эту упрт веирд песню уже больше недели не могу выбить до конца из плеера и из черепа.
у неё и интонации, и текст таковы, что я испытываю смутное желание взять и то, и другое в руки, томно пожать их подобно прелестям юной гетеры рандомного пола и вывернуть наизнанку.



интересно, как это работает вообще.

@темы: музыкальный бордель

---

факт, который вы должны знать

мысль о том, что существуют метаморфические горные породы, делает мне очень интересное чувство.
если бы истории про старейшего и купалу не существовало, её следовало бы придумать.

@темы: ссылк, little cute inner tzimisce

---

мы поругались с фликром.
тестирую для фоток БИ, всё равно я их пощу раз в полвека.

вот, например, получив на своё нежное тельце пару бессмысленных неудобных швов, я через несколько уже часов впал в печаль, в отрицание и в поезд, которым, как оказалось, можно доехать до местных маленьких гор.
это не такие чудесные горы, как те, которыми меня ласкает моя френдлента, конечно.
и вообще, если честно, они больше похожи на такие себе холмы.
маленькие горы с лесом, в общем.

но вынужден заметить - когда идёшь по ним со свежими швами под пластырями, а в сумерках ещё и начинается ливень, маленькие горы внезапно не такие уж маленькие.
ачивмент анлокт: гулял по горным лесам под зонтиком, как самая приличная дама на свете. не съёбнулся с троп. шикарен.

в общем, вы поняли.
под морем тестинговый пост для БИ и десяток упоительно весёлых и разнообразных фоток немецких карликовых гор и леса посередь них.

для тех, кто будет спрашивать - нет, это не БИ их так сжимает.
это просто мой фотографический гений даже нормальным девайсом сделает как-то вот так.)

а то вдруг кто-то думал, что в даже мелких горах меня реально интересует небо или там пространство.
земля, камни и трава - вот они про что. и лес в низинах.

потом вернусь туда и сунусь в более суровую часть. где высокий пик и низины.
и без швов.

@темы: видеть, полевое

---

в общем, други мои, книжка про Беккета полна примерно того, чего мы от нее и ждали: Беккет шарится по сюжету, как тот колобок по лесу, получает от всех инфу, мерисьюшит и гиенит над всем подряд.
справедливости ради, это делает там не только Беккет, но только у него есть знакомые, при встрече после первой же интеракции так и говорящие: мужик, ты достал гиенить.

книжка, в общем, с первых же страниц намекает тебе на разнузданную движуху и много веселья.
куда там суровым щам в средневековых гайдах, у нас айнанэ! хд

пока урывками читаю "Восстание Карны", и там очаровательный народ.

у них есть Декер.
гангрельский князь Милуоки (в девяностые вовсю, да; я помню, что гангрелы давно вышли из камарильи тм, но у них там своя атмосфера).
на издевательский вопрос о полумистической хуерге говорит: слушай, у нас тут камарильский князь города - гангрел, а тремеры сбегают в анархи (мы блин вообще не знали, что это физически возможно, ай мин, это же тремеры!), и ты спрашиваешь, что это я готов поверить в мистическую хуергу? ахахаха СМИЩНО.

у них есть Инъянга - старейшина и главная гангрельская биг мама всего Чикаго и окрестностей.
поскольку Чикаго сидит в данный момент без князя и вполне норм управляется советом примогенов, Инъянга там иногда выполняет функции примогена от гангрелов. (да, гангрелы вышли; и чо? (тм) помним про атмосферу).

кстати, её Беккет после первых же пары разговоров начинает подозревать, что она вообще-то не гангрел, и тут же в лоб об этом спрашивает.
и, по-моему, с учётом контекстной биографии и слухов в фандоме о происхождении самого Беккета, в его устах фраза "мать Инъянга, а вы ведь не очень-то и гангрел?" звучит одной из по-настоящему смешных шуток.

у них есть Джейкоб - считается, что очень крутой малк-старейшина, сидит и раздаёт советы и инфу всяким мимопроходимцам с добрым лицом. потому что он идейная лапонька, не любит интрижные срачи и предпочитает делать свою войну with an open hand.
воюет с другим таким же древним малком уже с тыщу лет, и уже весь Милуоки и окрестности догадываются, что реально представляет собой этот другой малк.

Аристотель в записках Беккету ржёт, что эти двое любят и ненавидят друг друга воистину как братья.
а если этого намёка вам недостаточно, то вот внезапная отсылка:

Reminded me of a childe of mine. Once, I was pursuing activities out in the City of Angels. You know it? Yes. I met such a beauty. Despite my age, she was attracted to me! I never saw one so vivacious, yet such delicate depths, my lad. Such delicate depths. She called me “daddy”. She’s Baron of Santa Monica, now. Such a delight. Esau had to go and ruin it by Embracing her sister.

такая красивая, тонкая девочка, ах. живая такая. называла папочкой, вот это всё.
и сейчас стала бароном Санта-Моники в ЛА.
и если бы мой брат-личность-мудак Изу не испортил всё, становив её сестру...

то есть, да.
в беккетских записках, по ходу, случайно нашёлся сир Терезы и Джанетт Воэман.
нежданчик хдд

...ещё у них есть тремеры.
например, у них есть Николай Антонеску.

Николай - лапонька.
выглядит как маленький мальчик с серьёзным лицом и аурой живого скромного ноунейм-прохожего. у него даже есть собственный ритуальный плюшевый мишка, зацените!
а ещё он чикагский примоген тремеров, тауматург и отмороженная садистичная хтонь и сидит в этом Чикаго на месте только потому, что клан прилепил к нему одну из самых древних и крутых горгулий, чтобы глаз с него не спускала, пока он не учудил какую-нибудь жесть.
поэтому Николай развлекается пытками наезжающих на него человеков и отправляет на сомнительные приключения своё дитя (под кодовым названием "наглая бунтарская психованная жопа, что ни запретишь, всё готова делать в пику мне, кстати, я бы не удивился, если бы она сунулась и в ту гадость, которую я конечно же не трогал и не разрешал ей трогать, улавливаешь?").
а ещё Николай вежлив, конечно.

какой-то мужик: [орёт и наезжает на тремерскую деточку как последний гопник]

Nicolai: Please do me the kindness of forgetting how to breathe.
[CHOKING SOUNDS]
Beckett: Is he…? Did you just…?
Nicolai: No. The body’s involuntary functions are not so easily controlled. When he loses consciousness, he will begin breathing again. But my control is strong. He will likely wake up and forget again, and again, and again.
[CONTINUED CHOKING]

сашинька: awwwwww

а ещё, конечно, у них есть Карна, из-за которой и про которую всё.
пока она крута тем, что:

1. нашла Книгу Могильных Войн (я не помню, есть ли у этого официальный перевод, но).
2. спёрла, конечно. прочитала. просветлилась.
3. всколыхнула кучу тремеров и камарильи, со всеми поцапалась.
4. сбросила клановые узы (очень похоже), сбежала с Книгой (предполагаемо) и кучей собранных последователей, чтоб строить собственный крутой тремерский Дом без тупых старейшин и вот этого всего.
5. пишет Беккету письма в духе "Мой дорогой прекрасный охуительный, у меня есть книжка и инфа, как насчёт вспомнить, что когда-то в Марселе мы..." (и по ходу, в Марселе было.)
6. олсо пишет леди Викос письма в духе "Моя дорогая пугающая охуительная, мы конечно не встречались, но у меня есть книжка, голконда, и вообще как бы нам с вами..." (тут я не уверен, что Викос всё ещё леди, но для нас этот параметр ничего принципиально не меняет.)

в общем, пока мы видим, что Карна довольно крута и явно здорово модифицировала свои мозги по части упоротости, Беккет либо трахался, либо знает много тайной инфы про примерно всех женщин, каких встречает (некоторые мужики ведут себя с ним так, что у меня невольно встаёт вопрос, но не будем об этом), а при упоминании Викоса у него рефлексом включается "кто-то хочет нас шипнуть стравить!"

даже не знаю, что думать на эту тему хд
там столько мелких деталек на отметить себе и потом тайно смеяться.
не зря начал, в общем.

@темы: книги, wtf vtm, #гееннавтвоихтрусах ака becketts jyhad diary

---

для Alkhara, что угодно про Собор Плоти? главный архитектор и коллективное сознание собора.. хз насколько реальный и/или больной пейринг, но вдруг

vtm
йорак, собор, намеки на папу шимиси и купалу, подарочная шпилечка дракону
вроде не рейтинг
я смог только зарисовку без поднятия источников, так что пока условно ау
(вычитаю еще раз, как только буду дома, сорян, если что)



Собор не растёт из земли.
Это выглядит похоже, в это верит большинство тех, кто видит его, и продолжает верить большинство тех, кто остаётся в нём, но это не так.
Земля придаёт ему сил. Земля касается его, принимая в себя его плоть, его корни и сосуды, становится его основой, держит в ладонях его тёплый тяжёлый фундамент. Земля принимает его, соединяясь с ним, и пока он растёт, она капля за каплей наполняет его своим шёпотом, своим колдовством, своей душой. И он тянется навстречу, впитывая, поглощая эти капли с той же готовностью, с какой поглощает плоть и кровь, вытягивающую его несущий скелет и костяные шпили в ночное небо.
Йорак знает и чувствует его достаточно долго, чтобы понимать, в какой мере Собор создаётся его руками, а в какой - растёт сам по себе, и чтобы не пытаться нащупать несуществующую грань между этими процессами. Истинной грани нет.
Выстраиваясь в высоту, занимая пространство среди леса и скалистых камней, одновременно с этим Собор растёт.
И он растёт в землю.

Йорак строит его, терпеливо и постепенно, год за годом пропуская сквозь свои руки и кровь каждое тело и душу, придирчиво изучая и изменяя их форму, прежде чем позволить очередному живому существу лечь в основание, встать частью остова в стену или нефа. Те немногие, кто знает - называют его создателем и архитектором, вечным безмолвным строителем из плоти и крови, но они оба понимают, что это тоже не совсем правда.
Создавая, он хранит.
Придавая форму, он помогает ей расти
Кажется, что плоть и душа Собора всеядны, что годится любая живая материя, которую способны поглотить его тёплые дышащие стены. Но он выбирает.

Он выбирает заранее.
Йорак чувствует, что ему нужно, чего не хватает в конструкции. Он касается сухими холодными пальцами массивных колонн цетрального холла, обтянутых загрубевшей шкурой, или ведет рукой по мягкой стене в коридоре, ощущая, как пульсируют тугие вены под гладкой плёнкой растянутой кожи. Он слышит шепот, текущий по этим венам вместе с кровью, сочащийся из тысяч по-прежнему живых губ, вросших в бортики и перегородки.
Он выбирает в процессе постройки.
Йорак не ошибается, но иногда Собор может решить, что какая-то часть его плоти не на своём месте. Что части фундамента, остова или потолочного перекрестья следует расти не здесь. У Собора нет постоянного облика, Йорак творит его веками, дополняя и изменяя по его и своему желанию. Своей волей, своими руками и своей кровью.
Своими и его.

