слишком человеческое

[azhi-dahaka]

bleach
филлеры
кога/мурамаса, pg-13
лирика, окситоцин, зарисовок набор, всё мирно
опечатки могут. дальше знаете.
дисклаймер: куботайт.

1 228 слов

*
За ним забавно наблюдать.
В двадцать лет Кога уже взрослый Шинигами и воин, преданно защищающий Сейретей и принявший его клан. Кога умеет положить половину вражеского отряда в первые несколько минут битвы, не пользуясь шикаем, и оставшуюся половину – ещё быстрее, просто позвав свою катану по имени. Умеет с улыбкой посмотреть на людей так, что они улыбаются ему в ответ, и тут же идут за ним на заведомо более сильного врага умирать в бою, и тут же – выживают.
В двадцать лет Кога умеет сказать своему Занпакто: «Иди сюда, сейчас», - не ожидая возражений и таким тоном, которого невозможно ослушаться. И совершенно не умеет сказать что-то вроде «Останься здесь» или «Я не хочу засыпать один».
В детстве умел – но с тех пор прошло много времени, и Мурамаса только чуть грустно улыбается в темноте, когда Кога отпускает его и закидывает руки за голову, лёжа на спине и упрямо глядя в потолок. Сразу отпускает, стоит дёрнуть плечом или попробовать скинуть тонкое покрывало, которое Кога в какой-то момент набрасывает сверху.

Кога задумчиво спрашивает, не глядя на него:
- Тебе тяжело оставаться в материализованной форме столько времени?
- А тебе – тяжело, когда я остаюсь? – шелестит негромкий спокойный голос откуда-то из-под бока, и кончики его волос щекочут Коге плечо.
- Хм, - говорит он.
Каждый раз обещает себе задуматься об этом и отследить, как колеблется уровень реацу, или что происходит с телом или концентрацией после таких развлечений. К следующему разу обычно забывает.

Некоторые говорят, что желать собственный Занпакто – это как желать брата или сестру. Неестественно, не нужно, ни к чему хорошему не приведёт, семья по голове не погладит, и её можно понять. У Коги братьев или сестёр никогда не было, так что сравнивать ему не с чем. Родителей не было тоже, чтобы было кому объяснить такие вещи, а клан появился совсем недавно, и их Кога пока называет семьёй разве что про себя и случайно.
Зато у него есть его катана.
Зато Кога – воин и Шинигами, и ближе собственного Занпакто для него, наверное, окажется только собственная смерть.
Кога говорит:
- Иди сюда.
И загорающееся в глазах Мурамасы жаркое пламя, спрятанное обычно за прохладным стальным отсветом, шепчет ему в очередной раз, беззвучно, ласково и горячо шепчет о том, что так и должно быть.

*
Какое-то время он просто наблюдает, стоя рядом и набросив на костлявые плечи плащ, слушает его дыхание. Спокойное, постепенно становящееся глубоким и размеренным, как и положено дыханию просто спящего человека.
Мурамаса умеет проникать в его сны. Вернее, умеет помогать ему пройти дальше и глубже, уводить самого Когу с границы обычных снов и полудремотных грёз, которые даже у Шинигами остаются теми же, что у живых, - туда, во внутренний мир, где вода годами омывает каменные срезы колонн, и где сознание становится зачастую чётче и живее, чем в мире материальном. Кога в детстве пару раз ухитрялся уснуть от усталости даже там. Результаты оба хорошо запомнили.
Передышка посреди нескольких дней постоянных атак – это ценность.
Сейчас можно было бы увести его с собой, к воде и колоннам. Мурамаса знает, как сделать так, чтобы всю накопившуюся усталость с него смыло на время так, что его хватило бы ещё на пару таких ночей. Может, и больше. Может, и стоило бы. Кога бы не отказал.
Мурамаса зябко поводит плечами и заматывается в висящий без всяких поясов плащ плотнее, не отрывая задумчивого взгляда от лица своего Шинигами.
Целая ночь, после которой не нужно будет срываться на рассвете и, сжимая ножны у пояса, гнать половину отряда отбивать очередную вылазку мятежников. Давно такой роскоши не было.
Во сне лицо у Коги первый раз за долгое время почти разгладилось, утратило ту напряжённую жёсткость, которая не покидала его с последнего разговора с Ямамото. Остались чуть поджатые губы, и всё. Мурамаса переступает с ноги на ногу, замечает у Коги под головой собственный оби - в материализованной форме одежду можно снять или порвать, и приходится иногда думать о том, как вернуть её на место – и неуверенно разворачивается, смотрит через плечо. И проще всего, конечно, просто уйти до следующего раза, когда он Коге понадобится.
Как оружие.
Мурамаса чуть слышно вздыхает, рассматривая его лицо вполоборота. Не двигается с места.
Передышка – ценность.
Кога её заслужил.

