вомпы-ау - 2

[azhi-dahaka]

моар кусочек втм-модерн-аушечки, на этот раз трибьют ту некоторая степень долбоёбства.
у него есть нормальное продолжение (ахаха, нет, не нормальное), но мне надо начинать снижать градус пафоса.
как ни странно, всё ещё условно в рамках хронологии.
пускай остаётся нц-17, раз у нас всё ещё жрут людей.

про мимими шабашитское гостеприимство и некоторых других сов, которые кажутся атипичнее, чем на самом деле.

Гравий скрипит под колёсами, как покрошенные со злости зубы.
Наспех заглушив мотор, Анри торопливо суёт в сумку отключенный ноутбук - остальное уже там, побросал ещё на выходе из дома, - и вываливается из салона, ногой захлопывая дверь и на ходу выуживая телефон.
Горячий ночной воздух гладит кожу сухими ладонями, будто издеваясь. Почему-то здесь, в пределах затаившегося притихшего пока Джози, он кажется ещё жёстче, чем среди высохшей равнины к востоку отсюда.
Сигнал в трубке говорит о том, что звонок идёт.
Спишь ты там, что ли?
Анри торопливым шагом обходит забор, на всякий случай проверяя территорию. Вокруг шершавой баптистской церкви с забитыми окнами почти ни звука, он и так знает, что последние ночи в этой части города было тихо, даже банды соседних районов, припугнутые очередной серией ритуалов, предпочитали устраивать разборки днём, благо, их редко пытались контролировать всерьёз.
И, Каин их всех побери, его это полностью устраивало.

На пятый звонок в трубке всё-таки слышится шорох.
- Матьяс, ну наконец-то! С добрым утром, твою мать... Ты уже видел, что всё плохо?
Набрав на старом полумеханическом щитке код и пнув ногой ворота в складскую зону, Анри стремительно проходит через внутренний двор, свободным локтем салютует нескольким парам глаз в полутьме ближайших ниш, после чего устремляется к центральному входу. Ворота сами закроют, раз такие умные. Не зря ставил запаску для системы безопасности, от этих церберят никакого проку.
То, что к вам в район не лезут местные бандиты и ленивые тюлени из полиции, ещё не значит, что вам нечего опасаться.
- Насколько "всё"? - интересуется вкрадчивый настороженный голос в трубке, и Анри шипит сквозь зубы.
- Я же послал! Ты помнишь, что спрашивал у меня? Третья стая в куски, и тех не найти. Это, по-твоему, насколько?
- Котерия, Анри. Не стая.
- Котерией они были до того, как ты разрешил им туда сунуться. Да без разницы! Теперь уже...
- Связь ещё раз нужно проверить.
Длинный коридор приводит к ритуально обставленному залу, где Анри, не отнимая трубки от уха, приветствует привратницу в костюме младшей монахини. Та лениво кивает, по-кошачьи потягиваясь, но затем неуловимым движением оказывается около массивных дверей.
На эбонитовой блестящей коже раскрывается вторая пара глаз.
- Проверить? Ты что, правда даже не посмотрел, где именно их вынесли?! Привет, Нэн, мне к архиепископу. Обыщешь меня потом, идёт? - Чуть не уронив трубку, Анри чертыхается под нос, подхватив её на лету, и берётся за тяжёлую ручку времён, наверное, ещё до голландских оккупантов. - Матьяс, не заставляй меня думать о тебе то, что я о тебе думаю...
Нэн со своими детьми, сливающимися с украшениями зала, остаётся за дверью, в этот коридор не входит. Он почему-то чувствует облегчение, оставляя её позади. Не то чтобы не доверял ей - но тут же не предскажешь, что могло измениться за время, пока они не виделись.
- Так вот, - продолжает он, проносясь к следующей двери мимо тусклого светильника, вычерчивающего на щербатой стене узоры, почти режущие глаз своей красотой и одновременно уродливостью. - Если ты глянешь на координаты всех трёх инцидентов...
- Где гляну? - В его голосе слышится смесь усталости и раздражения, но это Анри тоже уже проходил.
- Я же с локализацией послал! Ну посмотри, открой в нормальной развёртке просто.
Он почти сбегает по лестнице, минуя пару этажей старой каменной кладки, и связь становится хуже.
- ...Гружен. И не ст...
- Подожди, я коридор проскочу! - Приходится повышать голос, чтобы пробиться через прерывающийся шорох и стрёкот в трубке.
Почему было не обосноваться в какой-нибудь пафосной гостинице в Хилброу, раз те всё равно не нужны никому, кроме смертных-маргиналов? Почему не в пределах Соуэто, анархов там всё равно пять штук, подвинулись бы без всяких вопросов, всё равно, считай, это без двух лет территория города?
Впрочем, как только связь в основных помещениях налаживается, Анри признаёт, что немного скучал по этим подземельям.