Все они становятся им.
Некоторые сначала сопротивляются - чаще люди, чем звери или иные твари, чаще - пришедшие сами, чем те, что случайно коснулись в пригорном лесу его ступеней или стен. Это естественная реакция. Йорак легко вплавляет их тела в тело Собора, встраивает в него, сохраняя в них жизнь и разум, и этот разум порой приходит в ужас от своей новой формы, противясь тому, чтобы стать частью большего. Но рано или поздно они смиряются, открываясь ему до конца, принимая его, и Собор принимает их в ответ.
Как влажная тёмная земля, из которой поднимается шепот его души, Собор принимает всех.

Тайны плоти, тайны земли.
Долгое время Собору не хватало сердца.
Не такого, какие живут в смертных телах - их он поглотил тысячи, и они годами, веками тихо, в едином ритме стучат в глубине его стен и переходов.
Собору не хватало его собственного сердца - до тех пор, пока он не почувствовал, как оно обрело форму где-то в мире и потянулось к нему, и не позвал его сам.
Йорак слышит его шепот, чувствует движение его души в теплой плоти и холодной земле, и он знает.
Когда его брат приходит на порог Собора, тот пропускает его - и Йорак знает, что тот принес с собой, укрывая в руках, словно дитя. Сердце, сотворенное его плотью, сотворившее себя ею, как Собор творит себя руками самого Йорака. Жаждущее вернуться к зовущей его душе. Кровь к крови.
И кровь Собора принимает то, что должно принадлежать ей. Купель смыкается над крошечным по сравнению с высокими залами телом, плоть вплетается в плоть, душа прорастает душу, и шепот становится почти не выносимым, превращаясь в пульс.
Дракон уходит, не желая этого видеть - или желая слишком сильно, чтобы позволить себе принять.
Йорак остаётся.

Если однажды Собор, это сплетение древней души карпатской земли, чистой каинитской крови и плоти тысяч живых существ, однажды попытается поглотить и самого Йорака, сделать его частью себя - возможно, у него получится. Возможно, нет.
Но если это случится - скорее всего, Йорак уже сейчас понимает, зачем.

@темы: фик: vtm, обрывки

---

срезали опять мне два клока кожи, снова хожу со швами под пластырем и жалуюсь причастным, что ходить так две недели, а мне заранее надоело.
но кокетно, конечно, жалуюсь - так-то и я не против ещё.

у замечательной тамошней врача какое-то новое классное наркозное средство, которое действует через пару минут - и через пару минут же начинает ослабевать, поэтому количество стежков на первой дырке я считал по движениям руки в зоне видимости, а на второй - уже напрямую.
мне нравится, когда боль ещё слабая, но уже хорошо чувствуешь, куда тычут скальпель и шьют нить.
с другой стороны - это всё такие косметически игрушки, гспд, это же просто кожа, это даже почти не трогает другие ткани.

олсо, то неловкое чувство, когда ты пафосно и полуобнажённо лежишь перед врачом, которая вырезает из тебя кусочек мяса (почти), показывает тебе, и вы смотрите с одинаковым интересом, только ты думаешь, что ты довольно красивенький с этой стороны, а у героической женщины желудок урчит от голода.
я вспоминаю практику в хирургии, где народ реально страдал от голода и требовал пиццу, потому что от запаха, создаваемого электрическим скальпелем по живому мясу, жрать хотелось даже вегетарианцам.
решил, что вежливее будет не сочувствовать, и мы оба сохраним лицо.

теперь, конечно, хожу с дурацкими тампонами, закрывающими швы, и мне уже всё не так.
дырки были в нижней части живота и на рёбрах, первые часы просто тянуло в местах узлов, теперь либо ими трясёшь и тянешь, и они слегка болят, или ничего не делаешь, и они чешутся, или потрогаешь, и там пупырки от тампонов хд
полагаю, последнее бесит меня больше всего.
но у меня уже есть запаска нормальных постоп-пластырей (у нас хорошие медсёстры в отделениях, они прислали мне стопку разного размера, я им даже вкусного за это отправил). сменю через пару дней, и можно будет забыть до снятия.

олсо же, дали мне листочек с рассказом о том, как надо не трогать ничего, менять "повязку" поменьше, если будет очень больно и плохо, какую обезболку жрать, и вообще это выглядит так, как будто мне не меньше чем гланды новые вставили, примерно как на аватарке. по ходу, он рассчитан на более суровые разрезы.

в общем, лак и пилку для ногтей купил, кожу посрезали, швы наложили, кремов и масочку на башку нашёл, день косметической милоты - ачивмент анлокт.
всем мимими в этом чяте.

@темы: полевое

---

слуште, да с такой охренительной камерой и прямыми руками мне давно пора переходить на какую-нибудь идейную ломографию. думаю об этом уже вторые сутки. что я парюсь вообще?

@темы: видеть

---

скоро будет

я знаю, без чего я сейчас сильно устаю.

мне на той неделе выдало почти целый день такой погоды - влажной, пасмурной, с мокрым воздухом, почти сумерками большую часть дня. с вот тем небом - низким, тяжёлым, когда облака серо-сизые с белым, с молочным, нависают над землёй, почти ползут по ней.
про них писали часто одно время, что они похожи на грязную вату.
свинцовое небо, писали.
тревожное.

под таким небом до сих пор любят рисовать полупустые городские окраины, голые осенние деревья, разбитые дороги, крыши заводов какие-нибудь.
я его люблю.
я выхожу под него и всеми нервами чувствую, что скоро осень.
а осень - это когда легко дышать, когда вот это серое, влажное, тёмное, грязные лужи и размытый молочный свет - текут сквозь твои глаза, облака рваные и тяжёлые, набухают над землёй, самый воздух течёт тебе сквозь лёгкие, как вода.

осенью и весной вообще невероятно остро чувствуешь всё, что вокруг.
мне когда-то казалось, что весной - болезненно резко ощущаешь жизнь, а осенью - смерть, но это всё красивые метафоры, они врут.
на самом деле, ощущаешь и то, и другое, потому что это стороны одного и того же.
и ключевое слово - ощущаешь.

когда я вспоминаю, физически вспоминаю, что скоро осень, у меня раскрываются лёгкие.
распаковывается внутри какой-то заархивированный набор информации, который лежит неактивированным остальное время - сумерки, промозглый воздух, серые здания, голые ветви деревьев, земля под ногами, обнажённая земля.
трещины в дороге, лужи и застоялая вода, мёртвые потемневшие листья в кашу под каблуком.
сумерки и тяжёлое небо, в котором рассеяно света больше, чем за один раз вместят глаза.
свинцовое небо.

весной не так.
я люблю весну, я люблю чувствовать изменение в воздухе, но там другое.
здесь - срабатывает, наверное, какой-то импринтингом зашитый в меня набор реакций на определённые стимулы, запахи и цвета, определённые вещества в воздухе. очень давно зашитый, очень.
независимо от того, что я думаю и как к этому отношусь, даже независимо от того, сколько проблем мне это может причинить.

когда наступает такая осень - я чувствую, что я дома.

@темы: рефлексия, полевое

---

дуолингво - весёлая игрушка, почему у меня её раньше не было?

первые уровни французского:
привет, да, реми, софи (и ещё стопка имен и фамилий), книжка, письмо, газетка, девочка-мальчик, привет, книжка, еще имена и фамилии (дуо - это тоже имя, давайте общаться с дуо), мальчика зовут реми, да, спасибо, привет!

первые уровни испанского:
девочка-мальчик (нафиг имена), пожрать яблоко, хлебушек, молочко, винище, девочка-мальчик, ещё пожрать, выпить (тремя глаголами), винище, вода, молоко, хлебушек, мужик ест хлебушек, я ем яблоко, мы бухаем винище!

первые уровни греческого:
три буквы (пока хватит). определённый артикль. мама. плохое (како). ещё две буквы. переводите: буква мю. буква каппа. буква омикрон. это плохой омикрон. плохая каппа!
...

теперь я знаю, что за фразу должно выучить первой, когда вступаешь в греческий, потому что она будет с тобой еще очень долго:
το κακό γράμμα. плохая буква!
(просьб перевести, что буква хорошая, мне пока не встретилось. современные греки, в общем, не обольщаются насчёт своих букв.)

леплю ошибки в испанском по невнимательности. отыгрываюсь на французском (в лёгком ужасе замечаю, что от тех трёх лет французской грамматики в голове что-то осталось, хотя было это в прошлом, что ли, веке, литералли).
ещё весело, что испанский и французский оно мне даёт с базового немецкого, а греческий с базового английского.

это не изучение языков, конечно, на самом деле.
это гимнастика.
мне нравитсо :3

@темы: изощрённый лингвизм, полевое

---

для Maiden LN2, или по драгонажу грешное отп Алистера и Морриган хоть в каком-то виде
я не осилил пока ту вомподраму, сорян, выбираю второй вариант хд вроде нигде не ау, но я их никогда не, поэтому возможны баяны (я не верю, что эту ночь в фандоме не облизали со всех сторон)

dragon age
алистер/морриган, чутка сураны, pg-13
ночь перед битвой с архидемоном, милота и лирика, алистер смог.

Ведьма

(1 446)

- Ты всё-таки это сделала. Не могу поверить.
- Придётся. - Морриган пожала плечом и потянулась на дырявом одеяле, словно сытая дикая кошка.
Ещё недавно это сравнение ему в голову не могло прийти.
- Я не был готов!
- Я бы так не сказала.
- Конечно. Ты не оставила мне выбора. Что я ещё мог сделать?
- Откуда же мне знать? - Морриган смотрела на него задумчиво и томно, но в глубине её золотистые глаза почти смеялись, и спасибо Создателю, что их было всего два. - Я ведь не король и не Серый Страж. Ты мог сдаться и уйти, я не держала тебя.
Но Алистер, конечно, не мог, и она это знала. И он знал, что она это знала. И она знала, что он знал, что...
Всё равно уже было поздно уходить, да и слишком многое зависело от того, справятся ли они.
Он сел на край постели, спустив ноги вниз.
- Знаешь, - проговорил, не оборачиваясь. - Я бы предпочёл первый раз оказаться с тобой в постели не как король или там Серый Страж, а как я. Ну, знаешь, все эти глупости.
Морриган молчала несколько секунд, не двигаясь.
- Ты - предпочёл бы? - спросила она наконец.
Но Алистер, конечно, больше не был так наивен, чтобы продолжать эту тему. Если до того он ещё надеялся, пусть и вопреки разуму и опыту, на какое-то понимание с её стороны, то сегодняшний вечер лишил его остатков невинности отнюдь не только в смысле познания женской близости.
Ему и самому было немного противно от циничности этого рассуждения, но из песни слов не выкинешь. Что есть, то есть, до сантиментов ли в их ситуации? Даже он это понимал, и поэтому особо не сопротивлялся, когда Сурана пришёл к нему сегодня и рассказал о предложении Морриган.
Тем более Алистер удивился, когда та негромко сказала за его спиной:
- Я сделала так не потому что хотела тебя напугать.
И несмотря на всю сомнительность того, что сейчас происходло, Алистер не смог не улыбнуться.
- Да перестань. Я же тебя знаю.
- Ну, хорошо, - фыркнула она. - Немного и поэтому тоже. У тебя было чудесное лицо, когда ты... Но дело не только в этом. Так было нужно.
- Для чего?
- Если ты уверен, что хочешь это знать... - Морриган пересела на постели, облокотившись спиной о его спину, и Алистер вздохнул, почувствовав, какая у неё тёплая гладкая кожа. Её жилистое худощавое тело, сильное для выросшей в диком лесу ведьмы, всегда казалось ему немного хрупким, а сейчас, на контрасте - особенно. - У нас всего одна ночь для этого, Алистер. Я знаю, есть женщины, которые способны зачать дитя, единственный раз побывав с мужчиной - и есть те, кто пытается раз за разом, и всё равно не выходит быстро. Это всегда риск, и глупо рисковать, имея лишь одну попытку.
Алистер смотрел в сторону затухающего огня в камине, нахмурившись.
Когда она так говорила, он почти не смущался от этих слов. Почти.
- А нельзя было какой-то магией этот риск убрать? - поинтересовался он осторожно. - Чтобы точно получилось с одного раза?
Морриган рассмеялась и погладила его плечо.
- Это и была магия, чтобы получилось. Риск, что не выйдет, так отчётлив лишь у людей. Другие живые существа действуют надёжнее.
Алистер вздохнул. Потом осторожно повернулся, чтобы краем глаза видеть её лицо.
- Значит, ты уже знаешь, что получилось? И теперь...
Он вдруг снова смутился, осознав, что говорит, и Морриган снова тихо рассмеялась.
Он никогда не слышал от неё такого смеха.
Наверное, это можно считать за ответ.

