (слишком быстрое и грубое высасывание из вены крови и ещё ряд приёмов могут порвать эритроциты пациента на британский флаг, что автоматически сделает вашу пробу плохо измеряемой, а вас переведёт в разряд мутантов, на которых какие-нибудь люди в лабораториях будут материться на многих языках, если узнают, что вы сегодня дежурите).
красноватый серум мы берём в работу с пометкой "измерено с гемолизом" (я херовый првдчк, но суть такова), тк гемолиз может искажать результаты по некоторым параметрам, а какие-то к нему вообще нездорово чувствительны, с ними даже малый гемолиз не прокатит.
а если серум не просто красноватый, а совсем ярко-красный, который наше старшее поколение называет "вишнёвый сок", это просто идёт в отказ. у нас очень большая доля аналитики основана на фотометрии, которую высокий уровень болтающегося гемоглобина роняет нещадно, да и то, что не на ней - всё равно сбивает. в принципе, можно попытаться проделать ряд танцев с очень гемолизованной пробой и всё-таки что-то там померить, но смысл выходит сомнительный.
так вот, у моего мужика серум был не просто гемолизованный, а прямо очень, OCHE GUSTO плотно красный. это как вишнёвый сок, только концентрированный ещё.
и это были те три пробы, которые отбирали до начала моего дежурства, они стояли у нас в стоечке для не взятого в работу. про мне уже в течение вечера из него выжали ещё парочку, и, блин, эти новые выглядели ЕЩЁ ХУЖЕ.
серьёзно, нас там было в пятницу на вечернем дежурстве трое человек плюс наша лабораторная главврач (которой вообще не должно было быть там после четырёх вечера, да ещё в пятницу, но чувакам повезло), и как-то большинство из нас такого стремительного и массового гемолиза без внятно видимой причины за последние годы не видели.
у мужика как будто все клетки в крови продолжали распадаться.
центральное неотложное, конечно, бегало и орало, пытаясь что-то сделать.
врачи оттуда звонили мне каждые двадцать минут и ругались-клянчили-страдали, что ну мы же уже столько вам выжали, ну померьте хоть что-нибудь, ну может с оговоркой, что неточно, мы понимаем про гемолиз (нет), мы ещё сейчас выжмем, мы что-нибудь дадим, мы нифига не понимаем, ну хотя бы пару параметров самых важных, ну!
да солнышко, мы бы и рады хоть что-то оттуда выжать, я лично рад, но где я тебе это выну и положу? приборы не справятся, реагенты не осилят, нам блин все протоколы запрещают вводить эти данные, потому что они будут заведомо мимо всего, и мы бы забили на протоколы, но мы же их просто не получим, физически.
мы пытались извернуться, правда.
я вытащил из кабинета лабврача с вопросом, можно ли мимо протоколов хоть как-то вывернуться и получить что-то, хотя бы приближенное к правде. в итоге в телефонные баталии включилась ещё и она, чтоб мало никому не показалось.
в конце концов нам прислали ещё несколько проб, ни одна из которых не выглядела лучше прежних, мы хором вывели, какие полтора задохлых параметра всё-таки можно попробовать извлечь из ранних, ещё не самых хреновых образцов, врачи в телефонах продолжили бегать и стараться. в процессе выяснили, что из анамнеза пациента есть только пара проблем, с которыми он бывал в этой больнице когда-то давно, а выяснить жалобы нереально, потому что он говорит только на каком-то русском.
в этот момент наш консилиум посреди коридора подгрузил информацию - лабврач-румынка, коллеженька-поляк, коллеженька-немка и СТОПЭ КТО ЭТО ТУТ У НАС - после чего сунулись обратно к телефонам и предложили прислать переводчика.
в итоге я скакал через три корпуса в центральное неотложное, тырил на ходу у кого-то из короба перчатки и впрыгивал в палату, где народ пытался вертеть и изучать мужика, которому явно хреново, но ничего не понятно, чтобы его трогать и допрашивать, где у него что и почему.
самое смешное, что мужик был удивительно спокойный и вменяемый.
