вомпы-ау - 8

[azhi-dahaka]

ещё маленький кусочек черновиков в стопку.
до нормальной вычитки не с телефона я доживу не скоро, пока пляшем так.

про красивые позы, неприличное палево и проходное втф страдание.
потому что разбивка на куски все ещё рандомна, и потому что могу.

- Пять ночей работы.
Ему идёт испанский акцент, думает Матьяс отрешенно.
Красивый отголосок того, с чем работаешь последнее время. За века большинство из них успевают узнать столько языков и диалектов, что их оттенки наслаиваются один на другой так же легко, как на отворот плаща ложится запах улиц, на которых охотишься последние ночи, оружия или книг, которые...
- Кто же из вас обладает таким, - слова звучат чётко, легко и без угрозы, словно ему действительно интересно, - восхитительным чувством момента?
Судя по направлению его неподвижного взгляда, вопрос более чем риторический.
Матьяс когда-то знал его женщиной. Один раз, если быть точным, из всех их немногочисленных встреч, но так ему есть с чем сравнить, и он невольно думает - было бы сейчас проще, если бы у тебя было настроение встретиться со мной в том же виде, что тогда? Впрочем, едва ли. В прошлый раз он попался в эту ловушку со всей своей наивностью, рассуждая примерно так же.
Матьяс сжимает губы, делая осторожный шаг вперёд, не глядя на своих замерших товарищей по битве.
Викос поднимает очерченную костяным узором бровь.
Сейчас от женщины в его облике не осталось почти ничего - впрочем, от мужчины тоже немного.
Два ряда длинных белых шипов, растущих прямо сквозь кожу - выступают на его груди чуть сглаженным ожерельем, разрастаясь, хищно раскрываются вдоль изогнутых ключиц, уходят за плечи уже настоящим оружием, каждый - в ладонь длиной. Тёмные узоры татуировок знакомым орнаментом скользят по свободным участкам кожи, покрывая рёбра и руки. То, что кажется несколькими длинными серебристо-белыми косами, убранными назад, оказывается жёсткими гребнями, скользящими за его затылок и спускающимися тонкой костяной гирляндой за спину. Матьяс помнит глаза - такие же, как тогда, без белков, полностью залитые темнотой, в которой тонет взгляд.
- У нас не было намерения причинить тебе ущерб, - говорит он, делая шаг вперёд. - Я сам позволил твоей ассистентке взять наших слуг. Я делю с ней ответственность за... Вот это вот.
- Благородство, - замечает Викос, изобразив на лице вежливую усмешку. Анри издаёт протестующий звук, но примас поворачивает голову в его сторону, и ему хватает мозгов сжать губы. - Приятно видеть, что ты почти не изменился, Матьяс.
Один из гулей на полу зала издаёт тихий хрип.
- Мастер, я... - тихо выговаривает Агата, но в следующую секунду Викос вкрадчиво произносит, не обращая на неё внимания:
- Твои глаза, дитя.
Матьяс прослеживает его взгляд.
Фархад всё ещё стоит на своём месте, держа в руках оружие. На его бледном лице исчезло всякое выражение, только хриплое, по-прежнему тяжёлое дыхание выдаёт, насколько ему страшно. Если это только страх - по его гулям трудно бывает разобрать.
Викос подходит к нему - Матьяс не видит под длинной рабочей юбкой с карманами для инструментов, только слышит хруст деревянного обломка столика, и вряд ли это каблуки на обуви, - встаёт рядом, глядя на него сверху вниз.
- Они смотрят не туда, куда должны были, - тихо говорит он, и Фархад глубоко вздыхает, не говоря ни слова.
Он стрелял в гостей.
Может быть, одного этого уже хватило бы. Может быть, то, что он поучаствовал в глупом побоище, притащив сюда смертных без должной осторожности, было хуже. А может быть, наоборот, и на самом деле мастеру есть о чём поговорить с ним, помимо этого, а сеголняшний промах - только повод.
Фархад открывает рот, начиная сбивчиво объяснять что-то на смеси испанского непонятно с чем, но Викос касается ладонями его головы, и он замолкает.
Агата, на которую Матьяс не смотрит, не выдерживает и переводит дыхание.
Руки Викоса покрыты засыхающей кровью, отнюдь не парадно отваливающейся кусками при движении, и только теперь Матьяс замечает её брызги и разводы на его плечах и груди, на белых шипах и чёрной ткани юбки, которая кажется грубой от того, что пропитана уже свернувшимся слоем как бы не вся.