Сурана встретил его недалеко от дверей покоев, прямо в коридоре.
- Ну? - спросил он тут же, не скрывая то ли напряжения, то ли любопытства. - Как оно было? Получилось?
Алистер осторожно покосился на полоску света от камина, выбивающуюся из дверной щели, которую он оставил приоткрытой. А потом, понизив голос, тихо сказал приблизившему к нему лицо эльфу:
- Она превратилась в паука.
Тёмные глаза Сураны расширились почти до кругов, и Алистер, не выдержав, прыснул от смеха, словно мальчишка. Попытался прикрыть себе рот рукой, правда, без особого успеха.
- Шутишь?
- Нет. Ох, Создатель, если у меня тогда было такое же лицо...
- Прямо в процессе превратилась?
- Ага. - Он кое-как унял смех, несколько раз глубоко вздохнул и пояснил: - Сказала, так надёжнее. Ну, она женщина, и маг, так что - кто я, чтоб спорить?
- Но ты смог? - спросил Сурана уже осторожнее.
Алистер посмотрел мимо него, снова вздохнув и выпрямив плечи.
- Я - смог.
- Я тобой горжусь. - Сурана поглядел на него с уважением. Потом положил узкую ладонь ему на плечо и уже серьёзнее добавил: - И... Извини, что вам пришлось этим заниматься. В смысле, что тебе пришлось.
- Да ладно тебе, - Алистер махнул рукой. - Я знаю, почему ты не хотел, хотя она предложила тебе первому. Даже в спальню твою пришла. А я, ну... Кто-то должен был это сделать, так? Раз есть шанс. Она хотя бы честно мне всё объяснила. Я согласился и взял ответственность и всё такое.
Это то, что ты делаешь, когда становишься королём и другом. Когда становишься мужчиной. Берёшь на себя ответственность и делаешь то, что будет лучше для всех, даже когда ещё не знаешь сам, как к этому относишься. Иногда нет времени на то, чтобы возиться со своими чувствами и ждать, пока они соизволят стать понятными. Иногда нужно делать.
- Она ценит то, что это сделал именно ты, - помолчав, сказал Сурана. - Я уверен, что ценит.
- Я знаю, - задумчиво отозвался Алистер, снова поглядев на свет из приоткрытых дверей. А потом вдруг повернулся к нему и спросил: - Слушай, ты же маг. Я у неё не спросил одну вещь, постеснялся, что ли, не знаю. В общем... Как думаешь, у моего сына ведь не будет восемь ног или что-то такое?
Сурана молчал ещё несколько секунд, глядя на него очень странно.
- А что у него душа архидемона будет, тебя не смущает?
Алистер развёл руками.
- Смущает. Но тут, как я думаю, поздно спрашивать.
- Слушай, ну откуда мне знать? Я никогда не... - Он запнулся и поглядел в сторону. - Не зачинал детей в форме паука. Я вообще эту магию не знаю. У Морриган спросить не хочешь?
- Будить её ради такого вопроса? Нет уж. Я предпочитаю умереть завтра в бою, а не сегодня в твоей койке.
- Кстати, об этом. Я правильно понимаю, что спальню я свою сегодня обратно не получу?
- Извини. Найдёшь, где поспать последнюю нормальную ночь в жизни?
- Нормальную! - Сурана усмехнулся, покручивая в пальцах почти незаметную золотую серьгу в ухе. - Да уж найду, не переживай, ваше величество. Ты сам только пару часов прикорни, пока будешь охранять её сон. А то глупо будет завтра проспать выход на главное сражение.
- Да кто б мне дал...

- Пошевелишь - прокляну, - сонно пробормотала Морриган, не открывая глаз, когда он вошёл.
- Ведьма, - тихо ответил Алистер, улыбнувшись.
Она улыбнулась в ответ, тут же спрятав лицо в подушку, после чего он пришёл к выводу, что она и правда спит. Нормальная Морриган, пребывая в сознании, никогда бы ему так не улыбнулась.
Если честно, он бы предпочёл, чтобы эта их первая ночь случилась по-другому - и по другому поводу, по любому нормальному поводу, а не: есть ритуал, чтобы избежать смерти Серого Стража, наносящего последний удар архидемону, для этого нужно зачать с каким-нибудь Стражем дитя и использовать его как сосуд для этой души, снимай штаны и не сопротивляйся.
Но это же Морриган.
Алистер согласился, по многим причинам, не скрывая от себя обиды за то, что она пожелала не его самого, а возможности сделать то, что задумала. Стражи получат возможность выжить, Морриган - своё дитя-сосуд, которое, может, и не увидит никто никогда, она ведь с самого начала объявила его только своим, а там... Ещё выжить надо.
Сейчас Алистер смотрел, как она спит - или притворяется, что спит, - и думал, что, может быть, не так уж неправильно было то, что он согласился.
Она могла не испытывать к нему ничего, кроме лёгкой дружеской благодарности в некоторые моменты, и снисходительного раздражения во все остальные. Ну, пусть.
Зато он смог дать ей что-то, чего она хотела, и теперь она станет немного счастливее. Если они завтра победят, и если переживут эту битву - а Алистер почему-то был уверен, что Морриган переживёт. Должна. Теперь-то точно.
...И, в конце концов, он не сбежал и довёл дело до конца, когда она сделала вот эту штуку с пауком.
И ей даже понравилось.
Это ли не повод для гордости в последнюю ночь перед решающей битвой?
- Если мы потом так и не увидимся, позаботься о нём, - тихо прошептал он, садясь рядом и осторожно укрывая её одеялом. - И о том, чтобы у него было две ноги, ладно?
Морриган снова улыбнулась, и теперь Алистер точно был уверен, что она крепко спит.
И одновременно - что она его услышала.

@темы: dragon age, фик: dragon age, обрывки

---

когда ты умный, осторожный и слишком стар для всего этого дерьма(тм), но некая часть твоей личности (я знаю, пожалуй, какая) в большинстве вопросов действует по четкой схеме:

1. обдумай перспективы.
2. прикинь цель и методы.
3. составь план.
4. ебошь мимо плана, мимо перспектив, мимо всего, ПОТОМУ ЧТО МОГУ, АХАХА
...
ладно, значит, план был плохой.
а я думаю потом, откуда у меня весь этот бспзд жизненный опыт, вы что, это не моё, мне подкинули.

про вомпов, источники и полевую лингвистику

*

не то чтобы предыдущий пункт касался прям вообще всех моих жизненных путей, но вот нпрмр я тут изучаю фандомные первоисточники.
ну, набегами.
и вообще-то у меня даже на них был план, даже плюс-минус гибкий, с вариантами по ситуации. ну и в итоге.

хочу:
- клановые новеллы последовательно
- подробности первого восстания анархов и торнского соглашения
- трансильванию и как владичка цепеш и собор плоти йорака не поделили
- поискать истоки той ебанины, которой закончилась история с илиасом
- читать про константинополь, орать, жрать успокоительные

хочу и могу:
- качнул беккетские баечки Jyhad Diary, будем смеяться много (я буду, ладно, вам просто придется потерпеть. такие дела.)

потому что, ну.
беккет, рассказывающий про себя эпичные баечки, как он везде побывал, все покрал, нигде не попался врагам, всякая дева ему дала, от охотницы до древних старейшин, а враги спать могут и бегают за ним отчаянно, очевидно, стоя в очереди сразу за охотницами и древними старейшинами, - крч, мери-сью-беккет это прекрасный мем, я его очень люблю, честно.
но я хочу конкретики.
мне надо глумиться прицельно :3

тем более, птиченьки напели мне слух, что беккет рассказывает баечки ладно бы про викоса, но еще и про остаточные следы дракона, а когда это я отказывался триггернуться об инфу про дракона?
наливайте, крч хдд

*

размышляю над тем, чем так очаровательна форма написания слова 3,14здец.
кроме того, что это просто красиво.
я не цензурю мат в своей речи без прямо вот настоящей необходимости. но это даже на цензуру не похоже.
возможно, дело в том намёке на невысказанную бесконечность, которую выражает эта константа, придавая слову легкий оттенок бесконечного ужаса и отчаяния.
математики знают толк в таких вещах, я читал.

@темы: рефлексия, изощрённый лингвизм, wtf vtm

---

я помню про оставшиеся тексты, правда.
и ещё про ту тысячу пунктов, которые у меня висят в списках.
просто ну. постепенно.

забыл, как в фандоме переводят стат селерити, но у меня она на ту же двоечку, что и финансы.
по одному пункту на каждую руку, которые очевидно никуда опять не доходят.
на ноги нету.

олсо, здесь было место для ещё пары не менее смешных втм-шуток, но у меня сломался сон и с ним часть мозгов, отвечающая за интеллектуальную (ахаха, нет) жизнь, так что извинити.
впрочем, большая часть того, что в фандомной части кажется мне смешным или как минимум весёлым, как-то не очень дешифруется окружающими, так что потеря небольшая.

также олсо, всё ещё думаю, где запилить запасной бложик просто так для трёпа.
и чот как-то. большая часть всяких других блогоплатформ годятся явно не для такого.
неужели придётся создавать трёп с содержанием?
о нет. только не это.
к такому меня жизнь не готовила.

пойду посплю.

@темы: полевое

---

все любят посты о погоде

я не говорю, что у нас тут ощутимо zharkovato, но --

впрочем, погодите-ка

если бы я практиковал фистинг, то сейчас у меня была бы возможность для охлаждения с благодарностью совать руки в довольно прохладные глубины людского внутреннего мира.
мысль о том, что внутри всех этих людей вокруг меня всего-то +37, снижает мою стандартную мизантропию на порядки.

