*письменный контрольный экзамен ок.
устный в четверг.

*убился на тренировке вчера и полетел под конец кувырком.
сижу с ссадиной и синяком на коленке, распухшим локтем и слегка приоторванным когтем. да, снова.
пора запомнить, что шинай агрессивнее боккена, и если держать его недостаточно прочно, он бьёт тебя по хвосту и отрывает тебе когти без помощи противника.
правильно делает, кстати.

*обрел две чашки мечты.
фотать нечем, но на одной стоит "kein kaffee ist auch keine lösung", на другой "ich bin [verboten] gut", и они объёмом больше полулитра. каждая.

*придумал хором с домашним гекселем тренировать заново левую руку на письмо.
если тупо садиться и исписывать страницу всем, что придёт в голову в процессе, такая шизофазическая красота вылезает. внезапно узнаёшь много нового.
я ещё подумаю, можно ли это потом кому-то показывать или проще сразу съесть.

@темы: учебля, кендо, полевое, физиологичная тварь

---

Немного о практических методах

bleach
рукия, акон, (условно) соде но шираюки
лёгкий пре-фемслеш, лёгкий сайнс-фетиш, а так - джен
таймлайн: пауза между присоединением бьякуи к восстанцам и финальной боёвкой
несостыковки, опечатки, передёрганности - возможны. дальше знаете
дисклаймер: куботайт.

4 879 слов

Едва край ширмы выскальзывает из тонких пальцев – вся конструкция мягко сдвигается и быстро, бесшумно возвращается в исходное состояние, закрывая вход наглухо. Рукия успевает скользнуть внутрь и отдёрнуть край хакама, который тонкая ширма почти зажимает – и оказывается наедине с полумраком и прохладной тишиной. Оглядывается, оправляя хакама, и нерешительно замирает.
Реабилитационные блоки двенадцатого отряда представлялись ей иначе.
В проходном помещении стоит тишина, после ослепительного солнца снаружи кажется, что полумрак густ и прохладен, как в колодце летом. Из непроницаемой с непривычки тьмы откуда-то впереди раздаётся едва заметный гул и тихий ритмичный писк неведомых приборов. Рукия надеется, что всего лишь приборы – от отряда Куроцучи-тайчо можно ожидать любых сюрпризов, притаившихся в тёмных углах научно-исследовательских корпусов, а несложный ритм, повторяющийся раз за разом и начинающий успокаивающе обволакивать сознание, что-то ей сильно напоминает. Что-то настолько знакомое и родное, что не сразу и разберёшь.
Рукия делает несмелый шаг вперёд, так и не дав глазам привыкнуть к полумраку. Почти вслепую, на звук, пытаясь определить направление, в котором находится источник неумолкающего звука, всё плотнее обволакивающего самую душу мягким прохладным покрывалом, и притягивающего, как магнит. Под ногой обнаруживается ступенька, об которую слишком легко споткнуться, но рефлексы не подводят – Рукия легко выпрямляется, не заметив толком, что едва не рухнула в полутьме вперёд, и как в полусне делает ещё шаг.
Тихий писк приборов с постоянно повторяющимся, простым и знакомым ритмом не прекращается, идёт ровно и чётко, манит в глубину бараков, или что это должно быть за место. Она успевает подумать, что обязана была сообщить о своём визите и дождаться сопровождающего. Двенадцатый отряд не допускает самовольных вторжений на сакральную территорию, и тем фактом, что ей разрешили не просто пройти по нейтральной зоне, она обязана только внештатной ситуации и вызубренному до корки списку правил, которые обязалась соблюдать, как священные заветы.
Ритм становится всё яснее (может быть, мелькает на задворках сознания вялая мысль, они в аппаратуру встраивают как раз такую ловушку для неожиданных гостей, чтобы теряли волю и направление сразу и уже не могли убежать, нарушив местный порядок), мягко оплетает со всех сторон, и Рукия делает ещё пару нетвёрдых шагов вперёд. От прилившей к горлу необъяснимой нежности сердце сжимается и кончики пальцев начинают холодеть, а веки невольно опускаются, лишая остатков ненужного зрения. Едва проступившие из темноты контуры бумажных ширм, исчерканных неразличимыми пометками, и непонятных угловатых конструкций – пропадают, когда пространство начинает плыть вокруг неё, снося куда-то в сторону, в вязкие прохладные ладони темноты…
В следующую секунду Рукию выдёргивают обратно рывком, едва не вырвав сустав из плеча.
Она мгновенно вскидывается, резко выдохнув и сбрасывая чужую ладонь. Рука привычно дёргается к поясу, где висят лакированные сайя – и повисает в пустоте.
С мечом бы её сюда и не подпустили. Да и что было бы толку с куска металла в ножнах, если твой Занпакто сбежал от тебя по своей воле, а потом и вовсе превратился в пару обломков когда-то смертоносного клинка.
- Осторожнее. Вы здесь запросто покалечитесь, если не будете смотреть, что перед вами. А то и вообще оборудование нам повредите.
- Акон, - выдыхает Рукия тогда. И выпрямляется, пытаясь скрыть внезапное неуместное облегчение.
- А после этого покалечимся мы все, - тактично заканчивает Акон, отступая на шаг. В полумраке, оказавшимся не таким уж густым, чётко высвечивается его угловатое равнодушное лицо и даже тонкая струйка белёсого дыма от сигареты.
Запаха его в воздухе она так и не чувствует.

С Аконом и Нему, по мнению Рукии, из всей этой компании только и можно говорить по-человечески. Не то чтобы кого-то из двенадцатого отряда она рискнула бы назвать нормальным, но эти двое внушают очень подкупающую иллюзию покладистости и адекватности. Наверное, именно поэтому тихая, всё терпящая от отца Нему остаётся несменяемым фукутайчо его отряда годами.
Кем остаётся и что терпит от Маюри Акон, Рукия не представляет. Думается, и не стоит.
Он ведёт её длинным, почти пустым коридором, погруженным в такой же полумрак, как проходная комната. В стенах Бюро Технологического Развития явно не придают значения таким мелочам, как приличествующий вид помещений, где не происходит непосредственной работы.
Звук, чуть не лишивший её сознания несколькими минутами назад, не исчезает – доносится из того же источника, к которому ведёт её ориентиром белеющая в нескольких шагах впереди широкая рабочая роба Акона. Просто теперь ритм стал чуть спокойнее, от него не плывёт перед глазами и не перехватывает ласково дыхание. Рукии становится всё интереснее, что это может быть за оборудование и для чего они его держат работающим в полупустых помещениях, где и быть никого не должно. Или правда для неё включили?
- Акон, - говорит она наконец в белую спину впереди. Негромко, потому что в какой-то момент понимает, что даже не может точно сказать, как к нему следует обращаться.
- М? – спокойно отвечает спина, не оборачиваясь и не сбавляя шага. Коридор всё не кончается и не поворачивает, начинает больше напоминать длинный тоннель.
- У вас был до меня кто-нибудь ещё? Из Готея 13, из тех, чьи Занпакто вы сейчас…
- Изучаем.
- …Надеетесь починить, - заканчивает она почти одновременно с ним и замолкает, расслышав.
Акон останавливается, встаёт к ней вполоборота, опираясь рукой о неровную стену. Рассматривает внимательно, так, что сузившиеся тёмные глаза в ней всё равно что по дырке колют. Источника освещения не видно – какие-нибудь аварийные лампы в невидимых глазу нишах у стен - или глаза просто привыкли к этому вездесущему полумраку, но теперь чётко можно различить сухие черты его лица, жёсткую складку губ, торчащие сквозь бледную кожу костяные наросты у корней жёстких волос. Рукия смотрит ему в лицо прямо, не отводя взгляда от точки между глазами.
- Вы – первая, кто вообще отправил нам запрос на эту тему, Кучики-сан, - наконец говорит Акон и снова подносит к губам сигарету. – Больше никто.
Отворачивается от неё и отпускает тумблер, за рычаг которого держался всё это время.
Одна из ширм-стен отъезжает в сторону, обнажая перед ними просторное лабораторное помещение, и по стенам мгновенно загораются неяркие светильники, сигнальные лампы, мониторы с графиками или диаграммами. Помимо тех, что и так стоят посреди комнаты, горстью окружив светлый лабораторный стол и то, что на нём лежит.
- Вперёд, - добавляет Акон, кивая в сторону центра. – Ваша игрушка.
И Рукия понимает, что звук, который вёл её всё это время вернее, чем светлая роба Акона в темноте и стены тоннеля вокруг, шёл именно оттуда. И что он – теперь совсем тихо, негромко, почти спокойно, как ручей журчит, нащупав после порогов и перекатов ровное русло – продолжает её звать.
И с трепетом, легко, без единого шороха, шагает вперёд.