Не отводя взгляда от лица своего гуля, Викос медленно оглаживает его узкими ладонями, почти с нежностью касается длинными когтями его висков, на несколько мгновений закрывает его верхнюю часть, словно надевая на него маску из собственных рук. Фархад вздыхает, пытаясь подавить волну дрожи, впивается ногтями в собственное запястье.
Анри открывает было рот, делая шаг в сторону Агаты, но Матьяс жестом говорит ему: не надо.
Помолчи. Плохой момент для комментариев.
Похоже, вообще всю эта их поездка - один сплошной плохой момент для чего угодно, если уж на то пошло...
Викос опускает руки и делает шаг назад, так же тихо говоря:
- Ступай вниз.
Фархад стоит, сжав зубы и не двигаясь с места.
На месте глаз у него - два гладких провала, затянутых слоем кожи. Ни ресниц, ни бровей.
Викос отворачивается, теряя к нему интерес, словно он вдруг перестал существовать.

Матьяс краем сознания замечает, что Агата смотрит на это, не шевелясь, словно слившись с оставшейся мебелью зала, когда её мастер поворачивается в ту сторону.
- Я могу объяснить... - наконец выговаривает она.
Как будто ситуация требует объяснения.
Да если ему стены не донесли, что тут происходило, прямо в момент действия, то уж дыры от пуль в них явно способны рассказать всё без утайки ещё до того, как он прирастит им языки.
Викос подтверждает эту мысль, так же мягко, как до того с Фархадом, отвечая:
- Не стоит. Уже - не стоит. Приведи зал в порядок к следующей ночи. А с нашими дорогими гостями, - он поворачивается к Матьясу и встречается с ним взглядом, рисуя на губах улыбку, от которой Анри позади ощутимо передёргивает плечами, - мы поговорим позже.
Матьяс кивает, решив, что это достаточно вежливый ответ, когда твоего мнения не спрашивали.
Анри хорошо бы оставить от этих бесед в стороне - поможет девчонке навести порядок и заодно получит возможность меньше попадаться под ноги, пока сам Матьяс попробует тактично разобраться, насколько они все в ссоре на данный момент, и сколько конечностей ему будет стоить эта попытка при хорошем раскладе.
Викос бросает последний взгляд за его плечо, прежде чем развернуться и проследовать к дверям, откуда появился.
Что ж, могло получиться и хуже.
С учётом того, как они расстались тогда - ещё как могло.
Матьяс прослеживает взглядом его шаг, движение костяной косы вдоль заострённых позвонков, выступающих гребнем среди узоров, покрывающих белую кожу. Он думает, что следит внимательно.
И всё равно пропускает секунду, когда что-то меняется.
Хруст.
Тихий, не как от дерева или камня под каблуком.
Словно надламывается кость прямо в мясе.
Что?..
Викос замирает, оступившись, вцепляется в створку двери, и Матьяс внутренне вздрагивает, слыша звук, который вырывается из его горла.
Татуировки и шрамы на его коже приходят в движение. Раскрываются голодными пастями, жадно, голодно, обнажая в глубине влажно блестящую черноту. Плечи, спина и позвоночник - всё его тело напряжённо выгибается, словно удерживаясь от излома, и край двери под его пальцами жалобно скрипит.
Матьясу кажется, что у него вот-вот лопнут барабанные перепонки, но он не слышит ничего, кроме тишины.
Злой, голодной, яростной тишины, готовой выплеснуться на него с такой силой, что за мгновение снесёт всё вокруг.
Почти знакомой.
Чужой.
- Твою мать... - слышит он где-то сзади.
Зверь внутри сжимается в комок, воет где-то на задворках сознания. Матьяс чувствует, как цепенеют под кожей мышцы заплетённых конечностей, цепляя друг друга.
Тёмные узоры на плечах Викоса сходятся в нити, а затем раскрываются снова, углубляясь с тихим звуком, похожим на влажный шёпот, - но в следующее мгновение он резко поворачивается, с силой вонзая когти в собственное плечо, прямо в раскрывшуюся влажную пасть. Сжимает зубы, вгоняя их глубже - до тех пор, пока из раскрывшейся тёмной трещины не начинает сочиться кровь, ручьём устремляясь с локтя на пол.
Викос рывком выпрямляет спину, поворачиваясь к залу, и в этот момент оживает Агата.
Не говоря ни слова, гуль торопливо подбегает к нему, на ходу без усилия отрывая кусок ткани от подола своей рубашки, прижимает полотно к его плечу. Викос забирает у неё ткань, резким кивком указывает на стену.