в сознании, хотя заёбанный в край и тормозящий слегка, с нормальными ответами на вопросы, вот это всё. я в конце предупредил его, что скорее всего, из него будут брать ещё кучу крови, потому что у неё так себе состояние, а мы всё-таки хотим попытаться что-то извлечь и сделать. мужик сказал: да я не против.
на выходе меня поймал дежурный врач и снова пропел всю песню про ну хоть что-нибудь померьте, ну очень надо, мы ему уже надавали лекарств, вот мы ещё пять пробирок выжали теперь из другого места, вон смотрите сколько! а мы что. мы пытаемся. вон из старой пытаемся прямо сейчас, шлите новую, будем пытаться ещё.
в лабу почти одновременно со мной по пневмопочте прилетел запрос на срочное определение группы крови и подготовить мужику несколько пакетов крови для переливания. и заодно те самые пять свежих пробирок крови, которые ещё до центрифуги выглядели так, что даже невооружённым глазом видно, что ничего хорошего там нету.
когда мы их открутили, они оказались даже не как вишнёвый сок - а тёмно-бордовые, теперь уже вообще не прозрачные, даже свет через них почти не проходил. пока мы скакали, как ошпаренные, пытаясь определить группу (прибор при первой попытке заверещал, что он сломался, у него камера и кассета бракованные, срочно замените), лабврач переговаривалась с неотложным, пытаяссь определиться с тем, что делать с полутора кое-как выжатыми значениями из старой крови, и имеют ли они смысл сейчас, когда и так понятно, что пц ухудшился в разы.
мужик умер через полтора часа после нашего с ним разговора.
такой реально стремительный гемолиз, когда практически у тебя на глазах у человека кровь просто растворяется, падает количество эритроцитов и их нутри выливается куда попало.
даже у девяностолетнего мужика это не должно быть так быстро.
каких-то заболеваний, которые бы это обусловили, у него с ходу не выявили, среди того, что он принимал, по идее, тоже не должно было быть веществ, которые так делают - пкм, из известного, хз как и когда они успели установить, может, с пфлеге или родственниками его связались.
то есть, мужика растворили или какие-то токсины, или хрен знает что.
стремительно.
фиг мы узнаем, конечно, если спецом не пробивать людей и не допрашивать, что там вышло.
мы заархивировали его пробы, само собой, на случай судмедэкспертизы, но если честно, я не знаю, в каком порядке она делается и должны ли сначала её запросить, или как оно там будет.
у меня нет особой эмпатии и сочувствия к людям, это я в курсе, у меня в принципе эмоциональный диапазон эгоистичной спичечки. хотя умозрительно я понимаю, что если каким-то родственникам он был чем-то ценен, то, наверное, у них внутри осталась нехилая дыра от его смерти, особенно если им не успели сказать, чтобы они приехали.
но я думаю про этого мужика.
полтора часа между полным сознанием и контактом с миром живых людей и смертью от массивного гемолиза.
это довольно быстро.
понимал ли он, что происходит, и что он сейчас умрёт, у него кровь уже умирает? я был последний человек, который говорил с ним на его языке, но мы про это не говорили. а если понимал, как это было? он боялся и пытался выжить, и хотел ещё что-то делать в мире, или изучал и пытался понять, как это изнутри? он был в сознании, когда все системы начали отказывать совсем?
маленький я примерял на себя чужие жизни и думал, хочу ли я вырасти в такое. и теперь иногда так делаю, но тоньше и не с таким критическим размахом. иногда я примеряю на себя чужие смерти тоже.
если бы моя кровь растворялась прямо в моих венах, я бы понимал, как это происходит? я очень выживательный конструкт и прочный. у меня бы хватило внутреннего меня на то, чтобы почувствовать, где грань, когда уже умираешь, и отвести внимание от попыток выжить вопреки всему и сосредоточиться на том, чтобы понять, как это происходит? что именно происходит?
мы так мало знаем о том, как люди умирают. не физиологически, а вот внутри.
хотя блин, на этом внутреннем уровне, именно опыта, что мы вообще знаем о людях?
тут в себе-то не разребёшься.
я оцениваю свои жизненные опыты, даже самые пиздецкие, по тому, какое знание или понимание выношу из того, как переживаю их и как они меняют меня, что дают.
как мне потом будет оценивать тот опыт, который я не переживу?
у, сложно.