а у моих партнеров, кстати, была бы возможность послушать всеми имеющимися в них естественными и искусственными отверстиями интерактивную лекцию про легендарные российские паяльники 90-x.
я думаю, ощущения имели бы некоторое сходство.

я знаю, что это не смешная шутка.
но неожиданные +40 настраивают на философский лад, сами понимаете.

пользуясь случаем, благословляю того, кто придумал хранить пробы на минус тридцаточке и удаляюсь практиковать фистинг с лабораторными холодильниками.

@темы: полевое

---

да, это снова костяные цветы.
потому что у меня настроение постить цветы. вы понимаете.

www.craftscouncil.org.uk/directory/maker/emma-w...

@темы: видеть, ссылк, little cute inner tzimisce

---

накопилось всякой личноты

почти случайно задаю себе вопрос, что успело случиться с моей гендерной дифорией за эти несколько лет? или тем, что мне ею казалось, за неимением более точного термина.
кажется, ответ в том, что меня занимают более насущные проблемы.

промежуточный мониторинг, очень кусочками

- раздражает ли меня все ещё стабильность, физические ограничения, накладываемые на мое тело и состояния половыми характеристиками? да, безусловно.
примерно так же, как раздражает плохой контроль над любой частью своего тела или реакций.
но меньше, чем раньше - я изучаю эти вещи и отчасти могу изменить, и отчасти понять функционал. это интересно.
раздражают ли меня люди, игнорирующие мои гендерные игры, обращающиеся ко мне не в том роде, что я указываю? да, иногда.
примерно так же, как раздражают те, кто тыкает мне в неожиданном месте или раздаёт советы, где о них не просили.
и уж точно меньше, чем раньше - потому что с большей частью человечества мы друг другу никто и нам достаточно плевать друг на друга, чтобы это стоило времени или разборок.

- мне все еще интересна эта тема, но она стала для меня более абстрактной, что ли.
отчасти это вылечило меня от болезненной чувствительности и дало большую свободу в отношении к вопросам пола и гендера вообще.
когда это произошло? не могу сказать.

- вещи, которые у меня болят в области важного, кажутся мне серьёзнее одного параметра из пары десятков.

- если бы сейчас я решил отрезать себе часть органов и пришить другие, получив какой-то удобоваримый результат - изменились бы мои отношения с собственным телом и той частью личности, которая строится на опыте мужского/женского?
стали бы эти отношения менее инструментальными?
не думаю. в конечном итоге, эта часть моего восприятия себя и мира вокруг - у меня есть и другие, честно, я вполе живой кусок мяса, крови, нервов и прочих интересных носителей для обвм - не ограничивается гендерной сферой. оно так в большинстве плоскостей. так что вряд ли радикальная хирургическая смена пола дала бы мне принципиально иные отношения с собой.
хотя когда-то мне нравилась эта иллюзия.

- в отличие от ядерных, официально диагностированных и каких там еще по-настоящему страдающих людей с дисфорией - я в какой-то степени читер.
мои реальные поломки - большая их часть - лежат не в этой плоскости.
их я постепенно изучу тоже.

- то, что злит или причиняет боль мне - в какой-то момент принимало и такую форму тоже, и от неё ещё осталось что-то в моих ощущениях и привычках.
но я сомневаюсь, что эта форма окончательна.
мне все еще бывает от этого плохо - но, пожалуй, так же, как бывает плохо от любых других ограничений, вписанных в мои гены и мой опыт.
я склоняюсь к тому, что это нормально.

- да - я всё ещё хочу большей свободы во владении собой как инструментом. в плане гендерно-половых вопросов - в том числе. на уровне физического и социального, на других уровнях, если они есть и когда я смогу их понять.
в идеальном мире я хочу однажды получить возможность использовать опции мужского, женского и лежащего между ними - и возможность не пользоваться ими вообще, если мне будет нужно.
отчасти я это могу. в некоторых местах - почти нет.

- в выражении мужского и женского на разных уровнях, от биологии до ритуально-культурных игр и опыта, отпечатанного в сознании, есть масса интересного и функционального.
я больше не испытываю желания разрушать рабочие части собственного тела, идентичности, сознания и души, только потому что не чувствую себя в состоянии изменить их.
они могут мне пригодиться - и я буду не против дополнить их противоположным, когда найду возможность.

- идеального мира у меня пока нет.
в том, который есть - когда у меня будет время и настроение, я обязательно посмотрю, что можно сделать на этом этапе.

- так всё просто звучит.
но у меня ушло довольно много времени, чтобы прийти к этой точке изнутри себя. по моим меркам, по крайней мере.
следующий контрольный замер ещё лет через несколько надо будет поставить.

- хотя нащот сисек всё-таки не уверен, может быть, всё-таки однажды избавиться однажды, чисто из эстетических соображений? по-моему, мне пойдёт без них. или пригодятся, пусть будут? это ж сколько гемора будет, если избавляться...
поставлю себе этот вопрос в список охуенно важных вопросов на ближайший десяток лет.

@темы: рефлексия

---

а почему бы кстати

не начать заново собирать списки всякой лирики и рабочих саундтреков.
это The Pretty Reckless и они очень нежно шагают по всем моим крэковым клипам в голове годные, в общем.

ещё немного

ps. я вспомнил, чего мне не хватало в этой жизни.

@темы: музыкальный бордель

---

вомпы-ау - 5

мы прерываем нашу программу, чтобы впилить ещё кусочек текстоты между делом.
всё, теперь пошёл дальше по списку. мне просто надо было это куда-то зафиксировать.

про вежливость и умение держать себя в руках.
агата внезапно человек (нимношко).

Когда-то очень давно бабка рассказывала про ангелов.
Кому-то из старших, конечно, кто ещё понимал язык - но можно было слушать краем уха и улавливать отдельные фразы, а про остальное потом догадываться. Когда ты совсем маленький, некоторые вещи понимаешь, даже не зная точно, и они остаются в глубинах твоей памяти, чтобы всплыть однажды потом, когда совсем не ждёшь.
Агата никогда не помнила всех этих запутанных обрывков историй. Те были замешаны на старых деревенских приметах, которые мало кого интересовали в новой стране, так и не ставшей для старухи и её детей родной. На клочках воспоминаний непонятно о чём, с каждом годом тающих в её памяти быстрее, чем пустела привезённая с собой из-за океана рюмка на столе. На никому не известных книжках, в которых она читала молитвы, уже не видя шрифта, но продолжая водить по страницам заскорузлыми грубыми пальцами. Что-то про боженьку, ангелов его и даждь нам днесь.
Однажды кто-то из старших спросил её про тех ангелов. Видела ли она их хоть раз на самом деле, и красивые ли они.
Бабка тогда отняла руку от книжки и поглядела на внука слепыми заплывшими глазами, пока остальные ржали над этим тупым вопросом, не замечая даже высунувшуюся из-под стола маленькую Агату.
Бабка спросила: знаешь, как бог забирает душу на небо?
Перед смертью к тебе приходит ангел, красивый, детонька, такой красивый, что умрёшь, только поглядев на него. И ангел забирает твою душу с собой. Нельзя поглядеть на ангела и не умереть, если ты не святой.
Позже, гораздо позже, Агата вспомнила рассказ бабки первый раз за много лет - и только тогда поняла, что старуха имела в виду, даже если сама не знала точно. В ту ночь она поняла, от чего умирают люди, увидевшие перед собой ангела.
Они умирают от страха.

Холодная вода течёт по рукам, обнимая их коконом - не слишком ласковым, но так даже лучше. Усталость и напряжение лучше смывать тем, что хорошо ощущаешь.
А усталость и напряжение этой ночью больше не нужны.
Она трёт пальцы короткой щёткой, смывая мыло, тщательно выскребает из-под ногтей засохшую кровь и следы реагентов. Вода успокаивает раздражение, смывает и грязь, и часть того, что нужно было сегодня делать, оставляя лёгкую ломоту в суставах и сухожилиях. Совсем слабую, даже в чём-то приятную.
Не более ощутимую, чем та, которая живёт в них какое-то время после того, как их изменили.
Агата выключает воду и выпрямляется, берёт в руки чистое полотенце. Аккуратно вытирает ладони и пальцы, придирчиво осматривая побелевшую кожу, чуть красноватую на кончиках пальцев и возле ногтей.
Ещё есть время, чтобы проверить нужную часть дома, убедиться, что всё подготовлено, ещё раз проверить собственный внешний вид и руки. Не самый важный пункт, в руках важнее всего их рабочее состояние, но сейчас её работа состоит и в проявлении вежливости - до той черты, где это возможно.
Вежливостью не стоит пренебрегать без необходимости. Это она усвоила достаточно давно и хорошо, чтобы некоторые вещи делать автоматически, не тратя на них раздумий.
Библиотека, основной зал, гостевые комнаты на первом нижнем этаже. Двери во второй блок закрыты, как и большинство остальных дверей сейчас. Второй этаж - туда даже не приближаться. Агата проходит по коридору, проверяет замки на некоторых дверях, останавливается около небольшой полки в конце. Поглаживая кончиками пальцев её тёплый край, снимает трубку старого, ещё на пружинном проводе и с изогнутой трубкой, телефона.
- На месте, - лаконично говорит Фархад. - Наши приняли груз.
- Хорошо. Сколько у нас времени?
- Часа полтора им хватит, если грубо. Вам этого будет достаточно?
- Не смеши. У меня давно всё готово.
- Значит, не задерживать движение. Проследить их надо?
- Нет нужды, - говорит Агата. В её голосе даже перед Фархадом не звучит и сотой доли той эмоции - не отношения или мыслей, просто эмоции - которую у неё вызывает эта фраза. Но это нормально. Это тоже часть того, чему она учится. Помолчав, она спокойно повторяет: - Он сказал - нет нужды.
И вешает трубку.
Коридор погружается в привычную тишину, слои которой лежат вокруг, пронизывая дом, создавая свой едва ощутимый узор, когда-то давно казавшийся ей лабиринтом - пока она не научилась ощущать его, как карту. Тишина успокаивает, напоминая о том, в чём состоит её задача сейчас.
Агата поднимается обратно на первый этаж, через верхнюю библиотеку возвращаясь в основной зал. Останавливается перед высоким зеркалом, рассматривая собственное лицо и мягко пощёлкивая суставом большого пальца.
Это лицо кажется ей достаточно привычным - и носить его уж точно не более странно, чем все те, что она носила до этого. Чуть наклонив голову в сторону, Агата проверяет его, словно настраивая музыкальный инструмент, одно движение за другим. Поднимает бровь, потом обе, обозначая невысказанный вопрос. Растягивает губы в улыбке, потом - в другой, менее искренней и, как ей кажется, более выразительной. Впрочем, это бывает труднее просчитать заранее. Она щурит глаза, хмурит брови, рисуя между ними несколько тонких складок. Приоткрывает губы, артикулируя беззвучно несколько простых фраз, следя за движениями своего лица, за тем, насколько чётко видно сжатые зубы. Снова улыбается.
Часы за её спиной показывают полчаса до полуночи, и когда Агата сквозь зеркало встречается с ними взглядом, её лицо снова обретает ровное выражение, не требующее сознательного движения мимических мышц. Если всё сделать правильно, они в ближайшее время не понадобятся.
Она невероятно ценит то, с каким внимательным интересом создано подаренное ей лицо. Просто предпочитает не злоупотреблять им, когда в этом нет необходимости.
Взгляд часов продолжает следить за ней сквозь отражение, но она чуть заметно качает головой, и через некоторое время он устремляется мимо неё, теряя подобие осмысленности.
Разумеется, она предпочла бы быть не здесь.
Если бы ей предложили выбирать, она осталась бы там, в помещениях ниже первого подземного этажа, за вторым блоком. Она изучала те части ритуала, которые касались подготовки, в конце концов, она умеет заставить других гулей двигаться достаточно быстро и оказываться в нужных местах именно тогда, когда нужно. Она могла бы помочь, как помогала с другими ритуалами до этого. И даже если бы это не понадобилось, она могла быть там просто на всякий случай, лишний контроль не бывает лишним.
Агата снова бросает взгляд на часы и даёт себе ещё пятнадцать минут на размышления.
Он представляет себе три соединённых зала с высокими потолками, горящие свечи и расчерченные поверхности рабочих столов, часть - свободные, сдвинутые под нужным углом. Пламя и вода, живая плоть, мёртвая кровь, ждущая своей очереди. Агата видела здесь многие вещи, которые казались даже сложнее, в некоторых участвовала сама, и если бы её участие не было полезным, она бы знала. Она поняла бы очень хорошо и сразу, после первой же серьёзной ошибки. Но Агата никогда не позволяла себе таких ошибок, и он это знает.
Просто сейчас её главная работа заключается в другом.
Знание, вера, твёрдая рука - она повторяет это, как простую мантру, молитву-расходник, потому что разбрасываться другими недопустимо.
Сейчас от неё требуется не знание и не вера.
Рассудком она понимает, насколько важны такие вещи - особенно с учётом того, что никому другому в этом доме такого не поручают. Мысль о том, что ей по-прежнему доверяют, несколько уравновешивает её тревогу.
Но всё-таки, глядя на то, как медленно движется стрелка на часах, Агата невольно прислушивается к тишине в доме - и к тем звукам, что скрыты под её переплетёнными слоями, которых не уловишь отсюда.
Иногда Агате кажется, что тишина отвечает ей - просто на языке, которого она пока не знает.
Но она умеет учиться.
Может быть, это единственное, что она умеет по-настоящему.
Может быть, за это он её и выбрал.