Деревянная панель размером с ладонь отлетает прочь, обнажая несколько тумблеров.
- Я сделаю, - выдыхает Агата, одним прыжком оказываясь там.
Несколько щелчков, и издалека доносится негромкий шум, перерастая в эхо механического лязга.
Викос отбрасывает окровавленную ткань в сторону, кидая последний взгляд на замерших гостей.
- Позже, - повторяет он тем же ровным голосом, словно последних секунд не было.
А затем исчезает в дверях.
Агата уходит следом, закрыв за собой ту дверь, что осталась целой.

Анри соображает первым.
Лязг - со стороны занавешенных окон, из глубины коридора - ещё не успевает прекратиться, как он бросается к ближайшему окну, отдергивая штору.
- Чёрт!..
- Двери ещё можешь проверить, - говорит Матьяс.
Анри не отвечает, потому что уже унесся в коридор. Шум с той стороны сменяется приглушенными ругательствами. Потом снова становится тихо.
Матьяс потирает пальцами лоб, разминает ладонью затекшее основание шеи. Бросает взгляд на прочную стальную ставню, закрывшую окно наглухо, как только Агата рванула тумблеры.
Куда исчез Фархад, он не видел. Впрочем, вряд ли ослеплённый гуль рискнул бы ослушаться - значит, скорее всего, где-то на нижних этажах.
Трое каинитов, двое достаточно умных гулей, пара недобитых, запас крови и... Вот это. Что бы это ни было.
Многовато для одного дома, захлопнувшегося, как створки капкана.
Он убеждает себя, что это ощущение лжёт, он понимает, почему, скорее всего, прав в своих аргументах, но тревога затихает куда медленнее звука сработавших решёток и засовов.
Нужно ждать.
Зверь, судорожно вцепившийся в сердце когтями, все ещё вздрагивает внутри, глухо рыча и путая мысли. Матьяс почти физически ощущает его - страх, злоба, желание сбежать или сделать какую-нибудь резкую глупость. Он вспоминает то, что видел минуту назад, и пальцы с готовностью сжимаются даже не в кулаки - в то подобие изогнутых боевых когтей, что он смоделировал на добавочных плетях, которые сейчас тревожно переплетаются под кожей, сталкиваясь в основании шеи.
Взбудораженный неясной угрозой Зверь не помогает думать - но ясно помогает понять, что, кажется, они все-таки здорово влипли.
Опять.
Анри будет в восторге.
Матьяс опускается на одно колено, надкусывает себе запястье и проливает немного крови в приоткрытый рот одного из своих раненых гулей. Тот лежит на полу, где упал, и кровь из простреленной брюшины уже натекла небольшой лужицей на тёмный паркет. Глупая растрата.
Гуль закрывает глаза, начиная дышать ровнее, и Матьяс так же молча изучает второго, а потом остальные лежащие на полу тела. У второго его гуля - Йонас, нет? кажется, последняя смена документов окончательно перепутала их между собой - пробито лёгкое, ему кровь может и не помочь. Что ж, это не худшее место, чтобы принять смерть, если так должно быть.
Из приведённых Фархадом смертных ещё один в отключке и двое мертвы. Когда случилась эта глупость, Матьяс успел заметить, как перебило горло женщине, а что случилось со вторым - уже не приглядывался, не до того. Не так важно. Если Викос пожелает что-нибудь получить от ещё пары мёртвых, его воля попробовать. Матьяс просто удостоверится, что иначе ими уже не воспользоваться, дальше не его дело. Хаоса в этом мире достаточно и без него.
Он ощупывает собственную руку - пуля Фархада пробила мягкие ткани на плече и зацепила внутри одну из плетей, пройдя насквозь. Нужно будет потом проверить её. Кровь постепенно восстановит, конечно, но глупо будет, если зарастет криво.
Он задумчиво смотрит на свой сорванный рукав, валяющийся на полу среди осколков и крови, а потом, мысленно махнув рукой, уже не спеша отрывает и второй тоже.
Пожалуй, так даже лучше.
Конечно, если здесь начнутся серьёзные проблемы, вряд ли тот факт, что теперь устья для боевых плетей не закрыты плотной тканью, так уж сильно поможет.
Но всё-таки так спокойнее.

- Все задраено! Входная дверь прочная, как ворота. Окна тоже везде. Решётки, листы эти металлические, - сообщает Анри, возвращаясь в зал. Делает круг по помещению, утыкается взглядом в ставню, которую сам недавно обнаружил за откинутой шторой. Снова разворачивается на каблуках. - Какого ж хрена, Матьяс? Я говорил тебе, что переться сюда - это дурь!