Конечно, никакой это был не прибор.
Это Рукия понимает практически сразу, когда подходит достаточно близко, чтобы различать и глазами тоже.
Соде но Шираюки, её собственный Занпакто, лежит сейчас на обтянутой тканью металлической кушетке, какие в двенадцатом отряде используют для всего – от операций до транспортировки металлолома.
Бледная, почти прозрачная – когда Рукия увидела её в материализованной форме первый раз, подумала – правда сделана из льда и инея, её же тронуть страшно, как драться такой красотой. Первая же атака взбунтовавшейся катаны выбила из её головы глупые мысли, но теперь они нахлынули с новой силой.
Рукия судорожно вздыхает и подходит ближе, сжав онемевшие пальцы в кулаки. Ритм сигналов, тихо и равномерно выдаваемых приборами рядом, оглушает и одновременно продирает глубже костей.
Узкое лицо, тонкие скулы проступают сквозь белоснежную кожу, такую ровную, что даже вен не просматривается. Волосы матового серебра – в сложной причёске, только шпильки вставлены под непривычным углом, чтобы не пробить обшивку кушетки, и несколько гладких прядей шёлковыми лентами висят в воздухе у приподнятого изголовья. Хрупкая ледяная статуя, опутанная со всех сторон паутиной серебристых проводов, датчиков и прочей неведомой техники, словно эти тонкие нити привязывают её к стоящим и висящим вокруг кушетки приборам, постепенно оплетая искусственным коконом.
Рукия осторожно протягивает пальцы в сторону её ладони, вздрагивает и едва не зажимает себе рот другой рукой.
- Акон… - выдыхает она, бросив на молча стоящего в стороне учёного взгляд, которым можно было бы прожечь дыры в десятке Пустых. – Акон, можно?..
Тот переводит колючий внимательный взгляд с мониторов на неё, переводит какой-то мелкий рычаг и коротко кивает.
Рукия на секунду сжимает похолодевшие пальцы в кулак, успокаивая дрожь, потом осторожно, словно боясь повредить хрупкую оболочку кокона со спящей внутри бабочкой, касается бледной кисти своего Занпакто.
По руке словно прокатывается тугая прохладная волна.
Отдаётся в глубине эхом, в самую душу, заставляет защемить что-то в груди. Пальцы сами по себе обхватывают тонкое запястье, обводят прохладную узкую кисть с проступающими миниатюрными косточками, сжимают неподвижную ладонь. Рукия глухо, словно издалека слышит, как приборы начинают бешено строчить свою песню, как звякает о плитку на полу что-то металлическое, выпавшее из кармана Акона, который мгновенно прирос к мониторам и клавишам под ними, быстро выстукивая что-то по глухо стукающим кнопкам.
Соде но Шираюки лежит на кушетке неподвижно, тонкие голубоватые веки на застывшем лице даже не вздрагивают, и грудь под слоями белоснежного косодэ не движется – но реацу, которая отдаётся в ладони и заставляет глубоко внутри подниматься волны знакомой дрожи – та самая, невозможно не узнать.
Рукия осторожно гладит её ладонь, постепенно успокаивая дыхание, и понимает, что вряд ли сейчас смогла бы оставить на лице достойное выражение. В уголках глаз предательски покалывает, и ей кажется, что там собрались кристаллы тонкого серебристого льда.
- Вы это сделали, - тихо произносит она, не отрывая взгляда от бледного лица Соде но Шираюки и не отпуская её ладони. – Вы можете их восстанавливать, да?
- Предположительно, - равнодушно бросает Акон, склонившийся над одним из мониторов и старательно перебивающий свои данные в новые комбинации неразличимых символов.
- И вы сможете её вернуть? Совсем – как раньше?
Акон перелистывает в руках несколько страниц лохматого блокнота, изучая змеящиеся по ним тёмные линии. Прислушивается к мерно перекликающимся приборам, поворачивает ближайший тёмный монитор с бегущей по нему светящейся дорожкой под другим углом, придирчиво рассматривая увиденное. Потом поворачивается к Рукии.
- А вот это интересный вопрос, - произносит он, не отводя цепких глаз от её лица, и та не может понять, смотрит он ей в глаза или сквозь неё в темноту. Этого холодного и острого, как заточенный скальпель, взгляда она у Акона ещё ни разу не видела.
У Маюри – видела, и тайно радовалась тогда, что он так смотрит не на неё саму.
- В смысле? – Кончики её пальцев продолжают мягко касаться прохладной кожи Соде но Шираюки, и голос разума негромко нашёптывает в голове, что глупо было бы защищать её от человека, который спасает ей больше, чем жизнь.
Голос чего-то куда более живого и настойчивого возражает, что это не человек, а член двенадцатого отряда и Бюро Технологического Развития, и ничего пока не понятно.