Кога, так и задремавший с закинутыми за голову руками и кое-как прикрывающим ему бёдра куском ткани, в какой-то момент незаметно меняет позу, и теперь одна кисть у него подогнута под рёбра, а крепкая сильная спина изогнута так, словно позвоночник ещё помнит желание свернуться в клубок, но тренированные мышцы давно забыли, как и зачем это делается.
Мурамаса наблюдает и не может понять, что продолжает держать его здесь. Рассматривает его плотно закрытые потяжелевшими веками глаза, сжатые в нитку губы, переводит взгляд на изогнувшиеся ключицы. Разглядывает поджатую под рёбра руку, соскальзывает взглядом по чётко различимым прочным мышцам на животе, по узкой дорожке тёмных волос, тенью уходящей под покрывало. Снова переводит взгляд на его лицо. Замечает у виска растрепавшуюся алую прядь, уходящую плетью за его плечо, и у головы - кое-как прижатую косо держащимся кенсейканом.
И тонкий, уже запекшийся штрих у Коги на щеке.
Мурамаса хмурится.
Этой ночью он, прижатый к футону чуть ли не за горло, в паре секунд от самого пика, не соображающий, что делает, едва не оторвал проклятый символ принадлежности к клану от когиной головы вместе с прядью волос. Глупый порыв стоил Мурамасе едва не выломанного запястья, потому что Кога на пределе контролирует себя ещё меньше. И глубокой царапины около глаза от судорожно дёрнувшегося когтя он, кажется, так и не заметил.
Царапина запеклась тёмной полоской, кенсейкан перекошен, поджатая рука наверняка уже затекла. Мурамаса закутывается в плащ плотнее, и края непривычно скребут ему кожу.
Так живут люди. Так живут Шинигами.
Кога так живёт.
Вот теперь действительно пора уходить.

*
Мурамаса делает пару шагов в его сторону. Почти бесшумно, с прямой спиной и ровным лицом, стараясь не потревожить, опускается на край футона. Слушает ровное дыхание, не переставая внимательно рассматривать лицо, и то и дело соскальзывает взглядом к виску, за кенсейкан. Обводит тёмные губы кончиком языка. Медленно протягивает когтистую руку вперёд.
Ничего общего это не имеет с братьями, сёстрами, всеми родственниками, вместе взятыми, даже если бы их легион был.
Абсолютно ничего.
Мурамаса замирает, не достав раскрытой ладонью до его обнажённого плеча. В глубине раскрытой ладони вздрагивает, сворачиваясь тонкими острыми иглами, готовая зазмеиться током по длинным когтями реацу, отдаётся в глубине, под рёбрами, лёгкой голодной нежностью вздрагивает между костей. Кога вздыхает во сне, поворачивая голову.
Мурамаса честен по крайней мере с собой. Он не знает пока, как называется эхо, которым отзывается на Когу вся его реацу с тех пор, как тот овладел банкаем. Но знает, что этого никогда не бывает достаточно.
Мурамаса умеет держать себя в руках, почти всегда. И хорошо бы Коге научиться контролировать его по-настоящему, пока это всё ещё так.

Он отводит руку и выпрямляется, подбирает соскользнувший с плеча край меховой оторчки плаща.
В ту же секунду Кога, не просыпаясь, протягивает руку - и сгребает свой Занпакто за пояс, притягивая к себе. Внаглую, без всякой мысли - Мурамаса застывает с вытаращенными глазами от неожиданности, стукнувшись лбом о его ключицу. Потом медленно выдыхает.

Кога сопит ему в висок, прижимая его к себе обеими руками прямо в плаще. Мурамаса помнит, как он когда-то тащил так в постель собственный меч, не вынимая из ножен, и так засыпал. Меч был ещё безымянный, едва не длиннее самого Коги, и пользоваться тот им ещё не умел, но так было спокойнее.
Безопасности не бывает, думает Мурамаса, прикрывая глаза и слушая, как ровно и медленно стучит у Коги в груди. Ни тогда, ни - тем более - теперь.
А передышка - бывает.
И Кога её определённо заслужил.