- Я знаю.
- Может, ты и про вот это всё знал? Что у него система замков с мгновенным реагированием, как в долбаных фильмах про проклятые дома? Я один такой смотрел...
- Догадывался. - Матьяс поводит плечом. - Можно подумать, у тебя самого в убежище замков на дверях нет.
- Не таких же!
Он тихо смеётся. Чуть более нервно, чем хотел бы, может.
- Анри, ты сам их трогал. Что там - сталь, решетки и ставни? В принципе, можно было бы попробовать пробить.
- Или переключатель ковырнуть, - к Анри возвращается энтузиазм. - Там наверняка простой контакт.
- Или стену проковырять.
- Или через подвал уйти!..
- Или через крышу.
- Или через... - Анри подозрительно хмурится, скрещивая руки на груди. - Ты смеёшься или что?
- Нет. - Он садится на кушетку. - Я пытаюсь тебе намекнуть, что если бы он посчитал нас помехой и решил по-настоящему нейтрализовать, он бы запустил что-нибудь понадежнее автоматических замков. А это... Больше похоже на просьбу не срываться с места раньше времени.
- Я смотрю, "просьбы" у него стали еще тактичнее, чем раньше.
Анри снова проходит по комнате, пинает ногой обломок столика.
- А откуда ты знаешь, что кроме этих замков, ничего понадежнее нас не ждёт? Что земля не откусит нам ноги, например, если мы шаг от дома сделаем?
- Если уж измышлять ловушки, которые ему по душе, я бы в другую сторону думал, - усмехнувшись, Матьяс снова смотрит на него серьёзнее. - Я не знаю. И ты не знаешь. И я не советую тебе проверять.
- Ага. Ты советуешь мне сидеть спокойно, пока мы тут отдыхаем в запретом доме наедине с... - Анри передергивает плечами и оглядывается вокруг, бросая взгляд на простреленную стену. Снова поворачивается к Матьясу. - Что это была за жесть, ты знаешь? Что он теперь с собой сотворил? Это ведь не просто опыты с Изменчивостью, да?
- Не похоже, - помолчав, соглашается он.
Если быть честным, то, что они видели, вообще мало походило на нормальные опыты с чем угодно. Что до Изменчивости... Метаморфы играют с формами и функциональностью своих и чужих тел веками. Порой это может выглядеть странно даже в глазах других цимисхов, и не всякая задумка получается легко или удачно. Но чтобы Викос позволил кому-то увидеть неудачную попытку воспользоваться дисциплиной, с которой он знаком уже десяток веков? Чтобы у него вообще могли быть неудачные попытки? Большинство его братьев и сестёр с Пути Метаморфоз наверняка знают о применении этой дисциплины меньше, чем он знал ещё до их рождения.
Нет.
Агата говорила о том, что он занят чем-то важным, и это не отодвинешь в сторону так просто. Что бы это ни было - это было серьёзнее, чем игры с клановой дисциплиной.
То, что Матьяс видел... То, что можно было почувствовать на те несколько мгновений - оно не было похоже на его часть. Вернее, было - но одновременно нет.
И оно не было похоже на что-то, с чем он может договориться надолго.
- Ты встречался с ним ещё до меня, - говорит Анри, садясь на пол рядом с одним из гулей и проверяя его пульс.
- Пару раз.
- Довольно насыщенные пару раз. И ты видел его...
- Таким - нет. Никогда.
Анри потирает глаза ладонью.
- То есть, возможно, мы с тобой - свидетели чего-то, что вообще ещё никто не видел. Или даже не должен был. И теперь сидим и ждём, пока вы с ним соизволите это обсудить. И, возможно, оторвать тебе ещё поллица, а мне ещё разок... - Он вздрагивает, сцепляя руки в замок. - Охренительная перспектива.
- Не драматизируй раньше времени. Пока всё выглядит так, будто у него есть занятия поинтереснее, чем вспоминать наши недопонимания. - Анри выразительно фыркает в этом месте, но Матьясу, по большому счёту, плевать. - А если он всё-таки захочет отыграться за ту историю, то вряд ли на тебе.
- Ну, допустим, - нехотя произносит Анри спустя какое-то время. - Ладно. Пока он делает вид, что я - мебель, которую ты прихватил с собой от нечего делать, всё не так уж плохо. Напоминай мне об этом почаще, когда я начинаю думать, что это у меня сложные отношения с бывшей.