Лампы - неяркие, но стабильные, позволяющие видеть весь коридор без усилий - горят с обеих сторон. Прохладный ночной ветер теряется в дверях, дотягиваясь в глубину дома лишь небольшим робким сквозняком, когда не знакомый ей лицом, но безусловно знакомый по движениям чужой гуль открывает дверь, которую она попросила отпереть до этого.
- Его высокопреподобие, архиепископ Йоханнесбурга.
Агата кивает и делает несколько шагов навстречу, встречая гостей. Опускает голову, обозначая традиционный поклон, замирает в нём на несколько мгновений, прежде чем выпрямить спину и встретиться взглядом с гостями.
- Добро пожаловать, - произносит она, складывая ладони под грудью. - Господин Тамаш.
Архиепископ слегка склоняет голову в ответ, и то же делает смуглый худощавый юноша, стоящий возле его плеча, когда встречается с ней глазами. Долю секунды она позволяет себе изучать выражение его лица, но затем снова поворачивается к тому, кого он сопровождает.
- Здравствуй, Агата, - негромко произносит Матьяс Тамаш.
Она помнит их обоих, помнит очень хорошо большинство деталей - даже странно для этого клана, так легко меняющего формы и символы, даже врезанные глубоко в плоть. Архиепископ выглядит старше, чем ей казалось. Присмотревшись, Агата понимает, что изменения всё-таки были, просто не в самих чертах, а в том, как они замирают, обозначая движение. Молодого каинита, его дитя и чересчур верного спутника, она помнит даже лучше - возможно, именно поэтому ей кажется, что в нём не изменилось ничего вообще.
Она не удивлена, что оба узнают её в ответ.
В другой ситуации это могло бы польстить.
- Мы рады видеть вас в этом доме в качестве гостей, пришедших добровольно и с открытой рукой, - говорит она позже, проводя их по коридору в сторону лестницы и дальше - к гостевым покоям. - Пусть следующие три ночи будут для вас здесь спокойнее, чем был путь, который вы проделали, чтобы нанести этот визит.
Матьяс кивает со сдержанной благодарностью, которую надлежит столь же официально передать хозяину. Агата открывает вторые двери и проводит гостей по винтовой лестнице вниз.
- Мне поручено позаботиться о вашем комфорте со всем тщанием. Я покажу вам комнаты, которые будут в вашем распоряжении - как и вся безопасная часть дома. Фархад предоставит вашим слугам нужную помощь и указания, но, разумеется, ваша земля останется неприкосновенна, если вы не пожелаете иного. И, разумеется, - она включает светильники в нужном направлении и снова встречается взглядом с Матьясом, краем глаза замечая, как поджимает губы, оборачиваясь, его спутник, - если вам что-то понадобится, дайте мне знать. Как гости вы имеете право не терпеть неудобств.
Юноша за плечом архиепископа шёпотом произносит несколько французских слов, и тот смотрит на него, неодобрительно покачивая головой.
Агата открывает первую из гостевых дверей, не вмешиваясь.
- Я также приношу все необходимые извинения, - добавляет она учтиво, не меняя выражения лица, - от имени примаса и от своего собственного, за этот урезанный приём. Вы прибыли в разгар важной работы, требующей много внимания, но как только она будет закончена, мой мастер примет вас лично со всеми надлежащими обрядами. Я надеюсь на ваше понимание и уповаю на ваше терпение, архиепископ.
Матьяс кивает снова, признавая формальную часть близкой к завершению. Агата не член секты в истинном смысле слова, а с гулями нет нужды проводить больше церемоний, чем необходимо для обозначения позиций.
- Передай своему мастеру, что мы благодарны за согласие на эту встречу. - Помолчав, он снова встречается с ней глазами, на этот раз - прямо и без лишних ритуальных жестов. - Ты имеешь право сейчас говорить от его имени?
Агата колеблется пару секунд.
- Отчасти.
- Хорошо. Я правильно понимаю, что этой ночью... - Он слегка наклоняет голову, не скрывая неторопливой аккуратности, с которой подбирает слова. - ...Нас будешь сопровождать ты?
- Кроме моментов, которые могут потребовать моего присутствия в другой части дома, - кивает она, давая понять, что опознала вопрос - и давая на него максимально вежливый ответ. - Но моя задача состоит в том, чтобы таких моментов было как можно меньше - и, безусловно, в том, чтобы не тревожить ваш покой больше необходимого. В остальном - вы можете обратиться ко мне в любой момент, архиепископ.
- Хорошо, - повторяет Матьяс, и Агата снова замечает краем глаза, как юноша в другой части комнаты делает несколько шагов вдоль стены, осторожно касаясь её ладонью и старательно не глядя в их сторону. - Я хотел бы поговорить с тобой через час о цели нашего визита.
- Зал на основном этаже будет в вашем распоряжении, как и остальная доступная часть дома. Я позабочусь о том, чтобы вы не испытывали нужды в крови или иных необходимых вещах, и через час буду готова обсудить то, что вы захотите передать. - Она достаёт два кольца с латунными ключами. - Слуги принесут ваши вещи в эту и две следующие комнаты, но вы можете приказать им распределить их так, как вам будет удобно. Фархад владеет основами венгерского языка, если это будет для вас удобнее.
Последнее - не подколка, ни в коем случае, Агата ни разу на своей памяти не слышала в речи архиепископа проблем с английским. Она, если быть честной, сама до конца не уверена, зачем добавила эту фразу.
Матьяс обозначает на губах отстранённую усмешку.
- В таком случае, пока это всё. Через час. - Он поворачивается в сторону, больше не задерживая её. - Анри, ты можешь...
Агата слегка наклоняет голову, прощаясь, и выходит из гостевых покоев прочь.
Допустимый уровень вежливости позволяет ей не оборачиваться.

Фархад смотрит на запертые двери на вторую лестницу.
Смотрит внимательно, не двигаясь и обхватив себя руками за плечи, словно взглядом на ощупь проверяя ручки и скрытый под металлической пластиной замок. Подойти ближе он не смеет, но взгляд Агата слишком хорошо понимает.
Какое-то время она наблюдает за ним молча. Потом негромко говорит:
- Радуйся, что ты сейчас не там.
Он слегка вздрагивает, раздраженно оборачивается к ней. Но когда заговаривает в ответ, голос остается спокойным, почти презрительно равнодушным.
- Я смотрю, ты - радуешься.
- У меня есть дело, - напоминает она.
Фархад отворачивается, снова вперяя взгляд в створки дверей.
Он не знает, что точно происходит в той части дома, понятия не имеет о том, чем был занят его мастер последнее время, но он чувствует - Агата снова слишком хорошо его понимает - они оба чувствуют. Похоже на запах, но ощутимый не обонянием, а чем-то глубже - поэтому не можешь даже назвать, но узнаешь безошибочно.
Запах его крови.
Фархад наверняка ощущает острее сейчас - он нечасто бывает в доме и получает свою порцию реже, чем Агата. И он не жил здесь последние недели, чтобы привыкнуть постоянно ощущать в воздухе пусть слабый, но неотвратимый отголосок, кажется, почти готовый осесть на языке, коснуться горла - и слишком эфемерный, чтобы это сделать.
Но он не пойдёт против сказанного, Агата знает это. Никто из них не пойдёт, даже если их лишить крови на долгие недели или месяцы. Впрочем, месяцы - это много, сама Агата переживала такое только однажды и, как ей кажется, более-менее достойно выдержала это испытание. Просто она не любит об этом вспоминать. Она не сомневается, что если бы Фархад не выдержал достойно своего - каким бы оно ни было - он сейчас не находился бы здесь, или выглядел бы иначе.
Поэтому Фархад останется стоять в зале, гипнотизируя взглядом двери и не смея сделать к ним шага, когда она пойдёт дальше.
- Через час этот зал понадобится гостям. Поговори с их гулями - если им нужно показать, куда тащить ящики, лучше сделать это сразу.
Фархад не отвечает, только дёргает плечом с тихим хрустом, а Агата не оборачивается на него, чтобы разглядеть в это в подробностях. В этом нет необходимости - Фархад знает, что она никогда не скажет в этом доме чего-то, что будет направлено против его хозяина, а Агата знает, что он никогда не сделает того же, если не хочет жалеть об этом очень, очень долго.
В каком-то смысле у них почти идеальные отношения.
Хотя, если быть совсем честной, в глубине души она предпочла бы, чтобы он оставался на периферии, а не маячил под ногами именно сейчас. Там, где он работает лучше всего. Но она никогда не скажет этого вслух, даже не запишет - потому что, если ему приказали или позволили быть здесь, это должно быть зачем-то нужно. Может быть, на случай необходимой защиты или в качестве наблюдателя. А может быть, он всё-таки сделал однажды что-то не совсем правильно, и этого достаточно, чтобы позже он всё-таки спустился на тот этаж, куда сейчас никому нельзя, и добавил несколько капель своей верности в то море, которое сейчас неслышно разливается там, внизу.
Агата пока не думает о том, сколько мгновений колебалась бы она сама, если бы спуститься для этого предложили ей.