Несколько мгновений Акон смотрит на неё, словно читая эти мысли по её лицу и напрягшимся плечам. Потом жёстко усмехается и качает головой, закуривает новую сигарету.
Когда он заговаривает, голос звучит неожиданно мягко и почти… снисходительно.
- Цель эксперимента не в том, чего вы боитесь, Кучики-сан.
- Я ничего не боюсь, Акон, - произносит она со всем возможным достоинством, продолжая касаться пальцами своего меча.
- Угу, - небрежно кивает он, отворачиваясь.
Рукия наблюдает, как он осторожно разворачивает пару мелких мониторов к ней, потом берётся обеими руками за края самого широкого и тоже слегка меняет его угол. Подкручивает какой-то винт в системе штырей и проводов, на которых висит большая часть приборов, и опускает всю систему чуть ниже. Снова поворачивается к застывшей на кушетке катане, осторожно поправляет пару датчиков у её висков и на шее.
- Смотрите, - кивает он Рукии, отодвигаясь и давая обзор на мониторы. – Вот эти два, прежде всего.
Она поднимает глаза на мониторы и замирает.
Тихий мерный писк одних механизмов, ровный гул других и остальной шум, к которому она успела здесь привыкнуть, накатывает волной, с новой силой впиваясь в душу. Перед глазами, плавной молнией пересекая экран, движется тонкая ритмичная линия, мерцающая на фоне темноты и чуть заметно проступающей сквозь неё разметки. Линия идёт равномерно, не прерываясь ни на волосок, опускаясь и поднимаясь на постоянно повторяющихся участках, и звук приборов сливается с её движением, послушно фиксируя самые высокие и низкие точки. Регулярные пики в верхней части почти достают до тонкой линии разметки, похожей на горизонт. Рукия завороженно впитывает в себя этот единый танец, не отрывая завороженного взгляда от волнистой линии на экране, и ей кажется, что та проходит сквозь неё саму, с каждым изгибом задевая комок в горле.
Так мог бы выглядеть на их мониторах пульс живого существа. Равномерные сигналы приборов отдаются внутри, словно удары сердца.
- Это…
- Узнаёте? – Акон переключает ещё несколько кнопок в основании монитора, и вся нижняя часть экрана, до самой линии, становится серебристо-белой, как режущая кромка стальной полосы. – Так будет нагляднее.
Рукия едва не взвивается с места.
- Хамон! Акон, эти ваши… приборы, они считывают её линию хамона! – Он наклоняет голову, наблюдая за ней, потом перекидывает сигарету из одного угла рта в другой и нажимает ещё несколько клавиш.
Разметка смещается, показывая увеличение масштаба, и Рукия невольно кивает на каждое его действие, потому что частота узора на экране монитора уменьшается и делает извилистую полосу, разделяющую светлую и тёмную зоны, окончательно знакомой.
- Так – в натуральный размер, - добавляет Акон.
Рукия ещё раз кивает.
Поворачивается к соседнему монитору, по экрану которого сплошным потоком идёт тонкая вязь, похожая на узор древесины на срезе.
- А это тогда…
- Хада, - кивает Акон, не прекращая наблюдать за ней, словно она стала ещё одним подключенным к кушетке прибором для считывания данных. – Узор стали вашего Занпакто.
- Да. Да, так и есть.
Она всматривается в рисунок, с каждой секундой узнавая его всё отчётливее. Снова переводит взгляд на главный монитор, где извивается плавная спокойная нить, снова с обеих сторон окружённая темнотой с едва проступающими границами разметки.
- Это основные индивидуальные параметры, по которым мы составляем их характеристики, - продолжает Акон, и Рукия с удивлением слышит в его голосе что-то, напоминающее тщательно сдерживаемое восхищение. – Практически любой ритмический узор, который мы считываем, стремится к форме хамона. Кардиограмма, энцефалограмма, ритмы мышечных сокращений, понимаете? Всё. У любого ритмического графика, который можно считать с материализованной формы Занпакто, будет тот или иной вариант всё того же хамона. У вашей девочки он очень ровный. Представляете, как летят приборы на тех, у кого нерегулярный хамон или строение меча предполагает другую форму линии закалки и контактной области?
Рукия тут же вспоминает Ренджи и убойную силу банкая Забимару, который не предполагает ничего, и отдалённо напоминающего катану.
- Абараи-фукутайчо, - хмыкает Акон, словно прочитав её мысли, - отказался предоставить нам свой Занпакто для исследования. Но возможно, он ещё передумает. Маюри-тайчо умеет убеждать.
- Я бы посмотрела, - усмехается в ответ Рукия, представив себе последствия попытки отнять у Ренджи его меч.
- Я тоже.

Рукия рассматривает мониторы, на которых действительно тут и там проступают изгибы единого узора. Опускает глаза на Соде но Шираюки, бережно поправляет край её рукава, незаметно завернувшийся на запястье, как от неосторожного движения. Замечает, что по внутренней стороне её ладони венками тянутся тонкие провода, разветвляясь до самых кончиков полупрозрачных пальцев. Каждый заканчивается едва заметной гибкой пластинкой.
- А хада? – спрашивает она, уже догадываясь.
- Отпечатки пальцев. Сетчатка глаза. Мы ещё не проверили все данные досконально, но если у них работает подобие нервной сети, то я уверен, что рисунок повторяется и там. Функциональное разделение, как с хамоном, просто другой уровень… Они удивительные, правда? – добавляет он тихо.
Рукия невольно поднимает на него глаза.
Акон не смотрит на Соде но Шираюки – он тонет в своих данных и схемах на мониторах едва ли не весь, и когда в колючих глубоко посаженных глазах отражаются узоры графиков и безликих цифр рядом с ними, кажется, что глаза у него горят сильнее, чем у всего двенадцатого отряда, получившего новость о допуске к клиническим данным четвёртого.
Рукия замечает, какими напряжёнными скользящими движениями он касается клавиш, перегоняя информацию в разные режимы и что-то подсчитывая, как по сухим узким губам иногда пробегает кончик языка, слышит его почти не изменившееся дыхание («почти» едва ощущается, чуть заметным холодком по спине, и он совсем не похож на тот, которым веет от её катаны даже сейчас), и в очередной раз задумывается о том, что он за человек и как здесь оказался.
Акон редко выбирается за пределы территории отряда, мало с кем говорит, кроме своих, и если не иметь с ним дел, кроме редких официальных вопросов к Бюро, можно спокойно верить, что его собрали на соседнем столе или вырастили в пробирке, которая стояла в инкубаторе чуть ниже той, из которой вылез его тайчо. Но за показной отстранённостью и маской Куроцучи Маюри не слишком тщательно скрыты множество мелочных человеческих слабостей – вроде тщеславия, обидчивости, неуверенности, любопытства, - и с трудом можно представить, есть ли там вообще что-то ещё. А вот то, что показалось сейчас из-за сухого лица с костяными наростами у кромки жёстких волос и невыразительного голоса Акона – холодное, по-хищничьи цепкое и быстрое, как-то неестественно, чуждо живое – Рукия не знает, как назвать.
Словно смотришь на рептилию, почувствовавшую что-то интереснее и ценнее добычи на ужин.
- Так расскажите мне, - говорит он вдруг почти нормальным голосом.
Ногой выдвигает из-под кушетки тонкий металлический стул без спинки, усаживается на него, приладив на одно колено широкий блокнот, исчерканный мелкими пометками и грубыми схемами. Рукия понятия не имеет, что это должно означать.
Ничего не говоря, смотрит на него, вопросительно нахмурившись.
- Ваш Занпакто, - кивает Акон на застывшее на кушетке тело. – Сейчас вы видите и ощущаете рисунок её хамона и хада, у вас перед глазами развёртка по всем возможным на данный момент вариантам.
- И?
- Я хочу, чтобы вы изучили его внимательнее и сказали мне, отличается ли то, что вы видите, от того, что было раньше. Насколько изменился узор, периодичность, что угодно? Какие новые качества приобрёл? Или что потерял?
- А должен был?
Рукия невольно вцепляется глазами в неподвижное бледное лицо, к которому по краям приникли такие же незаметные пластинки датчиков, как на руках. Ничего нового она там, естественно, не видит. С другой стороны, много ли она вообще видела Соде но Шираюки такой – до того, как её сломали?
- Мы не имеем таких данных, - пожимает плечами Акон, постукивая кончиком карандаша по краю блокнота. – И дать нам их можете пока только вы.
- Вы поэтому меня сюда и допустили?
- Разумеется.

Уже в шикае рассмотреть хамон и тем более хада её катаны практически невозможно. Ровно мерцающая сталь в ответ на произнесённое имя просыпается, начинает сиять, словно снег на солнце, равномерно от кончика лезвия до серебристо-белой ленты на окончании рукоятки.
Рукия видела.
Если светлую до холодной рези в глазах стальную полосу поверхность повернуть под определённым углом и поднести к себе чуть ближе, чтобы её коснулось твоё дыхание – по клинку, словно тонкий до страха иней, проходит граница, отделяющая область яркой гибкой стали от той части, от взгляда на которую режет глаза.
Когда Рукия первый раз попросила у своей катаны разрешения взглянуть на её хада – несколько часов после она вообще ничего не могла видеть. В её духовном мире тонкие прохладные пальцы Соде но Шираюки касались её воспалённых век, замораживали выступившие из-под них слёзы, и Рукия шёпотом говорила:
«Спасибо».