- Не начинай снова. - Анри поднимает руки ладонями вверх, показывая, что и не начинал. Помолчав, Матьяс добавляет: - Значит, договорились? Я постепенно разбираюсь, что дальше, а ты не делаешь глупостей без моей просьбы.
- Да куда мне? Я свой лимит глупостей выполнил, когда с тобой сюда попёрся. - Анри со вздохом поднимается на ноги. - И, чтоб ты знал, Матьяс, я ни хрена этому не рад.
Матьяс кивает ему в ответ.
Не то чтобы он ждал большой радости. И не то чтобы кто-то из них летел сюда именно за этим.
Думал ли об этом Анри, когда решился лезть за ним в самолёт, Матьяс решает не уточнять.
- Между прочим, у тебя дырка в плече, - замечает Анри в дверях.
Он проводит ладонью по своему плечу.
- Знаю. Кровь залечит.
- Насчёт этого, кстати... Я так понимаю, охота на ближайшее время тоже отменяется?
- Мы всё ещё гости, верно? - Он пожимает плечами. - Ты вполне можешь пока поискать тот холодильник, откуда твоя подруга до сих пор приносила нам кровь. Вряд ли ей будет до того в ближайшее время.
Судя по лицу Анри, ему не очень нравится эта идея, но возражения он решает оставить при себе.
- А ты? - помолчав, спрашивает он.
- Мне нужно подумать.
Анри молчит ещё несколько мгновений.
- Дырку себе не забудь закрыть. У тебя вон... И нормальных хватает.
Он с усмешкой опускает глаза, оглядывая теперь прикрытые только створками из тонкой кожи устья возле локтей.
- Иди уже.

Полутьма, бронзовые подставки для ламп, корешки книг.
Тишина.
Лучше всего он помнит тишину.
Обманчивое спокойствие, разлитое между стенами, словно почти застывшая вода в омуте, скрывающая то, что творится в глубине.
Странно помнить это место таким же тихим и завораживающим, каким оно предстало перед ним до всего, что случилось потом. Матьяс пытался не обманывать себя, когда решился прийти сюда снова. Он догадывался, что будет тяжело. Он ожидал от себя отторжения, страха, отвращения или обиды. Физически ощутимого проявления той памяти, что протравила его кровь за тот год или чуть меньше. Может быть, в какой-то мере он ждал этого чувства, чтобы встретиться с ним снова - где ещё, как не здесь, как не перед глазами существа, взявшего его за руку с лаской и интересом, а потом протащившего через кошмар, не принесший по итогу никому из участников ничего хорошего?
Но сейчас Матьяс идёт по полутёмному залу и не чувствует почти ничего.
Словно воспоминания о том, как он бывал здесь раньше, разделились на два не касающихся друг друга потока. Один течёт здесь, в комнатах с древними обоями и кирпичом в стенах, с книжными полками, тяжёлыми тканями штор на окнах и подставками для столиков, выращенными из костей. Матьяс помнит, что несколько комнат на втором этаже выглядят почти заброшенными, помнит полуосвещённую спальню с высоким зеркалом за туалетными столиком, на котором сидела тогда гуль, пока Викос задумчиво лепил ей новое лицо, иногда что-то отвечая ему вполголоса через плечо. Матьяс помнит часть библиотеки - ту, где остался в первую ночь, несколько небольших помещений, больше похожую на домашний склад, казавшийся ему тогда сокровищницей, за вход в которую наверняка придётся заплатить не менее чем своей душой. Дальновидность никогда не была его сильной стороной, что скрывать.
Второй поток воспоминаний течёт неслышно, словно скрытые от глаз грунтовые воды под землёй, и его не восстановишь так просто.
Этот поток течёт в этом доме сквозь те помещения, что скрыты в глубине, ниже первого подземного этажа. И та часть внутри, которой он касается, отзывается на прикосновение так глухо и безжизненно, будто так и осталась наполовину мёртвой.
"Теперь ты знаешь о смерти больше, чем многие из нас. Разве не прекрасно коснуться знания, которого ты так жаждал, изнутри?"
Нет, твою мать.
Не так.
Не такого...
Матьяс останавливается у дверей и медленно возвращается в зал, по пути разминая окаменевшие плечи и шею.
Думается, что пока этого достаточно. Разговоры с голосами в голове - хорошее развлечение, но в пополнившемся списке проблем они явно и однозначно утеряли и первое, и второе места по степени важности.
Итак, что у них есть.