Не её дело - судить о том, как меняются оттенки тишины, протянутой по дому, словно нити невидимой нервной системы. Чаще всего она понимает, что кажущиеся ей изменения - температура, касающийся воздуха холодок, почти не заметное движение внутри стен, едва ощутимая вибрация - происходят из её собственного разума или тела, из тревоги и желания знать больше, чем ей можно сейчас. Агата понимает.
Но всё-таки это немного успокаивает - пустой коридор, тишина в котором остаётся всё такой же сосредоточенной, как накануне, чуть тепловатая по сравнению с воздухом вокруг стена под пальцами, тусклые бронзовые лампы, света которых достаточно, чтобы...
Шаги.
Целая секунда проходит, прежде чем она понимает, что они принадлежат не Фархаду. Вообще не смертному.
- Агата?
Она оборачивается не сразу. Сначала вообще собирается сделать вид, что не услышала или занята - но в коридоре слишком тихо, и приходится напомнить себе, что её главная задача сейчас именно в этом.
Вернее - в том числе и в этом.
- Подожди, - просит он, подходя ближе. Именно просит, словно у него нет права просто сказать.
Агата поворачивается к нему и смотрит вперёд - по-прежнему учтиво и чуть мимо его глаз.
- Да? - произносит она только.
Анри останавливается в двух шагах от неё.
- Я могу с тобой поговорить?
- Разумеется, - она подчёркивает это слово едва заметно, лишь движением брови обозначая своё удивление - чтобы не возникло соблазна показать раздражение. - Я ведь сказала, что буду в вашем распоряжении. Но если вы хотите поговорить о чём-то важном - ваш сир намерен говорить со мной о деле, ради которого вы здесь, меньше, чем через час в зале первого этажа. Я предполагала, что вы так или иначе будете присутствовать, так что я смогу передать мастеру всё, что вы оба сочтёте нужным сообщить через меня. Вам не обязательно тратить время сейчас.
Её интонация остаётся ровной и достаточно любезной - она видит это по его лицу.
- Я хотел поговорить с тобой, - произносит он.
Агата молчит.
- Не с ним через тебя, а с тобой. Как... Тогда.
- "Тогда", - повторяет она, медленно прокатывая слово на языке, мелким обкатанным камешком пробуя на вкус. Поворачивает голову, посмотрев ему в глаза, и вкрадчиво интересуется: - Это - до того, как ты получил здесь то, чего хотел, чтобы при первой же возможности сбежать с проклятиями? До того, как твой сир... Как ты меня назвал тогда, прежде чем уйти? Я помню. Я выучила немного больше твоего языка с тех пор. Так ты хотел бы со мной поговорить?
- Нет. Всё было... - Анри хмурился, мотнув головой, и на его лице возникает отголосок того, что Агата помнила ещё с той поры, как он был здесь последний раз. - Всё было не так, ты сама это знаешь.
- Теперь ты будешь рассказывать мне, как всё было? - уточняет она. - Не нужно. С моей памятью не делали ничего, что могло бы ей как-то повредить.
- С моей тоже, насколько я знаю. Но почему-то это ты на меня обижена, хотя должно быть наоборот.
- Должно? - Она позволяет себе распахнуть глаза шире в возмущённом удивлении, хотя на самом деле ей хочется выразить это по-другому, совсем по-другому. Вместо этого она неслышно переводит дыхание. - Знаешь, а я ведь старше тебя. Не намного, пожалуй, но всё-таки. И я всё равно сделала эту глупость. Поверила, что если не твой сир в его гордыне, то хотя бы ты понимаешь смысл того, что он сделал, ты ведь помог мне узнать... И чем ты мне ответил. Я не должна была удивляться.
- Я - ответил? - Анри возмущён настолько, что даже забывает опасливо оглядываться и вздрагивать от любого шороха в доме. - Ты использовала меня. Затащила в койку, развязала мне язык и сразу же побежала с этой информацией к своему хозяину. Если бы не это...
- Я не пытала тебя и не допрашивала. - Агата смотрит ему в глаза, понимая, что не уймёт сейчас того, как стучит сердце, незаметно разогнанное гневом, но по крайней мере, ей хватит достоинства не демонстрировать его как-то ещё. Она надеется, что хватит, поэтому она просто смотрит ему в глаза и не сомневается, что он, каинит, слышит каждый удар её пульса. - Я пришла к тебе тогда, не тая ни единой мысли, потому что пожелала и потому что мне было позволено. И ты шагнул мне навстречу. Ты сам рассказал мне то, что тебя тревожило.
- И ты выдала всё ему! Ты дала ему возможность подставить Матьяса и меня заодно, воспользоваться этим...
- А ты ждал другого?! - Она взмахивает рукой, не зная, какими словами назвать это детское возмущение. - Что, по-твоему, я должна была делать с тем, что узнала? Вы представляли угрозу! Твой Матьяс несколько лет подбирался к нему со своими просьбами, одновременно протягивая другую руку в яму со змеями. Ты правда ждал, что я буду смотреть на это молча, ничего не рассказывая? Очнись, Анри, я - гуль. Ты не помнишь, каково это, что это значит?
- Я не...
Она усмехается, взмахом руки прося его не подходить ближе, и Анри закрывает рот до того, как успевает возразить.
- О, конечно. Ты - каинит, свободный, преданный лишь Шабашу и своей крови. Но попробуй вспомнить то время, когда ты сам ходил за своим будущим сиром и охранял его сон днём. Ну? Если бы ты тогда узнал, что какой-то сородич, уже пару раз пущенный в его дом, готовит переговоры с его врагами - ты не сказал бы ему? Не попытался предостеречь? Ответь хотя бы себе.
- Да понятия не имею! Я гулем был три дня. Ночи... Неважно! - Анри снова подходит, пытаясь заглянуть ей в глаза, и на этот раз она не отступает, стоя с прямой спиной и глядя прямо на него. - Почему мы опять говорим о нём? Пусть Матьяс с ним разбирается, я здесь не ради этого.
- Тогда ты прилетел зря.
- Слушай, я понимаю, что он наверняка разозлился тогда, что Матьяс его разочаровал, но ты? Ты не его часть. Не только. Ты... Человек, и у тебя есть воля, я ведь был с тобой, я знаю. - Он сжимает зубы, не моргая, смотрит ей в глаза, и она почти видит, как он удерживается от того, чтобы попытаться применить что-то ещё. - Ты действительно ненавидишь меня? За то, что я говорил и как ушёл после того, что вы сделали тогда? За то, что ты сама сделала со мной?
Это переходит все границы. Он сам не понимает, как звучат его слова?
- Ненавижу? - говорит она тихо, не отводя глаз. - Неправда. Вы оба не стоите ненависти, я знаю теперь. Мне всё равно, Анри. Мне плевать, что будет с тобой или с ним, когда вы выйдете отсюда. А теперь позволь мне делать мою работу.
- Ты действительно похожа на него, - с горечью бросает он тогда. - И у тебя теперь куда лучше получается. Такая же холодная манипулятивная с....
- Не смей, слышишь?!
Она шипит, замахиваясь для пощёчины, и лишь в последний миг останавливает собственную руку.
Сердце стучит в ушах, в висках, и только перетянутые много раз нервы и мышцы позволяют ей сохранить лицо. Пальцы даже не пытаются дрожать, хотя напряжение в них такое, что ломит изнутри.
Анри смотрит на неё округлившимися глазами, забыв убрать с лица оскал.

"Ты встретишь наших гостей, как подобает, и проследишь за тем, чтобы их визит не принёс проблем ни им самим, ни нам."
Она опускает руку.
- Ты - гость в этом доме. - Она говорит теперь спокойно, медленно складывая пальцы в замок и опуская плечи. - И я прошу прощения за свою несдержанность.
И Анри тоже опускает руку, а ещё через пару мгновений - отводит взгляд.
- Извини, - говорит он.
Кажется, искренне, и кажется, думая, что в этой искренности есть смысл.
- Ты не обязан извиняться передо мной. Ты это знаешь с самого начала.
Он молчит, упрямо качая головой.
Не нравится признавать, что разницу между смертным гулем и каинитом не сотрёшь парой ночей.
Всё ещё не нравится, хотя прошло уже несколько лет.
- Ты позволишь мне потом попытаться объяснить ещё раз?
- И ты не обязан спрашивать у меня на что-то разрешения.
- Это не то, что я хотел услышать, - помолчав, говорит он.
И Агата отвечает спустя несколько мгновений - так же тихо, надеясь, что на этом разговор можно будет закончить, и что ему хватит сдержанности сделать вид, что всего этого просто не было.
- Мне жаль.

Четки скользят в пальцах в тишине, и ее немного удивляет, что она не слышит их хруста. Как хорошо, что она - всего лишь гуль, с такой слабой способностью контролировать свои реакции. Ей казалось что она неплохо научилась - но этот последний разговор подействовал на неё так, словно вся эта история, которую она так и не смогла простить им обоим, случилась вчера.
Это никуда не годится. Анри действовал на импульсе, как и раньше, но Агата не должна была себе такого позволять. Разве она осталась здесь ради этого?
Тихий перестук чёток, мерные удары каменных бусин друг об друга - немного помогает привести мысли в порядок. Это было глупо, признаёт она, и это необходимо будет исправить.
Злость не имеет смысла.
Агате не слишком интересно, на кого она злится больше - на Анри, явившегося выяснять отношения теперь, когда уже тысячу раз поздно, на его сира, явившегося в самый неподходящий для этого момент по какому-то пустяковому поводу, потому что ему вздумалось что?.. Проявить уважение? Прощения попросить, может быть? И надеяться, что это не прозвучит издевкой?
Блаженны верующие, и не ей судить.
Может быть, сильнее всего Агата злится на саму себя - потому что сейчас следовало бы думать о других вещах. Ты имеешь право на свою недогоревшую злость и обиду, но они не должны вести тебя.
По сравнению с тем, что творится сейчас за тишиной в этом доме, за плотными стенами и закрытыми дверями, по сравнению с твоими задачами - возложенными именно на тебя, из веры в то, что ты справишься с ними, как справлялась до того почти всегда, - злость и обида имеют не больше значения, чем рябь на воде. Глубокой, непрозрачной воде, в которой не видно дна.
Когда-нибудь ты поймешь по-настоящему.
Агата понимает - больше верит в это понимание, чем ощущает его, - уже сейчас.
Поэтому она не задала Анри вопрос, который мог бы прекратить его попытки поговорить с ней сразу и надолго.
"Твой сир, которого ты так ценишь, дружбой с которым так дорожишь, что согласился на жертву, чтобы спасти его не-жизнь... Знает ли он, какую роль ты сыграл в том, через что ему пришлось пройти здесь?"
Агата не задала этого вопроса, но ей кажется, что она знает ответ.

@темы: черновое, блядские гены прабабушки, wtf vtm, обрывки

---

книжное клептоманство не истребимо во мне никакими переменами.
а уж когда это прямо легально, все равно вон тот короб более никому не нужен, ну или возможно завтра будет нужен, но...