Она всматривается в изящную линию, пересекающую центральный монитор, до рези в глазах впивается взглядом в тонкий узор на экранах других. Зажмуривается, снова чувствуя под веками наливающиеся холодом льдинки, чуть заметно качает головой. Снова внимательно смотрит.
Акон наблюдает за ней на первый взгляд терпеливо, на сухом лице не движется ни единая мышца, но кончик карандаша постукивает по краю блокнота, а сощуренные колкие глаза не отрываются от её лица.
- Это… - Рукия негромко вздыхает, легко шевелит пальцами в воздухе, сдвинув брови. – Это не совсем так. Как раньше.
- Что изменилось?
Акон на секунду переводит взгляд на мониторы, потом снова впивается глазами в её лицо.
- Хамон и узор остались те же, знакомые. Просто… Они стали чётче. Проступили как будто сильнее и глубже. Понимаете? Не знаю, как лучше сказать.
Несколько мгновений она молчит, пытаясь подобрать верные слова. Акон молчит тоже, бесшумно перечёркивая что-то лёгкой рукой в своих записях. Приборы мягко продолжают писать в воздухе невидимый узор.
- Как будто, - наконец произносит Рукия, дотрагиваясь кончиками пальцев до неподвижного запястья своей катаны. – Как будто с тех пор, как я последний раз держала её в руках, она стала больше похожа на саму себя.
Он смотрит на неё молча, проводя кончиком карандаша по краю блокнота, смотрит задумчиво и словно мимо её глаз. Потом кивает и отворачивается, снова сверяясь с мониторами.
- Акон? Я хочу спросить.
Акон неопределённо дёргает головой, то ли давая понять, что слушает и не считает больше интересным отвлекаться на вводные конструкции, то ли просто отмахиваясь.
- Акон, - повторяет Рукия чуть настойчивее, стараясь не повышать голоса. – Мне разрешат прийти к ней ещё? Пока вы её… чините?
Учёный достаёт очередную сигарету (из какого незаметного кармана белой робы он их добывает и куда девает окурки, если не съедает, так и остаётся загадкой), щёлкает мелким прибором в пальцах, и вокруг его головы мгновенно образуется новое облачко никак не пахнущего дыма. На Рукию он по-прежнему не смотрит, словно забыв о ней.
- Я неправильно задала вопрос? Так разрешат?
Акон молча делает ещё несколько заметок. Ритм, в котором работают приборы, на секунду меняется, и по малым мониторам проходит волна, похожая на помехи.
- Акон…
- Направляйте новый запрос Маюри-тайчо, - наконец отзывается он, распрямляясь. Затягивается глубже, чем до того, и поднимает на неё глаза без выражения. - Я – разрешу.

- Эта волна, которую вы, скорее всего, ощутили, когда вошли на территорию блока, - неторопливо рассказывает он, ведя её обратно, кажется, ещё более длинными и безликими коридорами, чем тот, что был вначале, - это тоже реакция. На вас, Кучики-сан, на ваше присутствие. До этого практически никто из восстановленных Занпакто не проявлял такой системной активности. Потом показатели выровнялись, но очень постепенно. И они уже отличаются от наших первых данных. Присутствие Шинигами в пределах досягаемости меняет некоторые свойства, которые мы пытаемся просчитать. А если учесть даже минимальные данные, которые вы мне сообщили, плюс реакция на контакт... Впрочем, не факт, что вам это интересно.
- Мне очень интересно, Акон.
Рукия идёт за ним легко, расправив плечи, и всё ещё чувствует спиной и плечами волну, о которой говорит Акон, нежный прохладный узор, тянущийся к ней отзвуком сквозь тёмный воздух и отзывающийся внутри. Рукии спокойно. Соде но Шираюки знает, что она вернётся, и что двенадцатый отряд добьётся результата, что бы ни случилось.
Она идёт за Аконом, слушая его и не перебивая, и думает краем сознания, что даже Акон, наверняка видевший Соде но Шираюки обнажённой, а то и участвовавший в попытках вскрытия (думать об этом неприятно, но в любопытстве Маюри Рукия не сомневается – как, впрочем, и в его умениях) – не смог увидеть своими глазами ни хамона, ни хада её меча, только в виде графиков и полей на экранах своих странных приборов.
От этой мысли она чувствует гордость и почему-то облегчение.
- На следующем этапе наша главная задача – вернуть им сознание и убедиться, что они себя контролируют и подчиняются владельцам, как прежде. Здесь налево, выключатель внизу, можете зажечь свет. Вы ведь не против остаться ещё ненадолго и дать мне снять с вас показатели, я полагаю?
- Мои обязанности…
- Мы отправили адскую бабочку в расположение вашего отряда ещё утром. Они в курсе.
- Не против, - вздыхает Рукия, даже не пытаясь злиться.
Слова «вернуть сознание» отдаются у неё в голове вместе с пульсом, пока она проходит в помещение и устраивается на табурете, который указывает ей Акон.

Тонкие пластинки датчиков на концах гибких проводов легко, как крылья мотылька, касаются её висков, приникают к ним неожиданно холодной поверхностью, кажутся почти влажными. Акон пристраивает их по одному, ловко и быстро, не касаясь её кожи.
- Это может занять некоторое время. Если вы расслабитесь, синхронизация пройдёт быстрее.
- Вы это всем подопытным говорите? – усмехается Рукия, чтобы не поморщиться от прикосновения датчика к шее под самым затылком.
- Всем, кто на момент обследования ещё способен меня понимать, - серьёзно отвечает Акон.
Включает пару мелких мониторов, усаживаясь на соседний стул и покручивая сигарету в сухих пальцах.
Рукия распрямляется на жёстком табурете, прикрывает глаза. Ожидать можно было чего угодно, вплоть до игл, врезающихся под кожу её головы и шеи сквозь пластинки датчиков, и выкачивающих её реацу в какие-нибудь особые хранилища. Но время идёт, Акон курит на стуле, одним глазом поглядывая на свои приборы и иногда поправляя какой-нибудь датчик, и белый шум из помех и шипения на мониторах начинает постепенно обретать какое-то подобие ритма.
Рукии не слишком интересно, что она там может увидеть и тем более понять. Наверное, позже учёные Бюро вместе с Аконом будут долго соотносить эти данные с полученными от Соде но Шираюки, искать какие-нибудь важные точки и проделывать ещё кучу вещей, которые ей и в голову не пришли бы. А может быть, оно нужно вообще для другого, и именно эта информация не имеет к восстановлению Занпакто никакого отношения. Но по Акону не похоже, чтобы его всерьёз интересовало сейчас что-то другое.
Впрочем, что интересует двенадцатый отряд, вероятно, не всегда знают даже члены двенадцатого отряда.
На одном из мониторов, широком и до сих пор тёмном, после нескольких нажатий на незаметные кнопки сбоку возникает знакомая извилистая линия. Рукия приникает к ней глазами, любуясь плавным изгибом, и тихо вздыхает, отгоняя тревожные мысли.
Акон затягивается, выдыхает облачко дыма, глядя в сторону мониторов без всякого выражения, и задумчиво произносит:
- Хотел бы я посмотреть на узор стали того безумца, который всё это затеял.
- На что там смотреть, - хмуро бросает Рукия, чуть сжимая руку и пряча в ладонь кончики пальцев, которые словно всё ещё хранят прохладный след от прикосновения к тонкому запястью Соде но Шираюки. – Бить надо сразу, а то насмотрелись вон некоторые. До сих пор наши ребята их гоняют.
- Не скажите, Кучики-сан… - Акон качает головой, словно не расслышав продолжения её фразы или не придав ему значения. Указывает на широкий монитор, где продолжает мерно змеиться линия хамона. – У вашего меча здорово изменились показатели после того, как она потеряла с вами связь и потом вернулась. И когда вы вошли сюда, реакция прошла чётко.
- Ну и что? Разве так не должно быть?
Он пожимает плечами и снова затягивается. Рукия молча ждёт продолжения.
- Он сказал Куросаки Ичиго, что сам убил своего Шинигами. Мне было бы интересно увидеть, что с ним после этого стало.
Рукия опускает голову, чтобы не спросить бестолково: а это вы как проверять будете?
Молчит, больше не глядя Акону в лицо, и кажется, что прохладные пальцы Соде но Шираюки всё ещё чуть заметно гладят её ладонь, поддерживая.

