3. болезненная трансформация
ф!цимисх, м!вентру-антитрибу, к вопросу о дьяблери
482
- Я это не переделаю.
Он сжимает зубы и тут же нервно вздрагивает, чувствуя намёк на хруст. Не в зубах даже. В дёснах.
- Ты мне должна, - напоминает он.
- Ты уже говорил. - Яника ногой отодвигает от него свой табурет и складывает руки на груди. - Придумай другую услугу.
- Вы перешиваете морды каждому встречному просто, чтобы повеселиться, гулей лепите, как пластилин, но мне ты отказываешь в какой-то косметической мелочи?
- Да, - выразительно говорит она.
- Почему, твою мать?
- Потому что это, - она берёт один из своих скальпелей и показывает на один из ноющих наростов, поступающих под его кожей, а потом бросает инструмент на поднос к остальным, - делали не мы.
И Грегор вздрагивает, понимая, что она знает.
Сначала он думал, что справился идеально.
Его кровь и вправду стала сильнее - это замечали самые мелкие сошки из его новой стаи, и даже угроза Безумия при голоде ощущалась теперь иначе, словно с новыми силами контролировать себя на порядок легче.
Грегор был готов к тому, что какие-то мелкие изменения могут затронуть и его личность - но отчего бы нет, могущество того стоит. Поглощённый кусок такой мощности не может не повлиять на тебя.
Он не был готов к другому.
Поначалу это даже не было больно. Просто странное ощущение в глубине мышц, под кожей и основаниями зубов, где-то в костях. Просто лёгкая резь в глазах, невидимыми трещинками сквозь глазные яблоки.
Потом стало больнее, резь и давление начали собираться в конкретных местах под кожей и в мышцах, жёсткими уплотнениями расползаться... Изнутри наружу.
Однажды вечером Грегор попытался повернуть шею и услышал мерзкий хруст.
- Дьяблери, - говорит Яника. - Думал, это игрушка для детей? Высосал старейшину, получил поколение, и в дамках? Так это в вашем клане делают?
- Я не для того оставил камарильских ублюдков, чтобы цимисхи читали мне мораль.
- Я уже вижу, для чего ты их оставил.
Грегор стискивает пальцы, и те тоже отвечают хрустом, словно верхний слой кожи вот-вот треснет.
- Кто это был? - спрашивает она, глядя на него, будто энтомолог на насекомое. - Какой-то гангрел, верно? Это их души завязываются со Зверем так, что одно из другого не вырежешь. Что за любовь была у того несчастного? Богомолы? Тараканы?
- Заткнись, - шипит он, и ему кажется, что зубы начинают шататься от нажима.
Яника закатывает глаза.
Верхнюю пару нормальных, человеческих, почти красивых глаз.
- Я могу вылепить тебе твою смазливую мордашку сейчас - но оно проступит снова. Это душа, которой ты подавился, пока пытался сожрать её вместе с кровью. Их души меняют их, чем дальше, тем сильнее. Проступают в крови и лицах. Вот твоя проблема - то, что осталось от его души. Оно найдет выход, даже если я переплавлю тебе каждую кость тысячу раз. Мне даже было бы интересно...
Грегору кажется, что чужеродные жёсткие вкрапления ползут сквозь его плоть, прорастают глубже.
Потом он представляет себе, что будет, когда они начнут прорастать остатки его нервов.
И он говорит:
- Я согласен.