я не занимаюсь сейчас гематологией, я вообще в другое, я даже не успеваю читать то, что у меня в электронном виде, куда там бумажным книгам.

нахрена мне три тома по гематологии родом из шестидесятых?
НЕ ЗНАЮ, Я ВЕДЬ ИХ ЕЩЕ ДАЖЕ НЕ ПРОЛИСТАЛ, ВДРУГ НУЖНЫ!
логика, уровень - бох.

...в который уже раз.
все соблазны мира одолимы, кроме вот этой фигни.

@темы: полевое

---

никак не определюсь, хочу всё-таки оставить этот дневник для личных записей с серьёзными щами, для фандомного упороса, тупо для текстов, или для бессмысленного ололо.
хочу, конечно, циклично все эти вещи и ещё десяток, но у меня и так уровень разделения себя на слои вплоть до трёх разных бумажных дневников, куда ещё?
буду дальше хотеть по кругу, как стрелочка по часам, ок.

рефлексия, немецкий, ещё немного книжки мьевиля
и почему моя внутрення жизнь такая дурацкая

*

намедни оказался в пальменгартене аж на час, был покатаем в лодке с вёслами.
довольно драматично был, будем честны.

ну, то есть, я не скажу, что мой навык грести в лодке с прошлого раз эн лет назад ухудшился - это физически малореально, я ещё не достиг такого уровня власти над плотью, чтобы достигать отрициальных значений своих статов, - но моя скромность и неопытность нивелировалась стараниями.
в очередной раз гребанув не туда, куда собирался, я смутился и скромным движением выломал вёсла из уключин.
ну, правда, потом вставил обратно. они, по ходу, привычные.

лодочка, не болей.

*

рефлексия и разбор эмоций - странная штука.
я начинаю серьёзно понимать людей, которых гипнотизирует смерть. не через личное, не как опыт потери чего-то присвоенного, а как явление. я начинаю понимать слёзы, вызываемые смертью, не имеющей к тебе личного отношения.

нежность, котики.
нежность способна вызвать больше слёз, чем любое горе или страх.
а нежность - это физическое ощущение хрупкости того, чего ты касаешься. это то, что ты чувствуешь, когда ощущаешь на всех уровнях хрупкость и недолговечность состояния, в котором находится живое.

экзюпери это был, да? эфемерный - это значит, тот, который должен скоро исчезнуть.
когда начинаешь ощущать нежность при виде абстрактной смерти, начинаешь что-то понимать.

(это место для фандомной вомпо-отсылки, Молли, я смотрю на тебя очень внимательно и с неожиданным пониманием. пора завязывать с этим уровнем откровенности, наверно.)

хирургический стол научил меня тому, какая жизнь прочная и сильная.
дохлый ёжик на дороге в полседьмого утра научил меня тому, какая она хрупкая.
путь моей внутренней эволюции чот как-то. ну.

*

всё ещё думаю про "Шрам".
она ещё и про то, как по-разному получают от сюжета те, кто пытается изменить статус-кво, и те, кто пытается его сохранить. про то, что изменение - это всегда риск потери. и про то, что шрамы - это ещё и свидетельства того, как тело восстанавливает то, что было до этого - рубцовой тканью пытается придать себе ту же форму, насколько возможно.
те, кто напрямую пытаются менять, ломая существующий порядок - теряют, умирают, пропадают.
те, кто пытается сохранить - меняются, обрастают шрамированной тканью, сами не замечают, как идут к новому.
эволюционный путь версус революционный, все дела. опять, опять.

Любовники хотели изменить не просто Армаду, а весь мир вокруг - в итоге их искусственный симбиоз развалился, он остался почти сломанный в Саргановых водах, она умотала в открытое море в одиночку на кораблике к цели.
Флорин Сак принимает Армаду как свой новый вроде как дом, подвергается окончательной переделке, решается участвовать в передаче сайласова послания кактам, невольно помогая кробюзонскому флоту найти Армаду - и теряет Шекеля, теряет окончательно оба дома, да и обретённое море едва не теряет.
Сайлас Фенек врёт всем и каждому, но в конце концов выясняется, что он работает на изменение уровня глобальной экономики-политики-военки, грубое изменение, буквально методом слома, прогрызания колеи - и не надо говорить, как он заканчивает.
Бруколак вроде бы хочет сохранить Армаду как было - но когда выбирает метод мятежа и сговора с гриндилоу, теряет большинство своих "детей", как минимум на время теряет Утера Доула и в конце концов оказывается распятым для казни под солнцем.
Йоханнес Тиарфлай, Аум, все остатки научной группы - гибнут, пытаясь починить аванка, которого грубым рывком вырвали из его среды и впрягли пахать вместо двигателя на идею Любовников.
даже Хедригалл - вроде бы против идеи Любовников, но не решается переть против неё, и в итоге одна его версия пропадает хрен знает где, другая - сходит с ума, едва не убившись в Шраме, среди тех, кого он считает мёртвым.

но та же Беллис - что бы она ни делала, её ведёт прежде всего желание вернуться домой и по ходу - сохранить Нью-Кробюзон от гриндилоу. сохранить и вернуть, а не изменить. дом и себя. и она получает свой шанс, только по ходу отмечая, что и она, и её идея дома уже хорошо изменились.
тот же Бруколак выживает, чтобы стать символом стабильности, вернуться в Сухую осень и следить там за порядком, получив бонусом плюс к симпатии своих подданных и прогулки Доула к нему на "Юрок" - при том, что у него вся эта история теперь написана на морде, и половина Армады треплется не только про то, к кому Доул шляется ночами, формально оставаясь при Любовнике, но и о том, кого Доул поддержит в случае проблем.
тот же Флорин, хороший, в общем, мужик - получает возможность прямо влиять на ситуацию, только когда действует напрямую в целях развернуть всё как было, мы не хотим разломать то, что есть. и у него получается. его слышат. его не слышали, когда он орал про Шекеля, а теперь слышат.

и так во всём.
грубые переломы способны вести вперёд, но они оказываются потерей.
сохранение и возвращение почти невозможны, но именно они оказывается путём к изменению.
и шрамы, шрамы, шрамы на всех уровнях, маркирующие это изменение и сопротивление ему.
это красиво. это мне нравится.

*

ещё про книжку - не могу избавиться от мысли о романтике, конечно.
над Армадой практически всю книгу стоит тень Любовников - ребяток, которые настолько увлеклись играми в слияние, что даже традицию шрамить возлюбленному лицо в знак страсти и присвоения зеркалили друг на друге, возводя в ранг святого фетиша.
это очень красиво.
но это ерунда по сравнению тем, сколько и каких шрамов наполучал немёртвый Бруколак после эпических пиздюлей от Утера Доула - потому что именно с Доулом он дрался во время мятежа последним, и только у Доула была возможность распять его под солнце.
и я думаю, котики, что Бруколак ему позволил.
потому что эта овер двухсотлетняя вампирская тварюка с лёгкостью раскидывала кучи народа во время мятежа - и с такой же лёгкостью до того ушатала Фенека со статуэткой, которого тот же Доул в тот момент одолеть не смог. выводы напрашиваются.
я не знаю, кто бы из них кого завалил, если бы они реально решили друг друга убивать.
но мне таки кажется, что Бруколаку очень не нравится идея причинять Доулу вред.

в общем, если кому-то было мало их ночных тайных прогулок, давней эмоциональной истории взаимоотношений, дурацкой вампирьей политической ревности, то эпилоговая часть додаёт примерно всё.
и то, что автор упоминает оставшиеся после этого Бруколаку шрамы именно на лице - ну... это, наверное, просто так.

*

инстаграм мой что-то мне немного надоел.
пока не придумаю, как переделать этот или про что делать новый, буду постить там дурацкую микроскопию с дохлыми листиками, дохлыми насекомыми и... не знаю, моим дохлым мумифицированным самоопределением в качестве постера картинок.
потом хз.

олсо, пролюбил пароль от дрима.
опять.
я мастер ведения аккаунтов где угодно, очевидно.

*

в немецком есть два основных глагола для обозначения слова знать.
разница между ними, на самом деле, опознаётся очень просто.
wissen - это знать вообще: из книг, из каких-то общих источников, из людей, абстрактно знать, получив информацию.
kennen - это знать из своего опыта, конкретно: встретив, пропустив через себя, попробовав.
наверное, то самое познать - должно быть именно kennen, если делать всё по-честному.

ich weiss den Weg.
oder noch: ich kenne den Weg.

крч, если бы между этими глаголами была промежуточная форма, это был бы я.

@темы: книги, рефлексия, изощрённый лингвизм, путеводитель по внутренним карпатам, полевое

---

о.о

для Clair Argentis, про Анри и Матьяса, что-то из глубокого далекого прошлого, какой-то момент истины, что-то из истоков их истории
я честно пытался в драгонагу, но пока не судьба т.т, отмажусь этими дурацкими котиками пафоса. потом исправлюсь.
зы. это не то чтобы далекое, совсем далекого у них нету. но кто как развлекался, чоуш.

(2 055)

- Я знаю, что ты задумал.
Они расходятся один за другим, по очереди целуют кольцо на его руке, искренне, не обращая внимания на то, как нелепо оно выглядит на бледной руке, почти до пальцев закрытой манжетой.
- Я не дурак.
- Ваше пре... - начинает один из них, бросив недовольный взгляд на его дитя, но Матьяс качает головой и коротко говорит:
- Иди.
И движение его руки недвусмысленно показывает, что только что проведенный ритуал можно и дополнить, если кому-то его было мало или он показался слишком мягким.
Когда последний молодой шабашит стаи скрывается за дверями, Анри подходит ближе. Глаза у него горят напряжением, почти не скрываемой яростью и обидой.
- Я знаю, слышишь?
- Тем хуже для тебя. - Матьяс хмурится, думая, есть ли у него основания не верить. - Читал мою переписку?
- А ты думал, я шутил, когда говорил, что твои аккаунты вскрыть даже тори-имбецил сможет?
- Грубо.
- Зато честно. Да? Не то, что некоторые, - едко говорит мальчишка, сцепляя руки на груди. - Ты самоубийца, Матьяс.
- Я знаю, что рискую. Не тебе судить меня за это.
- Конечно, не мне! То, что ты хочешь сделать, вообще-то называется у вас... У нас, Матьяс. Называется предательством. Ересью. И кто бы тебя за это потом ни судил, если ты вообще эту дурь переживешь...
- Рано или поздно кто-то начнет. Не мы - так следующие, может быть, кто-то из вас. - Матьяс смотрит на него, по возможности, не показывая раздражения его глупостью. - Если мы сумеем повернуть дело к выгоде для секты, это будет не зря. Даже если секта поймет это не сразу.
- Да ты сам себя послушай, а? Это все отмазки для бедных. Даже я это понимаю. Но сейчас, пока ты просто якшаешься с этими отморозками, никому нет до этого дела, до нас тут. Я почитал, что они тебе там плели, и неужели ты сам не видишь, что они двинутые? Но пока они никуда не суются, или пока пробуют и убиваются об случайные облавы, хрен с ними. А теперь ты по их наущению хочешь полезть в этот змеюшник, подставиться самому, подставить нас здесь... Какого хрена, Матьяс? Тебе мозги промыли, пока я спал? Ты считаешь, я вот так должен тебе позволить?
Глаза Матьяса сужаются против воли, и Анри смотрит в них, выдерживая взгляд с явным трудом, а его запал стремительно тает.
- А ты намерен мне помешать? Показать мою переписку кардиналу или еще кому-то? - Он делает шаг вперед, и Анри будто против воли пятится, сжимая зубы. - Или, может быть, уже показал? Расскажи мне, дитя. Облегчи душу.
Анри все-таки отводит глаза.
- Нет, - говорит он тише. - Ты сам знаешь, что нет. Пока еще.
- Тогда не советую ждать долго, - холодно говорит Матьяс, отворачиваясь. - Если ты все читал, то знаешь, когда и куда я собираюсь. Инквизиция умеет реагировать быстро, уж этому я должен был тебя научить.
Но Анри молчит, упрямо глядя перед собой, мимо его лица, и он понимает, что разговор только начался.
Впрочем, этой ночью у него есть время.
Может быть, последний раз, когда на такое - оно у него всё ещё есть.