- Акон, - негромко говорит она через какое-то время. Учёный приподнимает голову от очередного графика в блокноте на коленях и бросает взгляд на приборы.
- М?
- Вы ведь тоже Шинигами?
- Странный вопрос, Кучики-сан, - замечает он.
- У вас же есть Занпакто? Как он отреагировал на всё это восстание? Вы ведь могли бы проверить на нём тоже - наверняка его зацепило, он многих задел, не только офицеров или тех, у кого есть банкай… Разве это не было бы надёжнее?
Акон медленно поворачивает голову.
Смотрит не на неё – чуть мимо, сощурив глаза, ставшие похожими на две трещинки в неподвижном костяном лице. Тонкие ноздри расширяются, но дыхания его она по-прежнему не слышит.
Рукия пристывает к табурету, и липкие холодные лапки датчиков, кажется, угрожающе сжимаются на её висках. В наступившей почти полной тишине шуршит что-то из небольших динамиков под грудой приборов, и лишь секунду спустя она понимает, что они безжалостно фиксируют её участившийся пульс.
Ещё спустя секунду – понимает наконец и то, почему её передёргивает внутри, когда она видит такого Акона. С окаменевшим лицом, которое только в таком состоянии непонятно как начинает казаться живым - и едва проступающим в глазах ядовитым отсветом чего-то, что может сожрать тебя в одну секунду, даже не заметив, кто ты был и что пытался сделать или сказать.
Он похож не на рептилию или хищника перед броском. Ничего общего.
Лицо Акона напоминает маску Пустого, готового атаковать.
И сейчас это лицо повёрнуто к ней, вполоборота, и глаза-щели смотрят мимо неё – и на неё одновременно, без выражения, но от этого тревожнее, чем от любой угрозы.
Это глупо. Это Акон, и у него есть дело. Что такого могла сказать какая-то Кучики Рукия, чтобы спровоцировать это существо на…
Это глупо.
Рукия смотрит на него, как загипнотизированная, и отчётливо понимает, что он может сейчас сделать с ней что угодно. И никто из тех, кто услышит после этого слова «блоки двенадцатого отряда», не вспомнит, что она там вообще делала. А Соде но Шираюки…
Рукия сжимает ладонь в кулак, глубоко вздохнув и не отводя от него взгляда – но в эту секунду Акон сам отворачивается, быстро прикуривает новую сигарету и сухо говорит:
- Не было бы.
Рукия моргает и от неожиданности разжимает ладонь.
Акон добавляет:
- Я почти закончил. Вам нет нужды больше сидеть здесь и придумывать темы для пустой болтовни, Кучики-сан.
- А… Да, конечно.
Она встряхивается и, продолжая поглядывать на его спину, торопливо сдёргивает с себя прилипшие пластинки прямо за провода. В динамиках шуршит неразборчиво, и Акон отключает их одним движением вместе с мгновенно потемневшими мониторами.
- Извините, Акон, я…
- Датчики бросьте там, они одноразовые, - добавляет он жёстко, не поворачиваясь и продолжая копаться в настройках приборов. – Выйдете и налево по основному коридору. Выход в холл будет за дверью с обшивкой, активируется любым Кидо с третьего по десятый уровни.
- Да. И ещё я…
- Впрочем, никакую другую дверь вы там всё равно не откроете. Так что не перепутаете. Спасибо за сотрудничество и надеюсь на скорую встречу.
- …И ещё я прошу прощения, если сказала что-то неподобающее! – выпаливает Рукия уже от двери, повысив голос.
Акон смотрит на неё несколько секунд пустыми глазами, словно пытаясь припомнить, что может значить подобная словесная конструкция.
- А. Не стоит, вы ничего такого не сделали. Мы не выдаём личную информацию о членах отряда посторонним.
Рукия кивает снова, глядя на то, как потерявший к ней интерес Акон снова утыкается в свои записи и напускает вокруг себя облако дыма, и наконец закрывает дверь.

В конце концов, вряд ли кому-то в двенадцатом отряде нужна её тактичность или благодарность. Особенно Акону. Что бы там ни было с его Занпакто и какой бы засекреченной эта информация ни оказалась – он дал обещание. Это главное.
Рукия вернётся. И вряд ли всё Бюро Технологического Развития может рассказать ей больше того, что она уже знает, всем своим существом и всей своей реацу. О чём, возможно, догадывается Акон, наверняка пустивший её сюда тайком от Маюри.
Соде но Шираюки уже ждёт её возвращения.
И Акон – тоже будет ждать.






 

@темы: фик: bleach, обрывки

---

вдруг кто помнит? чтобы не ковырять бличесообщества

2 вопрос по блич-матчасти

1. что было с должностью кучики рукии на момент филлер-восстания, фукутайчо она ещё не была ведь? а кем?
2. обращался ли как-нибудь акон к живым людям? как? его не так уж часто казали, кто-нибудь должен помнить эти редкие моменты.
(да, эти 2 вопроса взаимосвязаны, из них можно ассоциативно-логически вывести третий, кому не лень)

личный фанон про 12 отряд

чтоб 2 раза не вставать:
мне потенциально очень нравится 12 отряд, на самом деле. если бы не клинически унылый маюричка, они бы даже были про то, как работать и любить прикладную науку, я уверен. и залип бы я там, может быть, с самого начала но пришли филлеры, сказали где ты шлялся сволочь и пиривинули три раза (тм) и успел что-нибудь сайнсфильское написать, прежде чем.

например, мне на самом деле очень нравится акон. жаль, что у меня ничего нет на его занпакто.
рабочая группа его тоже ничего выглядела.

над чуваком, похожим на жабку, они наверняка проводили все эксперименты, какие потом желал проверенными на себе маюричка. но у чувака невосприимчивость и суровый челябинский иммунитет, так что маюричка каждый раз чертыхается от нового сюрприз-побочного эффекта. впрочем, он язвительно вещал, что если бы все изобретённые средства работали, как на подопытном объекте, он, маюри, выглядел бы соответственно, так что он не в обиде. объект в ответ искренне сочувствовал и говорил, что зато тогда бы маюри-тайчо не нужно было этой тонны косметики и масок каждый день.
отряд давился попкорном и шёл делать ставки в другое помещение.
кислото- и термоустойчивое.

рин(-а?) они вырастили всей группой в чашке петри, но в процессе перегызлись, мальчика делать или девочку, решили: вырастет - само решит, а ему про разницу между мальчиками и девочками рассказать забыли.
рин в отместку, полагаю, забыл вырасти, но его всё равно любят как умеют, дарят на каждый день рождения пачку инъекторов с глюкозой, потому что хорошим детчм надо сладости для грамотной вырабоки эндорфинов и инсулина. когда он через 2 дня приходит с печальными глазами, вопрошают: ты их ешь, что ли? рин грустно улыбается и выковыривает из острых зубок кусоки стекла.