Здесь ищеек не шляется.
Охрана или её подобие, гуляющие по территории церкви и внутренним комнатам надземных этажей, похоже, по-прежнему не спускаются к кабинету, пока не позовут.
Хорошо. Замечательно.
- Да? Ты слушаешь? - Анри распахивает тяжёлую дверь кабинета, в котором ещё на подходе ощущает знакомые запахи, слышит биение нескольких сердец, качающих тёплую кровь, и скорее угадывает, чем различает, наличие того, ради которого они бьются. Он сосредотачивается, прежде чем войти. Лирика - потом. - Так вот, я говорил, что подтверждать поздно. Меньше, чем за месяц, ну чужой территории проворонить три десятка головорезов, и я никогда не видел, чтобы следы...
- Анри, - с лёгким укором говорит Матьяс. - Я сижу прямо перед тобой.
- Вот именно!..
Он с раздражением выключает телефон и бросает трубку в глубокое кресло напротив.
Архиепископ этой богом забытой дыры действительно сидит за своим столом, покручивая в пальцах телефон, и только после его жеста кладёт старую коробочку на стол и поднимается. Не так уж и изменился с их последней встречи - по крайней мере, лицом и жестами. Всё та же закрытая одежда, разве что чуть меньше похожая на те затянутые пиджаки, которые ему нравились в начале их знакомства. Водолазка на молнии по боковой части, Анри помнит, зачем. Всё тот же короткий хвост на затылке, слегка усталое лицо, нос с горбинкой и пара едва заметных шрамов под скулой.
Анри вдруг приходит в голову, что при их первой встрече Матьяс выглядел не старше его самого, а теперь - смертные, наверное, дали бы ему лет тридцать-сорок. Словно он имитирует на своём лице не смену человеческих черт, как многие, а смену возраста. Раньше Анри не обращал внимания и потому никогда не спрашивал, а теперь вдруг...
Он качает головой, вздрагивая от звука щелчка и тонкого гула - архиепископ включает на своём столе неприметный ноутбук, и тот со страданием начинает загрузку.
- Ты его так и не поменял? Я ведь говорил ещё тогда, новый нужен.
- Это и есть новый.
Матьяс обходит стол и становится рядом с ним, разглядывая. Тоже изучает.
Нашёл время для удовлетворения любопытства, умник.
Тоненький голос разума на краю сознания намекает, что Матьяс едва ли виноват в том, что очевидно не понимает всей серьёзности возможных проблем, но... Что толку в оправданиях, если действительно не понимает? Как вообще можно отвечать за всех здешних идиотов и так при этом тормозить?
Раздражение сменяется обидой, потом почти злобой на дурацкую ситуацию, и Анри обхватывает себя за плечи руками, бросая:
- И ты его даже не включил, пока я не вломился. А ведь уже могли бы всё проверить...
- Ты мог бы? - Матьяс поднимает бровь. - Ты вообще себя в зеркале видел этой ночью?
- В смысле? - вскидывается он в ответ ещё до того, как успевает заметить, с какой интонацией выплёвывает это слово.
За такое неуважение вообще-то можно и по морде получить, и хорошо, если рукой. Вряд ли он забросил свои опыты в отношении... Других конечностей, не все из которых в своё время заканчивались человеческими пальцами.
- Понятно, - вдруг усмехается он, делая шаг назад.
Анри хмурится, глядя уже настороженно.
- Прежде чем мы с тобой заговорим, давай к стене. - Мотнув головой в нужном направлении, Матьяс возвращается к столу. - Я тебя не узнаю. Столько лет, такой повод для встречи, а ты вваливаешься ко мне голодным, как дикий асангвинит. И шипишь так же.
- Да я... - Анри делает резкий жест рукой.
- Вперёд. - Голос Матьяса становится жёстче. - Не самому же мне тебя кормить теперь? Давай, они привычные.
Анри поводит плечом, но затем раздражённо фыркает и делает шаг к стене.