Помимо проблем в Северной Африке, которые отсюда, из-за океана, начинают выглядеть ещё более смутно и надуманно как предлог для визита - теперь есть ещё и то, что они начали переговоры с потасовки с гулями, сорвали какую-то важную работу, и... И та самая работа. Или то, что он так назвал.
И вот это может оказаться реальной проблемой. Даже не из-за запертых окон и дверей, хотя тревогу Анри можно понять.
Матьяс пытается уловить то, что его так напугало в увиденном зрелище на самом деле. Уж явно не его красота - хотя выглядело впечатляюще, а ощущалось так, что до сих пор внутри не растаял до конца комок липкого страха, по сравнению с которым собственная плоть кажется не такой уж холодной.
Мог Викос хотя бы теоретически заиграться в инфернализм и не рассчитать сил в общении с демонами? Неприятная мысль, но да. Наверное, да. Это бы куда вероятнее обьяснило его возможные проблемы, чем ошибка с Изменчивостью, потому что демоны - не тот материал, с которым что-то может быть просто и понятно, даже если ты - тысячелетний цимисх с тауматургией и Каин знает чем ещё в рукаве. Но если ставка достаточно высока, он бы, возможно, рискнул.
Когда-то Матьясу казалось, что примас разделает идеалы секты полностью и безоговорочно, и какое-то время он даже верил, что попадись рядовой член Шабаша на таких играх - Викос будет последним, от кого можно будет ожидать сочувствия. Однако последние годы наводили на очевидную, в общем-то, мысль о том, что подчинять идеологии секты свои собственные методы он станет с ещё меньшей охотой, чем выгораживать еретиков.
Было бы не так уж плохо, если бы дело ограничилось именно этим.
Матьяс потягивает пальцы, разминая ладони, понимая, что ему не нравится направление этих мыслей.
Если не инфернализм, то что? Что за жуткая дрянь могла быть похожа на такое, даже не на вид похожа, а на... Ощупь, на ощущение под рёбрами, тянущееся липкой паутиной к сердцу? Несколько мгновений, в которые почти ничего не успело произойти, но они по-прежнему стоят перед глазами. Это напоминало что-нибудь вроде неудачного симбиоза или незавершённой попытки преодолеть одержимость - но снова только напоминало. За этим было что-то ещё.
В том, что Викос пытался взять под контроль в эти секунды, чувствовалась сила - не его, другая, чуждая и пугающая. И только сейчас Матьяс начинает понимать, что на мгновение она не просто показалась ему... Знакомой. Она именно этим и пугала, возможно, ещё больше.
Нет, ну не бывает в природе такого везения.
Не должно быть.
Он трёт пальцами глаза и виски, качая головой.
Можно ли доверять своим чувствам в такой момент, с учётом всего, что он когда-то пережил в этом доме, и тем более, с учётом того, чего он может не помнить? И можно ли полагаться на слухи и страшные истории, которыми старейшины клана иногда пугают недавно получивших Становление, если те слишком самонадеянно полагаются на свою кровь? В обычных смешанных стаях о таком говорить не любят, но в цимисховых стаях и котериях вроде той, что тогда создала Магда из своих потомков, живут и передаются вместе с кровью слухи и опасения, которые некоторых пугают больше Геенны. Матьяс верит в то, что говорит Шабаш, куда больше, чем в страшные сказки от своего сира, но если на секунду допустить их правдивость, то лучше бы это сейчас оказался инфернализм...
- Эй.
Он поднимает голову и успевает поймать пакет с кровью без маркировки.
Анри с таким же в руках стоит в дверях зала и хмуро оглядывает гулей на полу, один из которых успел переползти на кушетку и свернуться там, бледный, но вполне стабильный. Рана затягивается, так что закрывать голыми руками, делая кожную заплатку поверх, судя по всему, не придётся.
Впрочем, кто знает, для чего он пригодится позже.
- Спасибо. - Матьяс отворачивается от него. - Нашёл холодильник?
- Угу. И ещё вот это.
Анри подходит ближе и показывает ему короткую записку на листке, вырванном из блокнота.
Матьяс присматривается и вспоминает, что такой блокнот Агата ещё недавно держала на коленях, когда говорила с ним о цели их визита.
- Что в этом доме конкретно имеют в виду, - Анри помахивает листком с одной короткой строчкой, - когда говорят "в библиотеке"? Ты помнишь, какая часть всего этого книжного музея имеется в виду?
Матьяс задумчиво ведёт плечом, вскрывая пакет с кровью.
- Думаю, что да.