нему как единственную многоразовую женщину, которую можно безвозмездно трогать в отряде, скорее всего, вскрывали всей группой несколько раз в процессе полового созревания и пробуждения интереса к прекрасному полу (нему до сих пор не рассказала об этом папе исключительно потому, что группа убедительно расписала ей, какое сложное у него строение и как трудно его будет починить после инфаркта).
после каждого раза долго мрачно молчали, переглядываясь над лабораторным столом с тушкой, но в конце концов решили не говорить маюри-тайчо, что он читал не те учебники анатомии, когда делал себе дочь. или кто-то вырвал из них страницы со строением мочеполовой системы.

рину такого не показывали, потому что он был маленькой креведкой и посмотреть на высокий лабораторный стол сам не доставал. тем более, что он всех отвлекал от вскрытия, сидя под столом и жуя какую-то старую бумагу. у рина как раз резался третий комплект зубов, а инъекторов после того случая ему не давали.

в общем, акону я сочувствую, и полагаю, что рожки в верхней части лба ему не просто так и не по приколу, а являются эволюционным приспособлением, чтобы удобнее и нетравматичнее биться головой об стену. у акона с одной стороны группа ебанавтов с творческими научно-техническими идеями и навыками, с другой - маюричка с тонкой душевной организацией ядовитой фиалочки и перманентным пмс, а посредине работа, которую в этом дурном отряде тоже кто-то должен делать.

пойду текст вычитаю и повешу сегодня, что ли.
весь отряд отыгрывается на мне этим аконом за всё, что я про них пролюбил и ещё пролюблю.
надо возвращаться уже к креведам. они мне мозг грызут.

@темы: блич-трава

---

и за кендошников, свежепроверенное

*дыхание в чужом темпе сбивается на раз, особенно если он постоянный. недостаточно машинка.
тренировки с оружием один на один здорово прокачивают силовую компоненту и ту, которая про диалог с ним, координацию и направление. и нифига не прокачивают контакт с противником. то есть, правда - никакая тень и никакое дерево не дадут тебе такого облома, как чувак напротив, который танцует с оружием в своём ритме, и ты не чувствуешь, в каком.
запоминай.

*у меня регулярная ошибка в постановке и изгибе левой руки в одном конкретом варианте мэн. я её вижу, я её чувствую и никак не могу выбить рефлекс.
вопрос - какого хрена после долгого старательного уебания в ту сторону у меня 2 дня отваливалась и болела мышца на правой? причём та, на которой контроль.
ну блин же.

*про разницу широкого и малого замаха и про то, почему бессмысленно вздымать меч над головой со всей дури, др выпрямления локтей.
томас:
- вы не рукоятку отбросить пытаетесь. забудьте про неё нафиг. думать не рукояткой, думать остриём. куда его кончик идёт.
думать остриём.
запоминай.

*они проверяют разобранный шинай на предмет зазубрин, заноз и трещинок - глазами. как? что ты там разберёшь глазами, там же сухое волокно?
и собирают обратно, а потом параноят, что надо снова разбирать.
или я еблан, или люди правда доверяют глазам больше, чем пальцам, потому что умеют пользоваться.
я им показал, как мной можно развязывать кожаные узлы на шинае, и меня больше не спрашивают, удобно ли с ногтями на кендо. хорошо, что до котэ ещё пахать и пахать.

@темы: кендо

---

фотоаппарат убился, судя по всему. в принципе, для Самой Дешёвой Дохломыльницы он проработал достаточно долго и в достаточно экстремальных условиях.
я буду выкладывать иногда картинко памяти его, и даже готов милостиво совать под море теперь. будем считать, вдохновение за жопу укусило (с) прекрасне лекс

например: 2

дорогое мрзд, давай я на этой неделе решу аж 3 висящих на мне довольно срочной дряни, и он будет как бы жертво в мою пользу? раз уж ты всё равно его зохавало.

@темы: видеть, полевое

---

раз.

несколько лет назад я обещал несколько вещей по условию. я получил, что хотел. время отдавать долги.

сентябрь. каштановые руны. закончить, прежде чем у моей крови слишком изменится состав.
лезвию, которым их придётся резать, столько же лет, сколько обещанию.
руки пахнут соком.

@темы: тихо сам с собою, полевое

---

триумфально вернулся в доджо.
одарен новой цубой для шиная, ни разу не надёванной, парой новых техник, ни разу не проработанных, и парой тычков по старым, мир-труд-май.
а потом меня таки заперли в этой гребучей школе.

баечка

ну это должно было, просто обязано было случиться.
я выползаю оттуда позже всех, но раньше либо укладывался в последние минуты, либо был настучат в дверь хаусмайстером, прежде чем он всё запрёт и уйдёт спать. а тут меня так долго не было, что как можно было догадаться, что в помещениях над винтовой лестницей кто-то ещё тихо возится.
здание школы, которое мы используем по четвергам, закрывают ровно в 10. я слетел с лестницы и бодро пошлёпал к главному выходу в 9.57. то, что вокруг подозрительно темно, меня никак не насторожило.

а дальше, в лучших традициях крипи-жанра, дверь не поддаётся. и если присмотреться через её стёкла, впереди за ракопанным двором виднеется решётка ворот - тоже явно закрытых, в свете фонаря даже замок можно разглядеть.

вывод: ты ползаешь по вестибюлю, где постоянно гаснет свет, перед тобой древняя дверь с толстыми стёклами - наружу, за тобой - такая же дверь во тьму внутренних помещений и лестниц школы, через узкий коридор в полуподвал, там вход в раздевалки и душ, там же винтовая лестницы в другие раздевалки и душ. остальное намертво заперто.
бумажки на стенах всего две, и они про расписание какой-то другой группы. ничего похожего на телефон хаусмайстера нету в помине. зал с открваемыми окнами задраен. проверил окна - все (все! в раздевалках, душах, коридорце, даже дохлое оконце за лестницей) забраны узкими решётками, у которых даже замка не предусмотрено. они вообще не для открывания. кроме тех окон, что в верхних помещениях - там изнутри тупо выдраны ручки, и хрен поймёшь, есть ещё что снаружи или не стоит...
надежду внушает только законопаченная кнопка тревоги в уголке вестибля и то, что стёкла главной двери теоретически можно пробить.

в общем, я умный, я позвонил только уехавшему сенсею.
- томас, меня тут заперли в школе и я сижу перед дверью изнутри. тут никого нету. ты часом не в курсе, что люди в таких случаях делают, или мне выбивать стёкла?
томас лапушка и решил, что лучше он приедет и всех достанет.

в общем, следующий час мои ушлёпки курили под воротами, то наблюдая меня грустно шатающимся внутри школы, то перекрикиваясь со мной через двор в окно, потому что я научился взбираться в коридорце по перилам лестницы и сидеть на окне под потолком, свесив руки через решётки. в основном в духе "а окна точно закрыты? а ты никак не можешь просочиться со второго этажа? а зал совсем заперт? - блин, я уже трижды всё это проверил, щас станет скучно, пойду ещё подёргаю!"

томас параллельно доставал всё живое по телефону, пытаясь найти хаусмайстера или кого-нибудь, у кого ещё могут быть ключи. никто не доставался, в итоге мне утешительно возопили в окно, что вызвонили франкфуртскую полицию, дали ей мой телефон и ща всё будет хорошо.
я сижу на окне, свесив ноги на лестницу и руки в решётки наружу, через секунду звонит телефон.
- здравствуйте, это полиция, вы кто? это вы заперты в школе? херр майер нам позвонил и дал ваш номер. а вы можете назвать номер комнаты, в которой вы заперты?
- в вестибюле и двух душах с раздевалками йа заперт. херр майер няшечка. вам полегчало?
- ок, мы проедемся и посмотрим, что можно сделать.