Матьяс кладёт ладонь на его затылок, закрывает глаза.
- Мы так сосредоточились на верности традициям, что начали забывать, в чём суть изменения. Возможно, однажды Шабашу тоже придётся измениться - и кто-то должен начать это признавать. Сейчас у нас есть шанс оказаться этими "кем-то". - Он сам не уверен, говорит это из терпения перед чужим невежеством, или потому что просто хочет ещё раз кому-то сказать. - Если у меня ничего не получится, это останется, как ты и другие сказали бы, ересью. Если же мы сможем что-то сдвинуть вперёд...
- Ты ведь действительно в это веришь, да? - тихо говорит Анри, не поднимая головы и упираясь лбом в его лоб. - Что эта херня, которую вы придумали, не дурацкий бунт или что-то такое, а реально могло бы что-то дать? Шабашу, который это получит и выплюнет с отвращением, да ещё и огнём поверх пройдётся?
- Если бы я не верил, я первым сдал бы эту фракцию Инквизиции. Но мы стоим на вере, дитя. Если у шабашита нет веры - у него нет практически ничего.
- Типа, последний урок, - в голосе Анри негромко, но всё ещё звучит слишком человеческая обида, - прежде чем ты сгинешь в тремерских подвалах каких-нибудь, а я тут буду сидеть и охреневать, ничего не зная?
- Стая позаботится о тебе. Секта позаботится. На тебе не будет моих грехов, если ты не расскажешь им, что знал.
- Мне не нужна забота.
Анри отпихивает его в плечо, выпрямляется, делая шаг назад.
Матьяс понимает. Может быть, в большей степени, чем он думает.
Дело ведь даже не в человечности, ну, или не настолько в ней - иногда ему кажется, что когда это дитя выберет себе Путь просветления, к которому будет готово, некоторых вещей это в нём не изменит - каким бы тот Путь ни оказался.
- А что тебе нужно? - спрашивает он вкрадчиво. - Какой подарок на прощание ты хотел бы от меня получить? Ты заслужил это, раз проделал лишнюю работу, когда вскрывал мои письма.
- И не сдал тебя Инквизиции.
- И не сдал меня Инквизиции, - кивает Матьяс спокойно.
Анри отворачивается, колеблясь. Он всё ещё слишком много говорит, слишком много думает вслух - но постепенно учится и другому. Впрочем, половина его мыслей и чувств легко проступает на его лице, даже без Прорицания выдавая всё, что с ним происходит. Матьяс предлагал изменить это. Не настаивал, впрочем. Научится сам, когда станет нужно.
- Контроль, - говорит Анри наконец.
- Что?
- Знание, - поправляется мальчишка тут же, хмурясь, словно вдруг забыл половину языков, кроме родного. - Я хочу быть в курсе, знать, если они тебя убьют. Не сидеть дураком, дожидаясь, пока сюда явятся твои знакомые и поднимут вопрос о новом архиепископе. Не гадать по сетке, понимаешь?
Матьяс слегка наклоняет голову.
- Понимаю. Ты хочешь связь.
- Да. Хотя бы пинг. Что-нибудь, чтобы держать руку на пульсе. Хоть отзвон по мобиле или сигнал на пейджер какой, я не знаю. Коды тебе могу придумать. Или такую штуку...
- Анри.
Он говорит одно слово, и мальчишка снова впивается взглядом в его глаза.
Сейчас на его лице написано что-то вроде: я так и думал. Матьяс понимает, что как бы ни закончилась эта история для него самого, та мысль насчёт возможных Путей явно была преждевременной. Он знает и шабашитов, которые ухитрялись веками оставаться в рамках Человечности и даже достигать её высот - или того, что они ею называли. Может быть, у Анри и получится - если он выживет со своей импульсивностью, или если Геенна не наступит раньше, чем он об этом задумается.
- Значит, отказываешь.
- Я этого не говорил. - Матьяс смотрит на него внимательно. - Но я не буду там возиться с твоими электронными приборами. И уж тем более - позволять кому-то ещё это отследить. Даже потенциально.
- Я могу сделать надёжный канал...
- Стопроцентно надёжный - не можешь.
А если считаешь, что можешь, то учиться тебе нужно куда большему, чем я думал.
Но Анри не считает - несмотря на то, как зло смотрит на него в эти секунды, так что без слов понятно: будто ты что-то понимаешь в технологиях, чтобы рассказывать мне, чего я не могу.
Но он молчит, и Матьяс приходит к выводу, что здесь не ошибся.
- Я могу оставить тебе ниточку, - говорит он негромко. - Не такую, какую ты хочешь. И не такую, какие делают узами или ещё чем-то подобным. Но она позволит тебе, - он не стирает с губ невольной усмешки, - держать руку на пульсе, как ты хотел. Расскажет тебе о моей Окончательной Смерти, если я получу там войну, которую не смогу выиграть.
- И это будет, я полагаю, не маячок, который можно будет вшить в одежду? - помолчав, спрашивает Анри.
Матьяс улыбается шире.
- Почему же?
Он собирается сделать то, что до сих пор вызывает у него головокружение просто как идея. Этот маленький подарок перед тем - будет такой мелочью, если Анри согласится его принять.
В конце концов, он правда заслуживает знать.

- Была такая сказка, не помню, как давно. Я узнал её уже после своего Становления и, если честно, не сильно впечатлился. Наверняка много всего перевру. Но, по-моему, она нам сейчас подходит.
- Ага, - говорит Анри неуверенно. - Венгерская, что ли?
- Русская вроде. Не помню точно, в одной восточно-европейской стае с нами был малкавский антитрибу, он любил рассказывать такое. Наши сказки обычно не такие оптимистичные. - Матьяс не уточняет, что на его родине менее оптимистичный аналог есть и у этой сказки. - В общем, слушай. Там был некий витязь или кто-то такой, кого жена отпускала на войну и очень переживала, что он оттуда не вернётся.
Анри нервно фыркает, но комментариев не отпускает.
- Перед тем, как оставить дом, витязь подошёл к деревянному столбу и вонзил в него нож. Потом сказал жене: через три дня, когда я вступлю в великую битву, смотри на этот нож. Если лезвие покроется красной ржавчиной, значит, моя кровь льётся в этой битве без края. Если же лезвие почернеет - значит, всё совсем плохо, и мы больше не увидимся. - Он усмехается снова, глядя на выражение лица Анри, и аккуратно расстёгивает верхнюю пуговицу на его рубашке. - На третий день женщина стала смотреть на лезвие, вбитое в столб. Сперва то заржавело, как и говорил её муж, и она встревожилась. Потом почернело, и она испугалась. А потом она потянула нож из столба, и когда она его вынула, из прорехи на столбе рекой хлынула кровь. Тогда женщина поняла, что витязь пал в той битве, и больше ждать нечего. - Он снова смотрит Анри в глаза. - Дальше там была история про то, как она села на коня, отправилась добывать мёртвую и живую воду... Но эта часть нас не интересует. Наша сказка закончится на полученном знании, как ты и просил. Если мы ошибаемся, если я ошибаюсь - ты узнаешь об этом сразу, как я умру.
- И ты, значит, оставишь мне нож в столбе, который почует твою смерть. Вроде маячка. - Анри не двигается, продолжая зорко следить за его рукой и старательно не глядя на вторую. - Не уверен, что хочу это знать, но... Ну, тебя не смущает... Что у тебя тут вроде как нет подходящих столбов, чтобы легко было унести с собой?
Матьяс качает головой.
Ножи, которыми пользуются метаморфы, не всегда похожи на то, что описывают в сказках. Пожалуй, это был не самый эффективный способ моральной подготовки.
Возможно, Матьяс просто не слишком хорош в этом.
- Не сочти за оскорбление, дитя, - говорит он негромко, проводя пальцами по обнажённому плечу Анри и без предупреждения раскрывая первый слой его кожи, - но есть.

Выбравшись из его убежища, Анри долго сидит в безлюдном парке посреди города, пялясь невидящими глазами на недостроенную шахту, днём работающую аттракционом для туристов и обвешанную фонарями и дебильными надписями.
Ночной воздух скребёт по его коже, будто бы становясь немного холоднее - или он просто сейчас ощущает его иначе, пока не привыкнув... Вот к этому. К этой штуке, которую он обещал кормить собственной кровью следующие ночи, поддерживая в ней имитацию жизни, словно паразита, вросшего цепкими лапками под кожу.
Держать руку на пульсе с помощью клочка плоти, у которого даже пульса нет.
Как смешно, Матьяс, как охренительно остроумно.
Я уберу, когда вернусь. Или ты сам сможешь убрать, если захочешь, это не так уж сложно, а ты умеешь больше, чем год назад.
Как я узнаю, если ты действительно... Ей будет больно? Этой штуке и мне с ней. Она тоже умрёт?..
Ты просто узнаешь, дитя. Поверь. Это чувство ты ни с чем не перепутаешь.

Анри подозревает, что в этом есть нечто больное и неправильное, взятое не только с Пути Метаморфоз. В конце концов, он знает, что Матьяс уже немало лет стремится оставить его, чтобы ступить на другой - туда, где смерть и её позы в твоей жизни значат больше, чем простые выверты плоти и крови.
Может быть, то, что он связался с без пяти минут еретиками и придумал себе какой-то якобы новый способ совершить подвиг для Шабаша путём почти откровенного предательства - это тоже вроде реакции именно на то, как и сколько раз ему отказали в наставничестве.
Анри не уверен, что хочет знать все эти вещи и тем более - что хочет их понимать.
Он просто хочет, чтобы эта слегка шевелящаяся дрянь, прощальный подарок Матьяса, похожий на обрубок щупальца, застрявший под его кожей, никогда не понадобился ему в том качестве, ради которого был вручён.
Он не хочет знать, как именно почувствует, что его сир погиб где-то на другом континенте.

Когда это всё-таки происходит, он успевает понять только одно.
Это действительно не перепутаешь ни с чем.
И лучше бы это было больно.

@темы: обрывки