Двое рослых гулей поддерживают её, раскинув руки, словно атланты. Пальцы соприкасаются самыми кончиками, словно их поза имитирует какой-то застывший танец, поддерживаемый небольшими креплениями вдоль их торсов и рук. Глаза следят за происходящем в кабинете неотрывно, внимательно. Анри знает, что в креплениях нет нужды - атланты держат стену добровольно, и даже срощенные друг с другом пальцы - скорее символ, чем реальная возможность удержать их, если бы они захотели уйти.
Он подходит ближе и чувствует, как стучит кровь в тугих венах, выпирающих на их шеях и руках. Почти слышит, как она проталкивается в более мелкие сосуды, густая, пульсирующая так ярко, что почти больно в собственных венах от этого ощущения, как перетекает сквозь слитые кончиками пальцы - из одной руки в другую, почти такую же.
Собственные пальцы начинают дрожать, когда Анри вдыхает запах одного из них, почти касаясь голой темной кожи. Сглотнув, он спрашивает хрипло:
- Нахрена ты им сосуды срастил?..
- Ссорились из-за моей крови, - равнодушно отзывается Матьяс за его спиной, что-то отстукивая на клавиатуре. - Я предложил решить конфликт по-братски. Пей.
Анри приводит пальцами по мускулистой шее, едва подавляя желание вцепиться в нее когтями, срывая кожу и мясо, как бесполезную упаковку. Руки дрожат все сильнее, горло сжимается, рот наполняется горечью пополам с тревогой.
Надо было заехать сначала в Хилброу. Все-таки охота всяко лучше, чем...
Матьяс понимает его сомнения по-своему.
- Анри, выбери одного, и после он получит дозу вне очереди.
Глаза гуля вспыхивают лихорадочно, ноздри расширяются - Анри чувствует, что не только от страха, чувствует по изменившемуся запаху его крови, - мычит полусросшимися губами. Запрокидывает голову, насколько позволяет стена, подставляя шею.
Закрывая глаза, Анри впивается в неё зубами, почти разрывая вену.

Густая кровь, хлынувшая на язык и в горло, кажется горячей, раскалённой, разом смывает все беспомощные мысли. Анри глотает её торопливо, впиваясь заострившимися пальцами в его плечи и голову, почти сворачивая её на сторону. Кровь, сладкая, звонкая, несмотря на свою тяжесть, несётся по телу, заставляя сердце раскрываться себе навстречу, словно высохшую дверь под порывом свежего ветра, омывает каждую вену.
Он теряет счёт времени, забываясь в этом потоке, и приходит в себя, лишь почувствовав, как гуль в его руках повисает, удерживаясь за свои крепления и не будучи в силах даже с его помощью выпрямить спину.
С трудом оторвавшись от тёплой плоти, ласкающей губы, Анри отступает. Гуль повисает возле стены, тихо хрипя, и только его руку по-прежнему держит второй, замерший рядом.
Матьяс стоит рядом с ним и улыбается краем губ.
- Ну, привет, дитя моё.
- Привет, - говорит он в ответ, встряхивая головой. - Не судьба мне дебоширить с голоду на улицах, как во всех нормальных стаях, да?
- Пожалуйся мне ещё, - хмыкнув, Матьяс подходит к ослабшему гулю и закатывает рукав буквально на полладони, обнажая запястье. Не оборачиваясь, добавляет: - Сейчас закрою твою кормушку, и за работу. Включай пока, что прислал мне по поводу этих последних... И на всякий случай молись, кому умеешь, чтобы оно не совпало с тем, что я подозреваю.