и мы сели ждать.
томас с несчастным креведом-новичком, которого подвозил, когда я их вызвнил, курит под воротами. кевед-новичок лазает по забору, проверяя, как легко через него перелезть, если каким-то чудом я просочусь сквозь решётки из здания. я засел на ступеньках посреди вестибюля и разложил шинай на коленях, потому что времени всё равно полно, а я его так и не переразобрал.

и тут.
половина шинайных шнуров развязана и торчит во все стороны, ушлёпки ржут под воротами вдали, тишина и благодать. и тут за спиной слышитися звук шагов.
напоминаю - за спиной вторая стеклянная дверь, тёмные школьные коридоры и лестницы. из тьмы за дверью, откуда-то с нижних лестниц, медленно поднимается очень удивлённый лысоватый мужик в очках и рубашке со связкой ключей.
мужик смотрит через стекло и охреневает, я смотрю на него и ключи и радостно машу руками и шинаем.
мужик медленно открывает дверь с той стороны, входит и таращится на меня.
- эээ... добрый вечер.
- ага, - говорит мужик. - а вы кто?
- меня тут заперли ваши люди, на три минуты раньше времени свалили.
- а что вы тут делали?
- кендо! занятия! вон мои чуваки.
чуваки у запертых ворот машут руками.
- так вы меня выпускаете? мы в полицию позвонили.
мужик медленно с такой же удивлённой рожей проходит со мной к главной двери и выводит меня наружу.

получившие таки вытащенного меня ушлёпки обрадовались и попытались пообщать мужика.
- а вы кто? - спрашивает томас.
- я здесь живу, - говорит мужик и показывает на тёмную школу. - я вас увидел.
- а! тогда, наверное, нам стоит записать ваш номер, на случай, если снова такое случится? я их тренер, я занятия тут провожу. а то непонятно, куда звонить, мы вообще полицию позвали.
- да, - говорит мужик. - они сказали, что уже едут.
что мужик сказал томасу насчёт номера, я не заметил, но мы все трое потом сообразили, что номера он так и не оставил. более того - в какой-то момент мы все трое отвлеклись на разговор, мужик незаметно и мирно исчез никто не видел куда, а через минуту после - подъехала полиция.
ну, вы поняли.

здравствуйте, вот я жертва, но меня уже достали наружу, спасибо, что приехали! какой-то мужик с ключами, который тут живёт! паспорт, контактные данные. здравствуйте, это моя студентота, я веду тут группу по кендо вечерами. нет, уже реально всё в порядке.
полиция порадовала, кстати, что они звонили тому валенку, который запирает двери на ночь, и он уверяет, что в верхних помещениях света не было и никто не отвечал на стук. я думаю, он отвык от того, что по четвергам кто-то шарится там до последних минут. ну и вообще слегка странне.

- томас, а томас, - спрашиваю я, когда нас с креведом подвозят до вокзала. - а у вас раньше такое было? чтобы заперли ушлёпка, а чтобы достать, никого нет.
- не, - ржот томас. - ТАК не было, у меня по крайней мере никто так не запирался ещё.
ну прекрасно же.
- а что за чувак был? с ключами.
- кстати, телефона так и не оставил, вообще ничего.
- не знаю. говорит, заметил нас и пришёл.
- нас народ в доме через дорогу час не замечал, а этот заметил?

очень интересные мужики живут у них ночами в тёмной запертой школе.

@темы: тихо сам с собою, трава полевая, кендо

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

*подорваться в 8 утра, протрепыхаться на велосипедах меж городами по 15 км в оба конца, выгрызть из учреждения бумажку о состоянии здоровья, спереть из общественного поля букет гладиолусов и не угрести его, пиля по этим гребеням назад, уложиться чуть больше, чем в 2 часа. чувствуешь себя очень взрослым и мудрым, когда едешь на полной скорости по краю шоссе с машинами, а твой друг-еблан показывает язык автобусу, почти из-под колёс которого ты выпрыгнул на велосипеде секунду назад. я нами горжусь.

*мне нельзя давать в руки предметы, сделанные из ещё более хренового материала, чем я сам. особенно если дело касается металла.
месяца не прошло, как велосипед. я обнаружил как минимум две точки напряжения, где металл перетирается и дохнет. в руле (в руле, блин!) я незаметно стёр нахрен резьбу на самой палке, которая его фиксирует в одном положении, и теперь его невозможно закрепить до конца. на очереди сиденье и педали, я чую, а потом что-нибудь согнётся и обломится.
пойду мечтать себе тонкий шоссейник из легированной стали. эх.

*хорев ясочка! (я дочитал, кэп).
он упоминает боккены буквально парой страниц, а то, как их делают - буквально же парой абзацев. и уже сколько народ ни вещал "нужно найти такую особую (перечисление свойств) древесину, палку такого особого (подробности) прогиба, чтобы не повреждать волокна и чтобы вытачивать из неё меч...". хорев - первый чувак из тех, кого я про это читаю, который говорит: значит так - палка высушивается, вымачивается и сушится снова на изогнутом бруске нужной формы, чтобы получить прогиб. всего-то) я даже не знаю, как назвать этот внезапный чит-код.

*нашаманили)) теперь там идут дожди и даже был кусок грозы. у меня под ногами будет завтра что-то, кроме полупеска и сухих клочьев травы.

@темы: полевое

---

*а вам тоже в детстве рассказывали, что серебро на/в человечьем теле носить не стоит, потому что оно очень резко реагирует, окисляется, чернеет, травит и раздражает за счёт того, что химически очень активно, и поэтому его мало кто вообще может носить?
я вот верил очень долго. а теперь всё, кроме стали и серебра, ест мне уши и скребёт руки.

*большая часть металлов очень интересные, когда трогаешь их пальцами.
я могу перевести на язык кинестетики большую часть того, что вижу и слышу. в каком-то важном месте - начинаю очень слабо различать границу между звуком и ощущением, потому что звук-ощущение идут одним информационным комплексом. медь - тёплая и мягкая (чистая медь внезапно холодная в глубине, ровная и как выстуженная). латунь - холодная, глубокая (один из самых красивых звонов, какие я слышал - от сотни латунных цепей и подвесок на подставке у какого-то торговца, очень давно). бронза шершаввая и невнятная, даже когда отшлифовнная, но - важно - у всего, где есть в составе железо, есть вот этот острый солоноватый привкус, это все знают. тоже на звук и на ощупь. серебро прохладное и гибкое. и сталь, сталь, сталь.

*немецкий язык - лёгкий и чуть угловатый, полая птичья кость.
латынь - холодная, гладкая, тяжёлая, как вымытый морем мрамор или состоящая из ровных пластин стальная цепь.
испанский - гибкий, прочный, тоже холодный, но жжёт по болевым рецепторам, как кожаный хлыст.
японский - ровный, лёгкий, чёткий. перебор полых, матовых керамических бусин с разной тональностью в пальцах.

*ни у кого часом нет песен с текстами на латыни?
лучше всего не думеров или прочих ревущих чуваков, в которых ни черта не разберёшь, даже если они думают, что придумали английский текст, а чтоб разбирать. в идеале - вроде того, что пели Qntal. у меня лежит их 2 песни, больше нету.
нужно для дела и мозг тренировать.

@темы: тихо сам с собою, музыкальный бордель, физиологичная тварь

---

кто там ругается на холод-дожди? буржуи! шлите сюда.
сентябрь, солнце ломит так, что у меня первый раз в жизни сосуды под кожей на открытых частях начинают лопаться. даже летом такого не было.
ненавиздь.

не поздно ли гуглить реальную паранджу.

@темы: убить всех людей, физиологичная тварь

---

*у меня снова начинают активно выживать только цветы, которые были спизжены собственными руками.
эрго: пепел сары клайнфельдер и её детей стучит в моей ярёмной вене по причинам того, что в сердце его засунуть в данную минуту некуда. (это было к тому, что никто не забыт и ничто не забыто, так что рано или поздно...)
про мозг мы скорбно промолчим, пожалуй.

*на самом деле, я с трудом не то что строю отношения, а тупо опознаю разумных людей вне своей актуальной функции. хорошо, когда человек ухитрился в процессе предыдущего общения вписаться мне в картину мира как (хотя бы косвенно) что-то, что связано с интересующей областью. если нет - при любом выпадении из целевой области я резко перестаю понимать, что мне с ним делать вообще и зачем.
грубо говоря, когда я слышу что-то вроде "давай не говорить про А и Б, которые тебя сейчас штырят" и отсутствии у нас какой-то обязательной части вроде совсестной работы на объекте - а о чём со мной говорить, кроме? невозможно же ни о чём.

*вот я смотрю на учебные модули того, что буду курить, если 19 успешно досдам им проходную языковую часть и думаю - а оно мне надо? в смысле, вот прямо здесь и сейчас? можбыть, таки не сдать, пойти семестр поучить следующий уровень языка и успеть, эээ, морально подготовиться к засованию в голову вот прямо сразу ТАКОЙ БОЛЬШОЙ ТОЛСТЫЙ ОБЪЁМ ИНФОРМАЦЫЯ?
но времени я и так пролюбил порядочно, а это возможность и вообще Знагъ. потом покажу, почему.
я сейчас ною и душевно мечусь, потому что если я за это возьмусь, то с середины октября времени и ресурса душевно метаться у меня не будет.

*едешь в поезде, ноут на коленках, книжка по биохимии в зубах, ногти в кнопках застревают, поднимаешь глаза - напротив дева-школоло, юная и глазастая, с плечами шире моих. только беда: у девы половина волос ровной чёлкой лежит на поллица, и алая прядка за ухо уходит, торчит дурацко так. крутишь в голове картинку на ощупь, и не сразу понимаешь - другая сторона же. ещё понимаешь, что ноут поехал с колен, только когда коготь в нём начинает хрустеть.
да, всё ещё.
ыыы.

*я хочу написать длинный пост, посвящённый своему автопилоту, но не уверен, что не получу от него втыка за это потом.
он, по-моему, уже достоин того, чтобы заводить отдельный бложег. хорошо бы, если б хотя бы у него оказалось что-то вроде понимания ценности социума или там контактности. но что-то мне подсказывает...

@темы: трава полевая

---

и ещё

*себе на сейчас:
у разочарования есть много форм.
эта - совсем лёгкая, прогнозируемая, и какую бы побочку ни давала, про такие вещи знаешь - так и должно было быть.
прозрачная.

*просто так

*кому на ночь:
песня из древнего-древнего детства. она звучит примерно так, как ощущаются на выдох некоторые штуки.
мне давно не нужно, но пусть будет) я под неё засыпал когда-то тоже.

@темы: ссылк, музыкальный бордель

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

про фикописание, на фоне, личный вопель, очередная часть вечного.
блядь! придумал АУ-зарисовочку для постебаться, поискал псевдо-обоснуй, прописал пару побочных разговоров, придумал новую теорию заговора в канон, изваял больше двух тыщ слов, поверил в теорию заговора, вписал ангста и больного рейтинга, проникся теорией заговора, поискал методов разобраться, ааа, пиздец, кругом враги, опять, я знал что это никогда не кончится давай тихо мирно убьём всех людей пока они не проснулись, и что я теперь буду со всем этим делать?! блядь. как всегда.
ок, поорал, стало легче.
ещё пицот слов, и спать (с)

@темы: тихо сам с собою

---

рефлексий пост

я не люблю спойлерить такие вещи, но как бы да. душевные метания такие душевные.

когда у тебя есть внезапно не меньше двух очень ценных областей для самореализации и церебрально-технический страстной ебли (да, профессиональное сюда входит) плюс несколько не таких важных, но тоже из категории "при возможности обязательно проработать и получить навыка и результатов". это не считая разброда и направлений внутри каждой, но тут легче
а все их одновременно - нельзя.
вот технически нельзя, слишком разные направления, слишком мало времени и ресурса, слишком мало тебя, элементарно.

и ты уже даже готов расставить приоритеты и списки и сказать - ок, это меня штырит и требует больше, чем остальное, это мне даст больше возможностей, у меня больше базы здесь и вообще, отсюда будет потом хорошо плясать к остальному, ок, значит, начинаем с этого.
а обстоятельства складываются примерно так, что внезапно сейчас - вот все возможности, иди в другое. соседнее. тоже очень нужное и интересное. а то - оставь, нет, сейчас никак не выйдет, технически нереально сейчас.

и ты стоишь как идиот, и головой понимаешь, что доставшийся тебе квест - это ведь тоже тебе надо и ты хотел и хочешь, и ты сейчас за него возьмёшься и сольёшься с ним вдохновенно, но, но, но...
а то, моё, тоже моё? куда? верните, что за нахрен, я же уже?
очень глупо получается. мне надо всё. вернее, мне опять понадобилось больше, чем я могу потянуть, и до чёрта внезапно и возмутительно, что я такой слабый и непрокачанный, а времени в сутках так мало.

и надо снова искать компромиссы и способы состыковать в одной жизни хотя бы куски того, что нужно, не угребя их и себя об них.
я найду, безусловно. я опытный, у меня получается всё лучше.
но так оно дёргает всё ещё и злит же, а.

@темы: тихо сам с собою

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

- интересно, а у изначальной версии отпечатки пальцев есть?
- узор хада в стали у неё есть. и хамон. как индивидуальная характеристика.

это я к тому, что посольство сегодня при собеседовании по продлению визы пожелало от меня отпечатков пальцев. ага. вам легко ржать, а приборчег для считывания мелкий. а в нём выемка, куда прижимать палец. а у когтей прогиб есть, причём в моём случае именно у нужных - самый сильный.
ну вы поняли))

нет - я, конечно, осилил. но к следующему разу, если такое понадобится, придётся что-т придумать, будь там пара мм дополнительно - я бы их из пальцев выломал.
а то как-то они подозрительно выгнулись в процессе, ага. надо переделывать и как-нибудь менять прогиб, что ли.

зы. ещё несколько досланных документов - и за меня, пожалуй, можно будет пить)

@темы: (с)казано, полевое, физиологичная тварь

---

очень мимоездом.

@темы: видеть

---

некоторые штуки - про анатомию, про биологию тупо - казалось бы, теоретически и про других отлично знаешь. но применить к себе, пока не ткнут носом, категорически неспособен.

разница во времени между простой задержкой дыхания и задержкой же дыхания после интенсивного насыщения крови кислородом (тупо пару минут быстро и глубоко дышать, раскрывая все лёгкие) - больше, чем в 2 раза. удивительное ощущение, когда на том участке, где обычно начинается пляска углекислого газа в крови - двигаться спокойно и не чувствовать, что что-то вообще не так.
обоснуй очевиден, но не зайди речь - вообще бы годами не догадался к себе применить и проверить.

какой это всё-таки удобный и функциональный инструмент - тело, и как мало его возможностей реально используешь.
с дыханием - просто пример. а ведь тело слегка так информационный носитель, и к нему мозг пришит.

@темы: физиологичная тварь